додому Рецензія «Как может Бог терпеть, когда его подобие земное живет в обличье демона?»

«Как может Бог терпеть, когда его подобие земное живет в обличье демона?»

21

Израильский философ Авишай Маргалит исследовал классический вопрос о том, что такое справедливое общество и как оно возможно, — а заодно целый ряд сопутствующих тем. Предлагаем вашему вниманию фрагмент главы, где автор разбирается, действительно ли бедность унижает человеческое достоинство, или этот аргумент сторонников общества всеобщего благосостояния не работает.

Как идеологические основы, так и реальные предпосылки возникновения государства и общества всеобщего благосостояния неоднократно становились предметом тщательного анализа. Эклектический характер идеи всеобщего благосостояния свидетельствует о том, что истоки этой реки следует искать в нескольких родниках: христианском, социалистическом и этатистском (Бисмарк).

Данная ситуация неоднократно приводила к конфликту в пониманиях того, что, собственно, представляет собой общество всеобщего благосостояния, и прежде всего это касалось разных способов обоснования самой его необходимости. Некоторые мыслители оправдывали необходимость в социальной поддержке тем, что она необходима для сохранения капиталистической системы, ибо создает своего рода страховочную сеть для тех, кто проиграл в экономической гонке и кто в противном случае начнет подрывать систему.

Другие, напротив, видели в государстве всеобщего благосостояния смягченную форму социализма, совместимую с рыночной экономикой, но способную вывести из системы рыночных отношений такие значимые области, как здравоохранение, образование и пенсионные накопления. Меня общество всеобщего благосостояния интересует прежде всего с точки зрения его соотношения с достойным обществом. В исторических источниках, на которые опирается идея всеобщего благосостояния, фигурирует мысль о необходимости покончить с унизительным отношением к бедным в том виде, в котором оно представлено, скажем, в английских законах о бедных.

Во всех вариациях английских законов о бедных начиная со времен Елизаветы I унижение использовалось как страховка против тех людей, которые пытались эксплуатировать систему социального обеспечения как источник бесплатного питания. Идея состояла в том, что благотворительные раздачи хлеба будут поощрять бездельников и приведут к нежелательному стремлению перекладывать личную ответственность на общество. Чтобы отучать лентяев от привычки попрошайничать, требуемая поддержка предлагалась на крайне унизительных для просителя условиях.

Следовательно, согласиться на них мог только человек, полностью лишенный выбора. Привычка называть бедных людей «негодяями» выдает крайне подозрительное отношение к тем, кто оказался в нужде. Этот термин должен был не только служить напоминанием о наклонности нищих бродяг добывать себе средства к существованию грабежом в обществе, где отсутствовало уличное освещение. Подозрительность была основана еще и на уверенности в том, что бедные сами виноваты в своем нынешнем плачевном положении.

Считалось необходимым отличать трудоспособных попрошаек, которые вместо того, чтобы работать, предпочитали паразитировать на обществе и которых называли пауперами, от настоящих бедняков, которые никак не могли исправить сложившуюся ситуацию. Критерием служила готовность жить в работном доме. В работных домах для того, чтобы исправить нравы ленивых и лживых бедняков, использовалась строгая дисциплина — понятие, которое служило эвфемизмом для поругания и унижения.

Авишай Маргалит. Достойное общество. М.: Новое литературное обозрение, 2021. Перевод с английского В. Ю. Михайлина и Н. В. Михайлина. Содержание

Джордж Лэнсбери, впервые посетив работный дом, попечителем которого ему предстояло сделаться, писал, что там «делалось все возможное для поощрения умственной и моральной деградации». В работных домах бедных «воспитывали», тогда как единственный, кого, по словам Лэнсбери, в данной ситуации следовало воспитывать, так это общество: «Истинным критерием цивилизованности служит достойное отношение к бедным».

