додому Філософія Св. Хильдегарда Бингенская и мы

Св. Хильдегарда Бингенская и мы

17

7 сентября текущего года в издательстве Стэнфордского университета в свет вышла новая книга известного американского философа и эколога Майкла Мардера «Green Mass: The Philosophical Theology of St. Hildegard of Bingen».

Первое знакомство с трудами Хильдегарды, и в особенности с ее понятием viriditas(буквально: зеленеющая зелень; образно: самообновляющаяся растительная сила творения, укорененная во всех конечных существах) в 2017-18 годах, дало мне толчок к подготовке книги Green Mass, которая посвящена всему, что еще сохранило жизненную силу в материальных и духовных складках жизни, созерцательных и ангажированных установок, визуальных и слуховых регистров.

Название Green Mass наполнено двойным смыслом. Оно одновременно отсылает к тому, что растения оцениваются как самая тяжелая биомасса среди всех других форм жизни на земле, и к музыкальной композиции в христианской литургии, которая “окрашена” по образцу “Рапсодии в голубых тонах” Джорджа Гершвина. Смешение грубо материальных (вес, тяжесть) и утонченных, духовных (церковная музыка) коннотаций этого существительного в английском языке не случайно. Я утверждаю, что Хильдегард нет равных в извлечении высшего смысла из самых обыденных физических реалий, то есть в извлечении теологии из экологии и, наоборот, в наделении теологии экологическим содержанием.

При всем том я не собираюсь реконструировать нечто вроде системы экологической теологии Хильдегарды. Вместо этого я занимаюсь наиболее эмблематичными местами, где духовность и материальность переплетаются, от огня до божественного и конечного существования, не рассчитывая, по разным причинам и с разными целями, на начала и концы исследования. Я утверждаю, что систематизировать сочинения Хильдегарды – значит предать их, заставить их кристаллизоваться в квазиминеральные образования, закрывая глаза на растительные метаморфозы, которые творятся на уровне их содержания и формы.

Признаться, я чувствую особую близость к Хильдегарде, поскольку вижу, что она вегетаризирует теологию примерно так же, как я пытался вегетаризовать западный философский канон. Такие усилия не могут не привести к восхитительному извращению: божественные и метафизические реальности, которые должны быть неизменными, начинают расти, метаморфировать и, да, разлагаться, когда их касаются листья и цветы, корни и ветви.

Именно в этом контексте я сосредоточен на аналогиях и резонансах как средствах, которыми пользуется Хильдегарда, пытаясь раскрыть текучие подобия и симфонические связи между психическими состояниями и способностями, органами растений и феноменами, религиозными фигурами и биологическими процессами.

Я также осознаю, конечно, что литургический смысл “мессы”, заявленный в названии книги и намекающий на идеи Хильдегарды о симфонии бытия, а также на ее музыкальную теорию и практику, не может быть рассмотрен только средствами текста. Вот почему этот проект принадлежит не только мне; я сотрудничаю со шведским виолончелистом и композитором Петером Шубаком. Благодаря работе Петера, резонанс экологии и теологии вливается в отголоски музыки и философии, мышления и пения бытия.

На первый взгляд может показаться, что идеи Green Mass несколько анахроничны. Что мы можем узнать о современном экологическом кризисе из текстов настоятельницы бенедиктинского монастыря XII века? И зачем вообще объединять экологию с теологией?

Ответ на второй вопрос фактически содержит подсказку к первому. Теология и экология – это коды для ментально-психически-духовных и материально-протяженно-телесных отношений, соответственно. Их артикуляция в жизненной силе, посредством viriditas, имеет потенциал для исцеления того раскола, который только усугубился благодаря Декарту, философии которого он являлся предпосылкой, и который несет ответственность за то, что планета оказалась на грани экологической катастрофы.

Онто-теологическая метафизическая традиция, уже ощутимая в христианстве св. Павла, в работах гностиков и в неоплатонизме, рассматривала существование здесь и ниже как бесконечно менее ценное и устойчивое, чем истинная реальность духа. В результате разрушение этого мира, который, с метафизической точки зрения, является лишь туманом или пеленой перед глазами, не рассматривается как нечто ужасное; напротив, конец света должен ознаменовать окончательную победу истины и добродетели над ложью и грехом.

