Введение
Многочисленные анархистские проекты, позиции и перспективы объединяет то, что во всех них идёт речь о глубинной связи между средствами и целями: цели никогда не оправдывают средства. Напротив, неэмансипаторные средства дискредитируют и подрывают самые эмансипаторные из целей.
Тем не менее, было бы излишним упрощением полагать, что одного лишь совпадения цели и средств достаточно для полной реализации анархистского проекта – вплоть до наступления «полной» анархии. Поскольку в этом проекте речь идёт о мире без господства, а мы всё ещё живём в обществах, построенных на господстве, сам запрос на соответствие средств целям – уже довольно амбициозен.
Также нельзя обойтись и без определения самого понятия «анархия» – учитывая свойственную ему многогранность. Так как анархия – это не некий абстрактный фантазм, но нечто, что люди вполне могут реализовать на основе своего собственного опыта, в котором анархистская перспектива так или иначе уже частично содержится, или из которого она, по крайней мере, просматривается.
Анархия – это и не заповедный мир, но лишь модальность, с которой люди могут соотносить свои социальные отношения и общественные институты. Если помыслить эту модальность в качестве совместной цели, следует обсудить более подробно, как мы её видим. Иначе мы вряд ли сможем двигаться к ней, делать её убедительной для других и обеспечивать материальные, социальные и психологические основания для её достижения.
Требование общественных отношений, построенных на равенстве, солидарности и свободной воле, – требование серьёзное. Поэтому важно подчеркнуть, что речь не идёт о том, чтобы снижать планку этой глобальной цели до тех незначительных средств, которыми мы располагаем на сегодняшний день. Также речь не идёт и о том, чтобы сделать промежуточные цели окончательными: социальные центры, автономные группы, демонстрации или прямое действие – всё это лишь отдельные шаги для решения ситуативных задач.
Успех в этом, безусловно, значим, и он, конечно, представляет собой самый настоящий повод для радости. Однако при этом важно постоянно удерживать в горизонте внимания и наши изначальные цели всего пути в целом. Ниже я попытаюсь представить некоторые основы актуальной анархистской теории. Многие из них совершенно не новы, но определённо заслуживают закрепления. Речь пойдёт, прежде всего, об анархистской политической теории – как об одном из направлений анархистской мысли, предлагающей ценный взгляд на все области человеческой жизни.
Так, среди областей знания, в которых анархистскому проекту по-настоящему есть что предложить, – педагогика, философия и география. В этом тексте я пытаюсь сделать набросок того, как именно, на мой взгляд, можно и следовало бы задействовать анархистскую теорию. При этом, я не намерен формулировать положений некой «анархистской науки», но лишь попробую соединить знание и опыт в свободном полёте мысли.
Поэтому те, кто рассчитывают оценивать этот текст чисто академически, увы, будут разочарованы. Развивая свои размышления об анархистской теории, я буду опираться на анархистскую литературу, которая частично представлена в приложении. Мой же собственный взгляд на вещи будет обнаруживать себя преимущественно между строк.
Синтез этических целей, организационных принципов и теоретических положений
Проблематика соотнесения средств, методов и целей, составляющего важнейший вызов, который пытаются принять анархист_ки[1], тесно связана также и с проблематикой соотношения этических ценностей, организационных принципов и теоретических положений самого анархизма. В тексте «К новому анархистскому синтезу» я в литературной форме попытался определить основные этические установки анархизма, над которыми нам следует размышлять, и развитию которых мы могли бы способствовать в дальнейшем.
Я ставил своей задачей показать, что принцип множественности и принцип совместной организации никак не противоречат друг другу. Понимание того, что это не с необходимостью означает бесформенную произвольность или либеральную толерантность, и что мы, напротив, готовы энергично менять общество, обеспечивает возможность выстроить внутри него совместный активный и безграничный процесс. При этом речь идёт не о «Едином левом фронте» и не о тоске по некой «всеобщей гармонии», но лишь об уважительном взаимодействии на равных, при котором сохраняется возможность идейного противостояния.
Там, где не были достигнуты в полной мере добровольные соглашения и истинное единодушие, консенсус либо невозможен, либо возможен лишь отчасти, и это – серьёзное препятствие для развития наших совместных текущих инициатив. Этот вопрос касается как этики, так и форм организации, и теоретических оснований. Мой тезис состоит в том, что в анархизме часто речь идёт о необходимости объединять уровни этики, организации и теории, достигнув когерентности между ними, то есть согласовывать их друг с другом. Это хорошо иллюстрирует следующая схема:
Начнём с многообразия, о котором было замечено выше, что в качестве этической ценности оно также может представлять собой ценность эмансипаторную. Анархистская мысль фокусируется на том, с помощью каких организационных принципов и подходов эта ценность будет реализована, и какие у этого должны быть теоретические основания. Как известно, анархист_ки выступают в этом вопросе за децентрализованные формы организации и полагают принцип множественности теоретически подходящей основой для создания безвластного общества.
