Тезис «Фашизм и коммунизм — одно и то же»
Одно из наиболее последовательных политических утверждений, выдвинутых Адорно и Хоркхаймером, состоит в том, что существует «тоталитарная» эквивалентность между фашизмом и коммунизмом, идет ли речь о проектах социалистического государственного строительства, о борьбе с колониализмом в странах «третьего мира» или даже мобилизации «новых левых» в западном мире. Во всех трех случаях те, кто думает, что они вырываются из «общества кандалов», только ухудшают ситуацию.
Очевидный факт, что западные капиталистические страны не создали полноценного оплота против фашизма, возникшего изнутри капиталистического мира, и что именно Советский Союз в конечном итоге победил его, похоже, не заставил их задуматься о жизнеспособности этого невежественного и упрощенческого тезиса (не говоря уже о значении социализма для антиколониального движения и восстаний 1960-х гг.). На самом деле, несмотря на все свои моральные суждения об ужасах Освенцима, Адорно, кажется, забыл, кто на самом деле освободил печально известный концлагерь (Красная Армия).
Хоркхаймер сформулировал свою версию теории подковы[1] с отчетливой ясностью в брошюре, изданной ограниченным тиражом в 1942 г., которая отличалась от эзопового языка большинства публикаций Института. Прямо обвиняя Фридриха Энгельса в утопизме, он утверждал, что обобществление средств производства привело к усилению репрессий и, в конечном счете, к авторитарному государству. «Раньше буржуазия контролировала власти с помощью своей собственности», по словам сына этого миллионера, тогда как в новых обществах социализм просто «не функционировал», за исключением ошибочного убеждения, что он действует — через партию, заслуженного вождя или предполагаемый ход истории — «во имя чего-то большего, чем ты сам»[2].
Позиция Хоркхаймера в этой статье полностью соответствует анархо-антикоммунизму, который является очень широко распространенной идеологией среди западных левых: «бесклассовая демократия» должна возникнуть стихийно из недр народа путем «свободного соглашения», без якобы пагубного влияния партий или государств. Как проницательно заметил Доменико Лосурдо, нацистская военная машина опустошала СССР в начале 1940-х годов, и поэтому призыв Хоркхаймера к социалистам отказаться от государственной и партийной централизации был ни чем иным как требованием капитулировать перед истеричным геноцидом нацистов[3].
Но если в конце памфлета Хоркхаймера 1942 г. есть смутные намеки на то, что в социализме может быть что-то желательное, более поздние тексты полностью раскрывают недвусмысленное неприятие им социализма. Например, когда Адорно и Хоркхаймер рассматривали возможность сделать публичное заявление об их отношении к Советскому Союзу, первый отправил второму следующий черновик запланированной статьи в соавторстве: «Наша философия, как диалектическая критика общей социальной тенденции эпохи, находится в острейшей оппозиции политике и доктрине Советского Союза. Мы не можем видеть в практике военных диктатур, маскирующихся под народные демократии, ничего, кроме новой формы репрессий»[4].
Адорно и Хоркхаймера писали, что даже ЦРУ признало, что Советский Союз не был диктатурой. В отчете от 2 марта 1955 года ЦРУ четко указывало: «Даже при Сталине существовало коллективное руководство. Западное представление о диктаторе внутри коммунистической системы преувеличено. Непонимание по этому поводу вызвано непониманием реальной природы и организации коммунистической структуры власти»[68]. В связи с этим стоит отметить, учитывая полное отсутствие у Адорно и Хоркхаймера материалистического анализа реального социализма, что даже ЦРУ признавало, что Советский Союз не был диктатурой. В отчете от 2 марта 1955 г. ЦРУ четко указывало: «Даже при Сталине существовало коллективное руководство. Западное представление о диктаторе внутри коммунистической системы преувеличено. Непонимание по этому поводу вызвано непониманием реальной природы и организации структуры коммунистической власти»[5].
В 1959 г. Адорно опубликовал текст, озаглавленный «Значение работы с прошлым», в котором он переработал «постыдную правду» «мещанской мудрости», упомянутую в этом более раннем наброске, а именно то, что — в полном соответствии с господствующей идеологией холодной войны на Западе — фашизм и коммунизм — одно и то же, потому что это две формы «тоталитаризма». Открыто отвергая точку зрения «политико-экономической идеологии», которая явно отличает эти два враждующих лагеря, Адорно утверждал, что имеет привилегированный доступ к более глубокой социально-психологической динамике, которая их объединяет[6].
