Во время жестокого одиннадцатидневного нападения Израиля на Газу, ставшего, в сущности, лишь эскалацией ежедневного разрушения им жизни палестинцев, я обратился к работам палестинского писателя и активиста Гассана Канафани. В его повести “Письмо из Газы” рассказчик пишет своему другу в Калифорнию, куда того взяли получать инженерное образование.
Он вспоминает о том, как в 1948-ом году Газа была атакована силами, которые позже станут государством Израиль, и как сильно ему хотелось оставить это место позади, освободиться от поражения.
Но что-то притупило его страсть к побегу. Прежде чем уехать, он навещает в больнице свою тринадцатилетнюю племянницу, Надию, девочку “из поколения, которое было воспитано поражением и переселением до такой степени, что мыслило счастливую жизнь формой социального отклонения”. Её ногу ампутировали; она потеряла её, бросившись укрыть собой от бомб своих братьев и сестёр. Она могла бы спастись, убежать, но не сделала этого. И рассказчик тоже теперь никогда не уедет. Он пишет своему другу:
«Это маленькое смутное чувство, что было у тебя, когда ты покинул Газу, должно быть, выросло в великана в глубине тебя. Оно должно расти, ты должен искать его в себе, чтобы отыскать себя — здесь, среди обломков поражения. Я не приеду к тебе. Но ты — возвращайся к нам! Возвращайся, чтобы учиться у ноги Надии, ампутированной от самого бедра, тому, что есть жизнь и чего стоит существование».
Читая эти строки, я вспомнил слова Карла Маркса, написанные столетием ранее, из его лондонской речи в декабре 1867-го года, и его письмо 1870-го года к товарищам в Нью-Йорке; оба текста — об “ирландском вопросе”. В записи речи Маркса есть слова о том, что ирландский вопрос — это “не просто вопрос национальности, но вопрос земли и существования”.
В письме, Маркс говорит, что “в Ирландии земельный вопрос до сих пор является исключительной формой социального вопроса, так как он представляет собой вопрос существования, вопрос жизни или смерти для огромного большинства ирландского народа, и, в то же время, является неотделимым от национального вопроса”.
Другими словами, между землёй и нацией и жизнью и существованием существует важное соотношение. То, что Маркс называл “национальным вопросом”, было для него способом обдумывания этого соотношения.
В части о национальном вопросе из “Справочника марксизма” Гевина Уокера, который скоро будет опубликован, автор отмечает, что Маркс писал в то время, когда нации находились в состоянии постоянного движения: их территориальные границы перекраивались, языки конституировали национальные большинства и меньшинства, а империализм упорядочивал глобальные иерархи.
Для Маркса было очевидно, что категория нации подразумевает определённую нестабильность — она была местом противостояния, оспариваемым то силами реакции, то освободительными силами.
В своём историческом исследовании периода между 1936 и 1939-ым годом, Канафани предложил марксистский анализ национального вопроса в Палестине. Контекстное поле этого вопроса составляли отношения между реакционным местным руководством, соседствующими арабскими режимами и альянсом сионизма и британского империализма.
Для Палестинцев, осаждённых этим альянсом, национальный вопрос стал преобладать над социальными проблемами; в то же время, антагонизм между империализмом и феодально-религиозным местным руководством привёл к поддержке некоторого уровня революционной борьбы правящим классом.
Капиталистическое развитие происходило неравномерно и за счёт Палестинцев. Сионистско-империалистский альянс в этот период, по словам Канафани, не только способствовал институционализации колониального насилия и поражению рабочего класса в Палестине, но и “успешно подорвал развитие прогрессивного еврейского рабочего движения и еврейско-арабского пролетарского братства”.
Исследование Канафани было прервано автомобильной бомбой, установленной Моссадом в его машине в 1972-ом году, поэтому мы вынуждены обратиться к его художественным работам, чтобы продолжить эту историю. В “Земле печального апельсина” рассказчик вспоминает, как его семья бежала из Палестины в 1948-ом, вместе с сотнями тысяч других беженцев.