Верно и обратное: те, кто поддерживает децентрализацию, неизбежно приходят к тому, что признают многообразие в качестве этической ценности и стремятся теоретически обосновать то и другое. Впрочем, этическое многообразие, децентрализованную организацию и теоретическое множество отнюдь не следует понимать как некую самоцель анархизма. Анархистские ценности, принципы и положения никогда не существуют по отдельности, но всегда лишь в тесной взаимосвязи друг с другом.
Характерно, что под многообразием подразумевается не то, что каждый сможет делать всё, что ему заблагорассудится. В гораздо большей степени этот принцип указывает на воплощение равенства: равных прав, равного доступа ко всем жизненно необходимым ресурсам и к принятию решений, касающихся судьбы отдельной личности или группы. Индивидуальность каждого человека учитывается, поскольку в анархизме речь идёт не о механически равномерном распределении собственности, но о её полной ликвидации ради благосостояния всех и каждого.
Анархистское понимание индивидуальности внутри социальной свободы также не предполагает, что каждый может иметь всё что пожелает, и что в «частную жизнь» никто и никогда не будет вмешиваться. Напротив, оно тесно связано с принципом общности, поскольку индивидуальные желания и потребности могут быть удовлетворены только посредством взаимодействия с другими людьми. Вот для чего необходимо конкретизировать, развивать и совершенствовать само понимание общности.
Ещё одну этическую ценность в этой схеме составляет самоопределение. Ни коллектив как целое, ни другие люди не могут решать, что для отдельного человека хорошо, и что плохо. Также никто не может быть принуждён или кем-то убеждён быть частью коллектива, придерживающегося анархистских принципов. Гармоничное соотношение этических ценностей, организационных принципов и теоретических оснований, достижение согласия между ними – вот суть длительного процесса, который не может происходить сам собой и требует активного вовлечения.
Речь идёт не о «нагромождении» принципов, ориентированных на недостижимые идеалы, но об ориентации на те этические, организационные и теоретические представления и концепты, которые получили историческое развитие в рамках анархистского движения. Рассмотренная схема служит наглядной иллюстрацией очень сложной тематики, и призвана внести в неё ясность. Как и у всякого метода, у неё есть границы, и, конечно, она не отвечает на вопрос о том, «как всё обстоит на самом деле».
В этом тексте речь идёт в меньшей степени об анархистской этике, чем об анархистской теории. Одна из её принципиальных особенностей состоит в том, что она не может быть отделена ни от организационных процессов и этических дебатов, ни от общественного движения и нашей повседневной жизни: их актуальный контекст с необходимостью учитывается при развитии самой теории.
В остальном же запрос на коллаборацию этики, организации и теории сам по себе представляет собой запрос глубоко этический – впрочем, как и тезис о том, что проработанные теоретические основания не только необходимы, но и возможны. Для них необходимы лишь определённые организационные рамки.
Пять главных анархистских принципов
И всё же: почему «теоретические положения» вообще продолжают развиваться? Если анархистский порядок функционирует без принуждения и законов, а его цель – максимальная реализация каждого конкретного человека, как вообще в таком случае для него могут провозглашаться некие общие теоретические принципы? Этот вопрос вполне справедлив.
На самом деле существует множество попыток определить анархизм, поскольку, несмотря на свою гетерогенность, он всё же представляет собой нечто вполне конкретное – по меньшей мере, движение, ориентированное на анархическое общественное устройство, то есть на солидарность, равенство и свободную федерацию обществ, с эко-социалистическим типом производства, коммунистическим способом распределения ресурсов, а также эгалитарными, горизонтальными и партиципаторными формами общественной жизни и принятия решений.
Коммуны и прочие коллективы в таком обществе представляют собой добровольные объединения автономных, не централизованных и взаимодействующих друг с другом групп, построенных на принципе инклюзивности и квир-феминизма. Приведённые примеры хорошо обоснованы теоретически, но, увы, представляют собой лишь пустые формулы, если не наполняются содержанием, продиктованным опытом людей и конкретикой ситуаций. Но они всегда наполнялись и будут наполняться.
Вот почему теоретические положения анархизма представляют собой отнюдь не догматичные постулаты, требующие неукоснительного следования только потому, что «анархист_ки должны делать именно так» – такой императив как минимум не объясняет того, почему люди, считающие себя анархист_ками, не могут взаимодействовать и организовываться иначе. Чтобы привести анархистскую теорию в действие, следует обращаться с ней не догматично, а исходя её собственной внутренней логики, целей и понимания путей своего воплощения.