Как «авторитарные личности», утверждал он ex cathedra, фашисты и коммунисты «обладают слабым эго» и компенсируют это отождествлением себя с «реально существующей властью» и «большими коллективами»[7]. Таким образом, само понятие «авторитарная личность» является лживой выдумкой, направленной на синтез противоположностей посредством психологизации псевдодиалектики. Кроме того, возникает вопрос, почему психология и определенные способы рассуждения кажутся, по крайней мере здесь, более важными для исторического объяснения, чем материальные силы и классовая борьба.
Несмотря на попытку психологически отождествить фашистов и коммунистов, Адорно, тем не менее, предположил в том же тексте, что нападение нацистов на Советский Союз может быть ретроспективно оправдано тем фактом, что большевики, как сказал сам Гитлер, представляли угрозу западной цивилизации. «Потому что угроза с Востока, стремящегося поглотить предгорье Европы, очевидна. Тот, кто не противостоит этой угрозе, становится буквально повинен в повторении чемберленовской политики умиротворения» [8]. Аналогия показательна, потому что в данном случае это означало бы умиротворение «фашистских» коммунистов, если бы против них не воевали непосредственно. Другими словами, какой бы неясной и запутанной ни была его фразеология, его слова выглядят призывом к военному противодействию распространению коммунизма (что полностью соответствует поддержке Хоркхаймером империалистической войны США во Вьетнаме).
Свирепое неприятие Адорно реального социализма также полностью проявилось в его диалоге с Альфредом Зон-Ретелем. Последний спросил его, может ли «Негативная диалектика» что-нибудь сказать об изменении мира и была ли китайская культурная революция частью «аффирмативной традиции», которую он осуждал. Адорно ответил, что отвергает «моральное давление» со стороны «официального марксизма» с целью применить философию на практике[9]. «Ничто, кроме отчаяния, не может спасти нас», — утверждал он со своим фирменным щегольством мелкобуржуазной меланхолии[10].
Добавив для пущей меры, что события в коммунистическом Китае не дают повода для надежды, он объяснил с памятной настойчивостью, что всю свою интеллектуальную жизнь он был решительно настроен против этой формы — и, вероятно, других — социализма: «Я должен был бы отрицать все, что я за всю свою жизнь продумал, если бы мне пришлось признаться, что я чувствую что-либо, кроме ужаса, при виде этого»[11]. Открытое погружение Адорно в отчаяние и одновременное отвращение к реальному социализму не просто персональная идиосинкразия, но аффекты, отражающие классовую позицию. «Представители современного рабочего движения, — писал Ленин в 1910 г., — находят, что протестовать им есть против чего, но отчаиваться не в чем». Первая успешная социалистическая революция затем разъясняла, что «отчаяние свойственно тем, кто не понимает причин зла, не видит выхода, неспособен бороться»[12].
Адорно также придерживался данной линии рассуждений или, скорее, ощущений в критике антиимпериалистического и антикапиталистического студенческого движения 1960-х гг. Он согласился с Хабермасом, который сам был членом Гитлерюгенда и четыре года учился у «нацистского философа» (его описание Хайдеггера), в том, что этот активизм равносилен «левому фашизму». Он защищал Западную Германию как действующую демократию, а не как «фашистское» государство, как утверждали некоторые студенты[13]. В то же время он поссорился с Маркузе из-за того, что, по его мнению, он совершил ошибку, подержав студентов и антивоенное движение, прямо утверждая, что ответ на вопрос «что делать?» для хороших диалектиков ничего не значит вообще: «целью настоящей практики было бы ее собственное упразднение»[14].
Таким образом, посредством диалектической софистики он перевернул один из центральных постулатов марксизма, а именно примат практики. Именно в этом контексте, перевернув Маркса с ног на голову, он еще раз повторил идеологическую мантру капиталистического мира: «фашизм и коммунизм — одно и то же»[15]. Хотя он назвал этот лозунг «мелкобуржуазным трюизмом», видимо, признавая его идеологический статус, он не стесняясь принял его[16].