Он был слишком мал, чтобы понять, что происходило, но ситуация прояснялась вместе с тем, как он смотрел на взрослых, плачущих при виде апельсинов. Он вспоминает, как их остановила полиция, отнимавшая у беженцев оружие:
“Когда подошла наша очередь, я увидел винтовки и автоматы, лежавшие на столе, и посмотрел на длинную очередь грузовиков, въезжающих на территорию Ливана, кружащих в изломах дорог и оставляющих всё больше расстояния между собой и землёй апельсинов, — тогда меня тоже сразила волна рыданий”.
Некоторые апельсиновые рощи были уничтожены, некоторые — захвачены израильским государством. Этот символ палестинской родины стал символом отчуждения земли — после чего стал символом Израиля. Выкорчёвывание деревьев — не только одна из мощнейших метафор выселения палестинцев, но также один из наиболее разрушительных его эффектов. Около 2.5 миллионов фруктовых деревьев были выкорчеваны с 1967-го года для постройки израильских поселений.
Можно понять почему Маркс назвал национальный вопрос проблемой земли и существования; это описание справедливо и для Палестины. Сельское хозяйство Палестины подрывается постоянным захватом земель и экспансией израильских поселений на палестинскую землю, ограничениями на импорт сельскохозяйственных ресурсов и зависимостью от импортных израильских товаров для домашнего потребления, контролем Израиля над водоснабжением и электричеством, и разрушением транспортной инфраструктуры израильскими бомбами.
Согласно Хааретцу, 97% питьевой воды в Газе непригодны к употреблению из–зазагрязнения нечистотами или высокого уровня засоленности. Последние бомбардировки разрушили системы канализации и прекратили работу крупной опреснительной установки. ООН сообщила о том, что в 2020 году в Газе был отмечен “наивысший уровень безработицы в мире” и что “более половины населения сектора живёт за чертой нищеты”. Последние обстрелы лишили дома более 100,000 жителей Газы.
Кажется достаточно ясным, что экономический характер палестинского угнетения неотделим от его национального характера. Мы могли бы осуществить объективный социальный анализ израильского колониализма и его поддержки американским империализмом, и этот анализ показал бы структурирующую роль глобального капиталистического накопления. Но это не должно скрывать относительно самостоятельный характер национального угнетения.
Зверства, совершаемые Израилем, — это форма терроризма, целью которого являются пытки, устрашение и унижение палестинцев — именно по той причине, что что они палестинцы; продолжающаяся по сей день оккупация основана на нигилистической логике, что разрушает и загрязняет землю и ставит под угрозу само существование палестинских рабочих, которых Израиль стремится не только эксплуатировать, но и уничтожить — потому что они палестинцы. Это попытка полного уничтожения даже малейшей толики контроля, который палестинцы могли бы осуществлять над собственными землёй и существованием.
Эти темы обладают мощным присутствием в Марксовом анализе национального вопроса. Следует отметить, что для Маркса национальный вопрос не был отдельным от вопросов предположительно чисто экономических, или вторичными по отношению к ним. Напротив, изложив свою систематическую критику политической экономии в первом томе “Капитала” всего несколькими месяцами ранее, Маркс полноценно озаботился ирландским вопросом: как в качестве части своих исследований, так и в своей политической деятельности.
Он упорно выступал против влияния колониализма в Интернационале и трудился над кампаниями по защите ирландских политических заключённых после Фенианского восстания — неудавшейся попытки вооружённого захвата власти у английского правительства, произошедшего в Ирландии за три года до того.
В личной переписке Маркс и Энгельс критиковали Фенианцев за непоследовательность их политической идеологии и безрассудный и разрушительный характер их бомбёжек. Но эта критика никогда не выходила в публичное поле — по причинам, указанным Марксом в его работах об ирландском вопросе.
Установленные в Ирландии условия, подробно описанные Марксом в «Капитале» и в последующих речах и письмах, нам вполне знакомы: выселение, отчуждение собственности, перемещение, изгнание с земли, низкие зарплаты, безработица, голод. Таков был экономический характер национального вопроса. Но Маркс также настаивал на фундаментально политическом характере этого вопроса. В 1869-ом году в письме Энгельсу он признался, что раньше верил в возможность переворота колониальной власти в Ирландии вследствии господства рабочего класса в Англии, но дальнейшие исследования привели его к противоположному взгляду.