При этом следует понимать, что анархистская теория не одна, их множество. Впрочем, я не стану останавливаться подробно не том, какими именно они могут быть, но лишь укажу вскользь на то, что в любом случае они опираются на богатую практику и связанный с ней опыт. Есть у анархизма и множество других теоретических оснований. Среди них я хотел бы – исходя из заявленной темы – выделить 5 ключевых и сфокусироваться на них:
Множественность: с самого начала современности мы живём в очень сложных социальных системах. Анархистский проект также предполагает сложную систему организации общества. В ней не будет места как бессмысленному перепроизводству продуктов питания и пластика, засоряющего моря, так и потреблению сотен видов различных шампуней.
Опираться на теоретический принцип множественности означает исходить из того, что индивидуальные особенности личностей не противоречат среде проживания, опыту и потребностям коллективов, но могут быть конструктивно соотнесены друг с другом. Непостижимое и не каталогизируемое многообразие человеческой экзистенции и вариаций среды обитания создаёт теоретическое условие для удовлетворения как широко распространённых, так и необычных потребностей.
По мысли Шарля Фурье, пристрастия всех людей вполне могут быть согласованы друг с другом, а это означает, что каждая личность может реализовывать свою продуктивность, исходя из свойственного ей потенциала, интересов и склонностей.
Однако современное общество – в том числе возможное анархистское общество – слишком сложно для того, чтобы быть полностью математически просчитываемым на предмет особенностей, пристрастий, возможностей и интересов всех его членов. Это должны сделать сами люди, участвующие в его жизни, потому что только в этом и состоит настоящая свобода.
Итак, главный тезис здесь таков: именно множественность – верно понятая и прозрачная – обеспечивает хорошее качество жизни каждому отдельному члену общества.
Кооперация: часто говорят, что человек «по своей природе» не социален, и потому анархизм – лишь несбыточная иллюзия. Однако уже Пётр Кропоткин, один из основоположников анархистской теории взаимной помощи, утверждал, что людям свойственно руководствоваться самыми разными побуждениями, и что их выбор часто обусловлен индивидуальными склонностями, особенностями и умениями. Люди в равной степени способны как к кооперации, так и к конкуренции, и сами по себе не с необходимостью «хороши».
В этом смысле развитие навыков кооперации не является неизбежным, даже если верно, что в мире, наполненном, как наш, пересечениями и демаркационными линиями, все так или иначе связаны друг с другом – вольно или невольно. Основная идея состоит в том, что мы можем влиять на среды и контексты, в которых люди взаимодействуют и кооперируются не только потому, что они в них выросли или по какой-то причине выбрали их, но и потому, что они сами видят, что это может что-то им дать.
Это кажется слишком простым, но, тем не менее, это так: ликвидация частной собственности и распределение необходимых продуктов на основании потребностей – сделали бы конкуренцию попросту ненужной – и в пространстве повседневной жизни, и в сфере оплаты и организации труда, и в вопросах оплачиваемого жилья, или последней 79-центовой упаковки мяса[2].
Социальная сингулярность: это понятие несколько сложнее, но я решил использовать его, чтобы указать на концепт, стоящий за ним. Социальной сингулярностью называются сценарии нашего самопознания как людей и организации нашей жизни – с одной стороны в качестве сингулярных единиц, присутствующих внутри ткани общества поодиночке, с другой – в качестве социальных существ, связанных друг с другом и – в хорошем смысле слова – зависящих друг от друга.
Тема, важна для анархизма вот уже более 140 лет – вопрос о наиболее оптимальном соотношении личности и общности, индивидуального и коллективного. Вместо того, чтобы полностью заслонять индивидуальным коллективное – как в либерализме, или коллективным – индивидуальное – как в социалистических и консервативных режимах, анархист_ки стремятся соотнести эти тенденции таким образом, чтобы сообщить индивидуальному и коллективному равную ценность.
Кроме того, внутри самого анархизма существуют также различные представления и направления, расходящиеся по этому вопросу в нюансах. На него трудно ответить однозначно ещё и потому, что наблюдаемое нами на данный момент противоречие между личностью и коллективом свойственно не самому анархизму, и не природе общества, но лишь текущей форме общественного устройства.