Именно в результате секуляризации этой логики и ее экономических последствий планета превратилась в свалку для промышленной деятельности Запада. Экологический кошмар, в котором мы живем (или умираем) сегодня, является едва замаскированным совокупным результатом идей и практик, которые формировали западную теологическую традицию на протяжении тысячелетий.


Хотя Хильдегарда и встроена в эту традицию, она иначе представляет и экологию, и теологию, и этот взгляд вовсе не является устаревшим, поскольку она вплотную подошла к корням современной экологической катастрофы. Наделяя экологические отношения теологическим смыслом и наполняя теологию экологическими – в основном растительными – понятиями, Хильдегарда намекает, что жестокое обращение с землей и небом, водой и животными, и даже минералами не отличается качественно от жестокого обращения со всем, что является святым в иудео-христианстве.

Ассоциации, которые она выдвигает на первый план, выходят за рамки аллегорического символизма святого Августина: физика и физиология выражают истину духа, а нечто духовное проявляется в самых обыденных явлениях. Будучи к тому же еще и врачом, она предлагает экотеологическое лекарство от экотеологического расстройства, которое представляет собой разрыв между материей и духом.

Крайне важно, что для Хильдегарды драма греха и спасения разыгрывается между экологическими полюсами леса и пустыни, оживляющей силой viriditas и смертоносной силой ariditas, ее сухой палящий зной жутким образом предвосхищает антропогенное глобальное потепление и угрозу массового вымирания из-за катастрофического изменения климата. С одной стороны, контраст между вечным и эфемерным бытием смягчается под влиянием viriditas, которое наполняет конечную жизнь потенциально бесконечной тягой к самовосстановлению.

С другой стороны, ariditas делает более жестким разделение между телом и душой, материей и духом, порабощенным телом и окружающей средой. Оно лишает жизнь условий, необходимых для существования, отделяет живое от жизни, истощает саму жизнь. Описанное таким образом ariditas неотличимо от метафизики и традиционной теологии.

Что касается нашей собственной, предположительно постметафизической, эпохи, то Хильдегарда отлично изображает ее в главе 46 пятого видения, включенного во вторую книгу Scivias. Здесь Бог осуждает необузданное человеческое владычество и контроль над творением: “В Моей власти было зеленое поле [Viridem agrum in potestate mea habui]. Разве Я дал его тебе, о человек, чтобы ты заставил его приносить плоды, какие пожелаешь?” (Scivias II.5.46; CCCM 43, p. 214). Зелень поля, о котором идет речь на этих страницах, является и внешней, и внутренней – зеленью растений и сердца монаха, “посвященного и освященного Мне в крещении”.

Осмелившись опрометчиво коснуться (temere tangere) не столько самого зеленого поля, сколько того, что делает его зеленым, вмешавшись в не принадлежащую им власть (potestas), люди производят странный эффект (effectus) “ни сухого, ни свежего” и “мир, который ни мертв, ни жив” [Unde nec aridus nec viridis effectus est, ita quod nec saeculo mortuus est nec saeculo vivit]” (Scivias II.5.46; CCCM 43, pp. 214-5). Подобно тому, как монах умирает для мира, продолжая жить в нем, так, mutatis mutandis, и наш мир умирает для нас, кто продолжает его населять и пытается собирать его поздние плоды.

Что мы сегодня наблюдаем, так это самовоспроизводство пустыни во все более расширяющихся масштабах, как внутри, так и вне нас – соответствует пророчествам Хильдегарды. Но не только земля становится пустыней; мир тоже опустынивается, царства материи и духа сходятся в своей взаимной нищете. Как выглядит конец света для мира, который, будучи ни мертвым, ни живым, а сам по себе, по своей собственной воле стремится к концу себя и земли? Можем ли мы, – все еще да или уже да, – увидеть себя спустя века и через языки в том провидческом портрете, который написан Хильдегардой?

Майкл МАРДЕР, философ

Источник: Philosophical Salon

НАПИСАТИ ВІДПОВІДЬ

введіть свій коментар!
введіть тут своє ім'я