Он пришёл к выводу, что ирландская независимость являла собой “прямой и абсолютный интерес английского рабочего класса” и что без неё “они никогда ничего не добьются”: “Рычаг должен быть применен в Ирландии”. Пользуясь ещё одной механистической метафорой в 1870-ом году, Маркс описывал Ирландию как “самое слабое место” Англии — словами, которые предвосхитили последующие теории революции 1917-го года в России провозглашающие её “слабым звеном в империалистской цепи”.
Первая причина этого вывода заключалась в том, что господство английского правящего класса над Ирландией поддерживало не только его богатство, но также и его правление в самой Англии. Если бы английская армия и полиция покинули Ирландию, там мгновенно произошла бы сельскохозяйственная революция, которая привела бы к крушению земельной аристократии в Англии.
Английские капиталисты получали выгоду от потока дешёвого мяса и шерсти на английский рынок и были заинтересованы в снижении уровня населения Ирландии через выселения и насильную эмиграцию для того, чтобы “обезопасить” свои инвестиции в землю. Кроме того, излишек, посылаемый из Ирландии в Англию, снижал уровень зарплат английских рабочих.
Но “самое важное!”, как писал Маркс, заключалось в том , что рабочий класс в Англии поделился на “два враждебных лагеря”. Английские рабочие видели в ирландцах соперников, понижающих уровень их жизни; они считали себя частью правящей нации, становясь инструментами аристократов и капиталистов в их борьбе против Ирландии и укрепляя их власть над собой. Маркс сравнивал религиозные, социальные и национальные предрассудки английских рабочих с расизмом “белой бедноты” в США.
Ирландские рабочие, с другой стороны, видели в английских рабочих соучастников английского господства в Ирландии, и этот антагонизм “искусственно поддерживается и разжигается прессой, церковными проповедями, юмористическими газетами” — другими словами, внутри систем, которые сейчас мы называем аппаратом государственной идеологии. Он писал: “В этом антагонизме заключается тайна бессилия английского рабочего класса, несмотря на его организованность. В нем же заключается тайна сохранения могущества капиталистического класса”.
Самой весомой задачей Интернационала было осуществление социальной революции в Англии, потому что она была “единственной страной, в которой материальные условия этой революции достигли известной степени зрелости”. Но единственным способом её достижения было обеспечение независимости Ирландии.
Поэтому Интернационал должен был “поставить себе задачей — всюду выдвигать на первый план конфликт между Англией и Ирландией и всюду открыто принимать сторону Ирландии” для того, “чтобы пробудить в английском рабочем классе осознание того, что национальное освобождение Ирландии является для него не абстрактным вопросом справедливости и человеколюбия, но первым условием его собственного социального освобождения”.
Хочется отметить, что Маркс использует два аргумента в пользу универсального характера ирландской эмансипации: один в объективном и один в субъективном регистре. Сначала он предлагает объективный социальный анализ, построенный на предположении, что наиболее зрелый уровень капиталистического развития создаёт материальные условия для революции.
Однако эволюция объективного материального процесса нелинейна, потому что социальную революцию инициирует вовсе не противоречие между капиталом и рабочей силой, но противоречие между колониализмом и национальной независимостью.
Объективный анализ колониализма указывает не только на нелинейность процесса, но также на то, что кажущееся общее противоречие никогда не существует в чистом виде. Условия для революции — это на самом деле множество накопленных противоречий, сплавленных таким образом, что становится возможным революционный разлом.
Это значит, что эти особенные исторически конкретные формы и условия являются местом для субъективной интервенции — таково моё прочтение Марксова анализа внутреннего антагонизма рабочего класса. Этот анализ также можно рассматривать как версию теории об объективных отношениях между расой и классом или расизмом и капитализмом. Это, безусловно, интересный вопрос. Но не менее важно здесь то, что Маркс пытается объяснить, почему рабочий класс так бессилен, беспомощен, несмотря на свою организованность.
Другими словами, рабочий класс может быть организован, более того — подготовлен организациями классовой борьбы внутри самых зрелых материальных условий для революции — и всё же не представлять собой революционного субъекта. Революционного субъекта не существует заранее; это не просто рабочий класс, не просто объективная социологическая категория.