В этом смысле понятие социальной сингулярности представляет собой попытку продемонстрировать, что ни одна личность не может существовать отдельно от всех остальных. Наше своеобразие обретается нами только в процессе приобретения опыта взаимодействия с другими. В каждом человеке, которого мы встречаем на своём пути, мы и сами отчасти отражаемся. При этом важно, что мы детерминированы не просто объективными обстоятельствами и неким абстрактным Другим – но личностями, наделёнными собственной волей и поэтому в известной степени ответственными также и за наши действия.
Вольные советы: в гражданском обществе частные лица и корпорации заключают друг с другом договоры. Это позволяет им отстаивать свои права в случае, если договор нарушается. Так становится возможно установить факт нарушения и потребовать от другой стороны выполнения обязанностей. Также практикуется привлечение третьей стороны – например, в форме судебного иска, позволяющего принудить нарушителя к соблюдению правового порядка. Правовое государство легитимизирует себя тем, что любезно защищает права своих граждан_ок.
Однако помимо того, что концепт «гражданства» сам по себе строится на исключении и необходимости приспосабливаться, ключевой для него постулат о мнимом равенстве всех перед законом на самом деле скрывает отношения господства между людьми, находящимися в изначально отличных друг от друга положениях. Это постоянно проявляется как в самом судопроизводстве, так и в том, как законы выполняются, и чьим интересам в действительности служат на структурном уровне.
Вкратце: вольные советы представляют собой нечто противоположное договорам. В них индивиды и группы также могут вступать в отношения, требующие письменного закрепления, или привлекать третью сторону для решения конфликтных ситуаций и предотвращения ссор. Однако при этом никто не делегирует им полномочия принуждать к исполнению своей интерпретации происходящего. Вольные советы могут принимать самые разные формы.
Главное, чтобы они предпринимались исключительно между теми, кого непосредственно касаются, и применялась в каждом новом случае переговоров. В этом отношении анархистская теория отталкивается от того, что участники ситуации вступают в соглашение на свободных основаниях и всякий раз могут приступать к новым переговорам, не опасаясь принуждения. Тот/та, кто систематически нарушает принципы вольных советов, рискует утратить доверие окружающих и встретить скептическое отношение при новой попытке переговоров.
Самоорганизация: автономная самоорганизация коллективов и самоопределение их участни_ц – основополагающий принцип анархизма. Однако без подкрепляющих теоретических положений дело, увы, не заходит дальше пустых рекомендаций. Теории самоорганизации часто оказываются в центре естественнонаучных дискуссий, исследующих сложные способы, посредством которых упорядочиваются галактики или экосистемы.
Одновременно существует множество впечатляющих примеров, наглядно демонстрирующих, насколько абсурдно распространённое представление, согласно которому это люди упорядочивают мир, – особенно учитывая то, насколько они от него отчуждены. И всё же самоорганизацию космологических и экологических систем не следует буквально экстраполировать на самоорганизацию человеческих обществ, поскольку они представляют собой не какой-то «природный» порядок, который просто нужно высвободить для того, чтобы он сложился сам собой. То, как будет организовано общество, – это вопрос волеизъявлений людей, а то, насколько многого нам удастся достигнуть на пути к этой организации – вопрос отношений власти.
Анархизм стремится к максимально равному распределению между всеми людьми власти, понимаемой как доступ к распоряжению ресурсами, участию в принятии решений, преобразовании собственной среды обитания и организации частной жизни. Всё это составило бы надёжную основу для самоорганизации и запуска социальных процессов, продуктивных для всех. Простираясь за пределы личности, эти установки, однако, не становятся неконтролируемыми или отчуждёнными, поскольку сохраняют прозрачность и принципиальную возможность вмешательства.
* * * * *
[1] Прим. пер.: Йонатан Айбиш везде использует написание существительных множественного числа, обозначающих субъект действия, именно с нижним подчёркиванием и суффиксом множественного числа женского рода.
[2]Прим. пер.: В Германии среди граждан нередки споры из-за дешёвых продуктов (например, из-за дешёвого мяса в супермаркете). Это связано с присущим Германии ценовым демпингом, при котором продукты питания оказываются экстремально дешёвыми. Однако изнанкой этого искусственного занижения цен становится разрушение окружающей среды, а также эксплуатация мигран_ток и в целом других стран, где производятся эти продукты.
Таким образом, то, что доступность продуктов в Германии обеспечивается возможностью удерживать зарплату работни_ц на низком уровне. Борьба за такие демпинговые продукты – один из символов сложившейся абсурдной ситуации.
Автор: Йонатан Айбиш — преподаватель политической теории и истории идей, докторант института социологии в Йенском университете имени Фридриха Шиллера, участник и активист гражданских инициатив, построенных на принципах самоорганизации, исследователь истории, теории и практики анархистского проекта
Перевод: Мария Рахманинова
Источник: AKRATEIA