Мой экскурс в мир Диккенса вовсе не анахронизм, не имеющий отношения к современному миру. Подозрительное отношение к ряженым побирушкам, которые по сути всего лишь бездельники, всегда готовые запустить свои жадные руки в общественный карман, до сих пор вдохновляет критику и в адрес общества всеобщего благосостояния, и в адрес тех, кто в нем нуждается. Стремление подвергнуть нуждающихся унизительным проверкам на истинность их прискорбного положения не так чтобы полностью ушло в прошлое.

Сами диккенсовские реалии, может быть, и исчезли из развитых обществ всеобщего благосостояния, но желание использовать унизительные проверки в качестве страховки от необоснованных притязаний и запросов на социальную помощь существует до сих пор. Я обозначил в качестве одной из исторически сложившихся причин для учреждения государства всеобщего благосостояния стремление избавиться от той унизительной манеры, в которой помощь предоставлялась бедным в обществах, полагавшихся на практики благотворительности.

Но одна из претензий к обществу всеобщего благосостояния заключается в том, что и само оно также содержит в себе момент унижения. Он не только не предотвращает унижения, оно становится его причиной, встроив его в собственные институты. Общество всеобщего благосостояния порождает зависимых людей, лишенных всякого самоуважения и готовых продать право первородства, право на личную независимость, за чечевичную похлебку с общественной кухни.

Это патерналистское общество, которое присваивает право на подмену личного суждения граждан относительно того, что для них хорошо, а что плохо, собственными интересами. Это общество, которое навечно закрепляет за нуждающимися второсортный гражданский статус и фактически отказывает им в социальном взрослении.

Отсюда следует вывод, что достойное общество не должно быть обществом всеобщего благосостояния, поскольку общества всеобщего благосостояния унижают человеческое достоинство.

Мы столкнулись с двумя противоположными позициями: с одной точки зрения общество всеобщего благосостояния является необходимым условием для достойного общества, поскольку только общество всеобщего благосостояния может положить конец институционализированному унижению, которое мешает обществу стать достойным. С противоположной точки зрения общество всеобщего благосостояния само по себе унижает человека, причем унижение это носит институциональный характер, что снимает вопрос о достойном обществе.

Давайте сперва обсудим утверждение, что общество всеобщего благосостояния есть сущностно важное условие построения достойного общества, поскольку оно выступает в роли гаранта от унизительных для человека условий существования, таких как бедность, безработица или отсутствие медицинской помощи.

Основное внимание следует уделить вопросу о том, действительно ли бедность, безработица и отсутствие медицинской помощи представляют собой унижающие человека жизненные условия. И мы не должны забывать о том, что в данном случае наш интерес к обществу всеобщего благосостояния обусловлен вопросом о том, препятствует оно унижению или способствует ему.

Бедность и унижение 

Сперва нам следует провести различие между государством всеобщего благосостояния и обществом всеобщего благосостояния. Государством всеобщего благосостояния является общество, в котором государство обеспечивает социальную защиту и поддержку. В обществе всеобщего благосостояния подобные услуги оказывают добровольные или квазидобровольные организации. Израиль, к примеру, является государством всеобщего благосостояния.

Еврейское поселение в Палестине времен британского мандата было обществом всеобщего благосостояния. Предметом нашего внимания является общество всеобщего благосостояния, но иллюстрировать этот феномен удобнее всего, обращаясь к опыту государства всеобщего благосостояния.

Унижение отнюдь не обязательно есть результат желания унизить. Оно может возникать как следствие жизненных условий, вызванных действиями целых институтов или отдельных индивидов. Так, к примеру, рецессия, которая ведет к безработице, вполне может быть результатом заранее спланированной для борьбы с инфляцией монетарной политики, но с тем же успехом может являться — и в большинстве случаев является — непреднамеренным следствием экономического поведения.

Общество всеобщего благосостояния призвано встать на пути не только сознательного унижения, но и недостойных жизненных условий, таких как безработица, которые чаще всего возникают не как заранее спланированный результат.

Не всякое человеческое несчастье есть причина для унижения. Вопрос заключается в нашей возможности судить о том, в какой именно точке состояние человеческого несчастья может быть сочтено унизительным. Бедность представляет собой прототипический случай — в качестве критерия суждения о том, когда и какое положение вещей, представляющее собой результат человеческих действий, совершенных без выраженного намерения унизить кого бы то ни было, или какие жизненные условия можно считать унизительными. Отсюда ключевой вопрос — унизительна ли бедность сама по себе.