Идеализм — отличительная черта размышлений Адорно и Хоркхаймера о реальном социализме и вообще о прогрессивных общественных движениях. Вместо того, чтобы изучать проекты, которые они ругают, с той строгостью и серьезностью, с которой они иногда подходят к другим темам, они полагаются на стандартные представления и антикоммунистические слухи, лишенные конкретного анализа (хотя они иногда ссылаются на некоторые антикоммунистические публикации, как у неутомимого солдата холодной войны Артура Кестлера, которые щедро финансировались и поддерживались империалистическими государствами и их разведывательными службами)[17].
Это особенно верно в случае их поношения проектов социалистического государственного строительства. Их работы по этой теме не только удивительно лишены ссылок на какие-либо строгие исследования по этому вопросу, но и ведутся так, как будто в таком серьезном участии даже не было необходимости. Эти тексты преклоняются перед господствующей идеологией, полагая, что антисталинизма их авторов достаточно, чтобы не заботиться ни о каких деталях, нюансах и проблемах.
Поэтому нельзя не поставить вопрос, не были ли студенты на самом деле правы, когда в конце 1960-х г. они распространяли листовки, в которых утверждалось, что эти франкфуртские ученые были «левыми идиотами авторитарного государства», которые были «критическими в теории, конформистскими на практике»[18]. Ханс-Юрген Краль, один из докторантов Теодора Адорно, дошел до того, что публично обозвал своего наставника и других франкфуртских профессоров «Scheißkritische Theoretiker [дерьмово-критических теоретиков]»[19].
Он в критическом запале сказал эти слова в адрес упорных сторонников «абстрактной теории», когда его по просьбе Адорно арестовали за работу в университете как члена Социалистической немецкой студенческой лиги. Тот факт, что автор «Негативной диалектики» вызвал полицию для ареста своих студентов, является стандартным пунктом обвинения для его политических критиков. Однако, как мы видели, это лишь самая верхушка айсберга. Это далеко не причудливая аномалия, это согласуется с его политикой, его социальной функцией в рамках интеллектуального аппарата, его классовым положением и его позицией в международной классовой борьбе в целом.
Туалы западного «марксизма»
Брехт предложил неологизм «Tuis» для обозначения интеллектуалов (Intellektuellen), которые, как субъекты товарно-рыночной культуры, получают все наоборот (отсюда Tellekt-uellen-in). Он поделился своими идеями для романа о туалах с Беньямином в 1930-х гг, а позже написал пьесу, основанную на его более ранних заметках, под названием «Турандот или Конгресс обелителей». Брехт вернулся в Германскую Демократическую Республику после Второй мировой войны, чтобы внести свой вклад в проект строительства социалистического государства, в отличие от франкфуртцев, поселившихся в Западной Германии при финансовой поддержке капиталистического правящего класса, и «Турандот» отчасти была написана как сатирическая критика этих западных «марксистов».
В пьесе туалы представлены профессиональными обелителями, которые получают приличную зарплату за то, что вещи выглядят противоположными тому, что они есть на самом деле. «В стране царит бесправие», — заявляет Сен в «Турандот», прежде чем предоставить краткое изложение «абстрактной теории»: «а в школе туалов объясняют, что так и должно быть»[20]. Школа туалов, как и работа Института социальных исследований, учит нас, что нет альтернативы господствующему порядку, и тем самым исключает возможность изменения системы. В одной из самых ярких сцен туалы готовятся к Конгрессу обелителей.
Ну Шан, один из учителей школы, управляет системой шкивов, которая может поднимать или опускать корзину с хлебом перед лицом говорящего. В рамках подготовки юноши по имени Ши Ме стать туалом, он предлагает ему выступить на тему «Почему Кай Е не прав» (Кай Е — революционер, похожий на Мао Цзэдуна). Ну Шан объясняет, что он поднимет хлебницу над головой, когда Ши Ме скажет что-то неправильное, и опустит ее перед его лицом, когда он скажет правильно. После долгих подъемов и опусканий в связи с неспособностью Ши Ме соответствовать господствующей идеологии его аргументы постепенно вырастают до пронзительной антикоммунистической клеветы, лишенной рациональной аргументации: «Кай Е вовсе не философ, а болтун!» – хлебница опускается – подстрекатель, властолюбивый прохвост, шулер, пачкун, растлитель родной матери, безбожник, разбойник – короче говоря, преступник!» – и хлебница опускается и повисает прямо перед пастью оратора[21].