Революционный субъект должен быть сконструирован политически, а это значило, что национальный вопрос был политическим условием для революционного субъекта. Это политическое условие, однако, намекает на универсальный характер борьбы даже вне его прямого значения для классовой борьбы в Англии.
Конечно, Марксов исторический анализ состава рабочего класса и английского колониализма в Ирландии не может быть применен к каждому типу оккупации и к каждой форме идентитарного раскола. Маркс видел, что в стечении этих конкретных обстоятельств было необходимо преодолеть двустороннюю вражду и подозрения между секциями рабочих масс и добиться дезидентификации с господствующей нацией, что требовало крепкой и широкой поддержки идеи антиколониального освобождения.
Но этот вывод строился на конкретном анализе конкретной ситуации — и именно это нам необходимо повторить сегодня. Нам не обязательно знать заранее, что Палестина — слабейшее звено глобального капитализма, что освобождение Палестины будет рычагом мировой революции или что антагонизм между палестинцами и израильтянами — это тайна бессилия рабочего класса и власти капиталистов, чтобы осознать универсальность палестинской борьбы.
Релевантность открытий Маркса — в утверждении возможности эмансипаторной политики внутри национального вопроса. Важность этого замечания становится очевидной, если вспомнить, что даже до текущих бомбёжек глава отделения ООН по защите прав человека сказал, что жители Газы “заперты в токсичных трущобах от рождения до смерти, лишены достоинства; дегуманизированы израильскими властями до такой степени, что должностные лица, кажется, даже не считают, что эти мужчины и женщины имеют право — и все основания — протестовать”.
Более того, здесь можно найти указание на напряжение внутри концепции революционного процесса у Маркса, проиллюстрированного отношением между зрелостью материальных условий и слабейшей точкой. В анализе Маркса, высший уровень капиталистического развития сгенерировал ситуацию, в которой борьба за национальную независимость получила приоритетность перед классовой борьбой.
Сама национальная независимость стала политическим условием революции. Марксова логика слабейшей точки показывает, что революционный процесс не является предопределённым, а его анализ национального вопроса — что в национальном вопросе присутствует неснимаемое политическое измерение. Это значит, что возможно существование больше чем одной борьбы, а также что их множество обладает универсальным характером.
Маркс указывает на это, когда доказывает, что национальное освобождение — это условие социального освобождения. Если мы согласимся с тем, что революционный процесс не следует предопределённому курсу, и что у него есть обязательные политические условия, то получится, что универсальность борьбы не определяется тем, является ли она рычагом революции, ведь разные ситуации предполагают разные рычаги.
Борьба универсальна из–за самого своего эмансипаторного характера — потому что продвигает принципы справедливости, что распространяются за пределы локальных контекстов и относятся ко всем. Эти принципы, хоть и исходят из локальных контекстов, антагонистичны по отношению к целой системе, что производит и воспроизводит господство и эксплуатацию. Любая борьба за эмансипацию должна способствовать уничтожению этой системы и возникновению новых рациональных и эгалитарных форм жизни.
Это не абстрактная справедливость или гуманитарная деятельность, которые смотрят на колониальную ситуацию и призывают закончить ненависть и противостояние, не гуманистическая вариация типичных формулировок в мейнстримных медиа, приписывающих смерти палестинцев “конфликту”, а не израильской армии. В этом колониальном контексте борьба за универсальное освобождение обязательно является борьбой за палестинское самоопределение.
В своём последнем интервью Канафани сказал, что он стремился к репрезентации универсального аспекта ситуации в Палестине: “В мире не существует события, которое не было бы представлено трагедией Палестины. Когда я изображаю страдания людей Палестины, я на самом деле исследую палестинца как символ страдания во всём мире”. Но как показывает “Письмо из Газы”, он смог изобразить не только страдания палестинского народа.
Он также изобразил непокорную приверженность жизни и существованию, отказ уехать. Когда рассказчик покидает свою племянницу в больнице, её смелость и жертва трансформируют его. Газа поражения и выселения превратилась во “что-то новое. Казалось, что это всего лишь начало”.
Так давайте же позволим непокорности и упорности людей Палестины трансформировать и нас. Так начинается политика.
Источник: syg.ma
Оригинал статьи на английском языке можно прочитать здесь: https://viewpointmag.com/2021/05/27/land-and-existence-in-gaza/