Вопрос не в том, чувствуют ли себя униженными бедные люди, а в том, есть ли у них на то достаточно веские основания. Крайняя бедность может пригасить чувство униженности, но не ликвидирует основания для него. Обсудить этот вопрос я решил при помощи стихотворения, написанного Хаимом Нахманом Бяликом. Стихотворение не аргумент, но его можно таковым сделать. Стихотворение Бялика «Вдовство», в котором поэт мучительно описывает бедность своей матери, помимо потрясающего описания нищеты содержит некое скрытое послание.

В том, что нищета унизительна, поэт не испытывает ни малейшего сомнения, поскольку она «оскорбляет величье Человека». Он даже осмеливается бросить вызов Богу: «Как может Бог терпеть, когда его подобие земное живет в обличье демона, и оскорбляет честь его?» Человеческое достоинство описывается как созданное по образу и подобию Божьему, и это достоинство попрано. Взгляд на бедность как на унижение выражен здесь со всей поэтической силой. Но помимо этого Бялик описывает и те аспекты бедности, из-за которых она воспринимается как унижение:

И над развалинами дома, на руинах жизни 
она внезапно остается обнаженной, 
пустой и голой, без укрытья и защиты.

Одна и нечем заслониться, и покинута 
на произвол души и неудачи.

Червь средь подобных ей людских червей, созданий
униженных и удрученных.

Несчастных женщин, озлобленных, с телами 
искаженными и с жалкою повадкой.

Лишенных красоты и состраданья, не похожих на матерей и жен, 
толпа калек… Их раздражают вопли бродячих кошек, 
которые отчаянно дерутся за оброненный, случайный кусок гниющей плоти.

К специфическим чертам унизительной бедности, которая разъедает чувство человеческого достоинства, относятся обнажение, отсутствие пристанища; возможность остаться «без укрытья и защиты», то есть полная беспомощность и беззащитность; беспросветное ощущение проигрыша; необходимость сражаться за выживание, подобная собачьей грызне за брошенную кость, которая опускает человека до уровня зверя; утрата внешних признаков, которые позволяют воспринимать тебя как женщину и мать; неспособность прокормить собственных детей.

Все это сопровождается грязью; утратой нормальной человеческой внешности; потерей интереса к жизни и желания жить; оскорбительной грубостью («покрыта грязью ртов») тех, с кем она соперничает за выживание; отсутствием нормальных для человека сестринских отношений между оказавшимися в одной трудной ситуации женщинами; унижением со стороны тех, кто «обронил» «кусок гниющей плоти» без сочувствия и сострадания, так, словно бросили кость бездомной собаке.

Этому взгляду на бедность как на унижение противостоит христианская точка зрения: бедность, даже самая крайняя, облагораживает: «… ибо их есть Царство Небесное» (Мф. 5:3). Идея состоит в том, что владение благами земными мешает людям, обладателям бессмертной души, исполнить свое благородное предназначение. Быть бедным — значит освободиться от искушений и внешних атрибутов материализма, и, следовательно, бедность возвышает, а не портит человека. Проблема общества состоит не в том, чтобы свести на нет унижение, уничтожив бедность, а в том, чтобы отделить унижение от бедности.

В том, что касается уничтожения бедности как таковой, и христиане, и иудеи сталкиваются с одним и тем же противоречием в священном тексте. Второзаконие дает нам два противоположных взгляда, причем оба содержатся водной и той же главе (15-й). С одной стороны, идея, вдохновлявшая когда-то пуритан и викторианцев, выражена в стихе 11: «Ибо нищие всегда будут в земле твоей». С другой — в стихе дается представление о том, что общество без бедности возможно: «Разве только не будет у тебя нищего».