Эта сцена представляет в микрокосме отношения между профессиональными интеллектуалами и их финансовыми покровителями в классовых обществах: первые зарабатывают себе на хлеб как академические свободные агенты, предоставляя последним наилучшую возможную идеологию. Вот пища для размышлений.
То, что Франкфуртская школа смогла предложить кормильцам «общества кандалов», вовсе не было незначительным. Применяя псевдодиалектическую софистику, они высокопарным академическим языком защищали позицию Госдепартамента о том, что коммунизм неотличим от фашизма, несмотря на то, что 27 миллионов советских граждан отдали свои жизни, чтобы разгромить нацистскую военную машину во Второй мировой войне (и это лишь одна из самых вопиющих форм противопоставления коммунизма и фашизма, хотя есть, конечно, и многие другие, так как они смертельные враги). Более того, заменив классовую борьбу идеалистической критической теорией, оторванной от политической практики, они сместили сами основы анализа от исторического материализма к обобщенной теоретической критике господства, власти и самотождественного мышления.
Таким образом, Адорно и Хоркхаймер в конечном итоге сыграли роль радикальных регенераторов. Культивируя видимость радикальности, они регенерировали активность критики как таковой в рамках прозападной, антикоммунистической идеологии. Подобно другим представителям мелкобуржуазной интеллигенции Европы и США, составлявшей основной костяк западного марксизма, они публично выражали свое социал-шовинистическое отвращение к тому, что они называли дикими варварами Востока, осмелившимися а-ля Ленин взять оружие марксистской теории и использовать его из принципа, что они якобы могут управлять собой. Находясь в относительном комфорте своей финансируемой капиталистами профессорской башни на Западе, они защищали превосходство евро-американского мира, который продвигал их, против того, что они называли уравнительным проектом большевистских варваров с нецивилизованной периферии.
Кроме того, их общая критика господства является неотъемлемой частью более широкой антипартийной и антигосударственной идеологии, которая в конечном итоге лишает левых инструментов дисциплинированной организации, необходимых для ведения успешной борьбы против хорошо финансируемых политических, военных и культурных аппаратов капиталистического правящего класса. Это полностью соответствует общему для них всех пораженчеству, которое Адорно открыто выразил, защищая антимарксистскую позицию недеяния как высшую форму практики.
Таким образом, руководство школы туалов во Франкфурте, щедро финансируемое и поддерживаемое капиталистическим правящим классом и империалистическими государствами, включая службы национальной безопасности США, в конечном итоге стало глобальным рупором антикоммунистической политики капиталистического приспособленчества. Заламывая руки над бедствиями потребительского общества, которые они описывали иногда в замечательных подробностях, они тем не менее отказывались делать с ними что-либо практическое из-за исходного положения, что социалистическое лекарство от таких несчастий гораздо хуже самой болезни.
Эта статья основывается на ранее мною опубликованной работе и содержит обширные ссылки, подтверждающие выдвинутые в ней тезисы: Rockhill G. Critical and Revolutionary Theory; in Domination and Emancipation: Remaking Critique, Ed. Daniel Benson. London: Roman & Littlefield International, 2021. Я глубоко признателен друзьям и коллегам, предоставившим свое важно мнение по черновикам этой статьи, в том числе тем, кто предложил оговорки по поводу некоторых аргументов (за которые я беру на себя полную ответственность): Ларри Баск, Хельмут-Гарри Лоуэн, Дженнифер Понсе де Леон, Сальвадор Рангель и Ив Винтер.
* * * * *
[1] В политической науке и популярной культуре теория, согласно которой крайне правые и крайне левые на самом деле не являются антагонистами и не находятся на противоположных концах линейного политического спектра, а во многом походят друг на друга, напоминая концы подковы. – Прим. пер.
[2] Horkheimer M. The Authoritarian State // Telos, № 15, spring 1973. P. 16.
[3] См.: Losurdo D. El Marxismo occidental: Cómo nació, cómo murió y cómo puede resucitar, trans. Alejandro García Mayo. Madrid: Editorial Trotta, 2019. Эта книга, исходно написанная на итальянском, была переведена на английский Стивеном Колатрелла для 1804 Books.
[4] Horkheimer M. Gesammelte Schriften, eds. Alfred Schmidt and Gunzelin Schmid Noerr, Vol. 18. Frankfurt am Main: S. Fischer, 1985. P. 73. Также см.: Müller-Doohm, Adorno, 334. Адорно зашел настолько далеко, что открыто поддержал позицию ярого антикоммуниста, сотрудника ЦРУ Артура Кестлера, написав, что «коммунизм стал «правой партией» (что подчеркивал Кестлер) и […] он полностью отождествил себя с русским империализмом» (Adorno and Horkheimer, Correspondance, Vol. IV, 655).
[5] См. Этот документ в CIA’s FOIA Electronic Reading Room: https://www.cia.gov/readingroom/document/cia-rdp80-00810a006000360009-0 Я хочу выразить признательность Колину Бодэйлу за то, что он обратил мое внимание на этот документ.
[6] Adorno T. Critical Models: Interventions and Catchwords, trans. Henry W. Pickford. New York: Columbia University Press, 2005. P. 94. Адорно Т. Что значит «проработка прошлого» // Неприкосновенный запас, 2005. №2.
[7] Ibid.
[8] Ibid.
[9] Müller-Doohm, Adorno, 438.
[10] Ibid.
[11] Ibid.
[12] Lenin V.I. Collected Works, Vol. 16. Moscow: Progress Publishers, 1977. P. 332. Ленин В.И. Лев Толстой и современное рабочее движение // Наш путь, №7, 28 ноября 1910 г.
[13] Как я писал в «Critical and Revolutionary Theory», подобная оценка относительно части студенчества была полностью оправданной.
[14] Adorno, Critical Models, 267. Фальшивая диалектическая похвала Адорно бездействию как лучшей форме действия повторяется в его переписке с Маркузе по поводу студенческих протестов: «Мы выдержали в свое время, вы не меньше меня, гораздо более ужасную ситуацию — ситуацию убийства евреев, не переходя к практике; просто потому, что этот путь был заблокирован для нас. […] Говоря прямо: я думаю, что вы обманываете себя, что не можете продолжать без участия в студенческих трюках из-за того, что происходит во Вьетнаме или Биафре. Если это действительно ваше мнение, то вы должны протестовать не только против ужасов напалмовых бомб, но и против чудовищных пыток в китайском стиле, которые постоянно практикует Вьетконг» (Adorno and Marcuse. Correspondence on the German Student Movement // New Left Review, № 233, January-February ,1999. P. 127). Он делает аналогичные заявления и в других местах, например, в своем тексте от 1969 г. «Отставка», где он отдает предпочтение «мыслимой утопии» по отношению к какому-либо виду действия: «Бескомпромиссно критический мыслитель, который не отказывается от своего сознания и не позволяет себя запугать действием, на самом деле и есть тот, кто не сдается. […] Мышление на самом деле является силой сопротивления» (Adorno, Critical Models, 293).
[15] Adorno, Critical Models, 268.
[16] Ibid.
[17] Кестлер был важной фигурой в сетях Конгресса за культурную свободу ЦРУ и Департамента информационных исследований МИ-6.
[18] Цит. по: Leslie E. Introduction to Adorno/Marcuse Correspondence on the German Student Movement // New Left Review, № 233, January-February, 1999. P. 119; и Kraushaar, Frankfurter Schule und Studentenbewegung, Vol. 1, 374.
[19] Kraushaar, Frankfurter Schule und Studentbewegung, Vol. 1, 398. Краль был единственным из активистов, кого не выпустили тем же вечером из тюрьмы, и Адорно решил выдвинуть против него обвинения, как он уже сделал в 1964 г. Против студенческой группы «Subversive Aktion», несмотря на давление подобного не делать.
[20] Brecht B. Collected Plays: Six, eds. John Willett and Ralph Manheim. London: Random House, 1998. P. 189. Брехт Б. Турандот, или Конгресс обелителей. Пер. Фрадкина И.М. в Брехт Б. Избранные произведения. М.: Искусство, 1976.
[21] Ibid. 145.
Часть 1 тут
Часть 2 тут
Часть 3 тут
Автор: Габриэл РОКХИЛ
Источник: PhS