Благородная бедность предполагает два условия: первое, что бедный не несет ответственности за семью; второе, что бедность является результатом добровольного выбора. Как в христианстве, так и в буддизме благородная бедность есть бедность монаха или монахини. Переоценка бедности в том смысле, что она утрачивает связь с унижением, ограничена добровольностью выбора и отсутствием детей.

Переоценка бедности как благородного состояния напоминает стоическую позицию в ее киническом изводе. Все, что я написал в начале книги о стоическом отношении к унижению, или, вернее, о стоической убежденности в том, что рабство унизительным не является, верно и в отношении благородной бедности.

Бедность — понятие относительное. Человек, который считается бедным в Калифорнии, по меркам Калькутты будет весьма преуспевающим. Но быть бедным не значит находиться в самой нижней страте по уровню дохода. Бедность — не определительное придаточное к распределению дохода, а социально значимое представление о минимально необходимом уровне существования.

Этот минимум связан со столь же значимым социальным представлением о том, что необходимо для того, чтобы жить по-человечески. Этот минимум отражает ключевое для каждого конкретного общества представление о том, что есть человек, а также идею порога, за которым экономическое гражданство в этом обществе перестает существовать.

До сих пор я старательно различал понятия самооценки и самоуважения. Но когда дело доходит до пороговых характеристик человеческой самооценки, поддерживать подобное разграничение становится весьма затруднительно, особенно в тех случаях, когда бедность воспринимается как неудача, причем неудача совершенно безнадежная, поскольку бедность не оставляет человеку ни единого шанса на то, чтобы прожить достойную жизнь.

Человек придает ценность тому способу жить, который актуален для него на данный момент, не потому, что считает его наиболее предпочтительным, но потому, что в нем есть хоть что-нибудь, что человеку представляется достойным уважения, достойным того, чтобы ради этого жить. Бедность закрывает все пути к тем способам жизни, которые кажутся людям достойными уважения. А вдобавок есть ощущение, что бедность — следствие полной и бесповоротной неудачи.

Одним из проявлений самодовольства сильных мира сего, нашедших отражение в законах о бедных, было стремление возложить ответственность за неудачу на слабые плечи бедняков. Причиной изменившегося отношения к бедным, которое в конечном счете привело к возникновению государства всеобщего благосостояния, стал серьезный удар, нанесенный по образу бедного человека как неудачника, лично виновного в собственных неудачах: бизнес-циклы капиталистической экономики привели к безработице слишком массовой, чтобы идея бедности как результата лени и пьянства сохранила хоть какое-то подобие достоверности.

Массовый призыв в национальные армии также привел к тому, что отношение к новобранцам из бедных семей изменилось. Внезапно выяснилось, что и они могут внести свой вклад в войну. Но хотя убежденность в том, что бедность представляет собой результат моральной ущербности, существенно сдала позиции, она по-прежнему имеет место и служит этакой отравленной стрелой в нападках на общество всеобщего благосостояния.

Ничем не подтвержденная уверенность в том, что в общем и целом бедные сами виноваты в собственном печальном положении, остается прежде всего просто ничем не подтвержденной уверенностью. Кроме того, она принижает честь бедного человека. Но почему убежденность в том, что бедный человек автоматически является неудачником, унижает его человеческое достоинство? Неудача на экзамене, значимом для дальнейшей карьеры, вне зависимости от того, виноват в этой неудаче сам экзаменующийся или нет, мешает человеку, по крайней мере на какое-то время, сделать шаг к тому способу жизни, которому он отдает предпочтение.

Эта неудача может быть болезненной, но она не служит поводом для того, чтобы отрицать само право неудачника быть человеком. Любая переоценка оступившейся личности со стороны общества или со стороны самой этой личности принимает во внимание только одну ее сторону, пусть даже и очень важную. Но точка зрения на бедность как на неудачу включает в себя целостное суждение о человеке как о существе ничтожном, о ком-то, кто не в состоянии получить доступ даже к минимально необходимым для жизни ресурсам.

Взгляд на бедность как на отсутствие доступа к жизненно важным возможностям, ценность которых очевидна самим бедным, заставляет их тоже воспринимать себя как ничтожества, как если бы они были просто не способны жить такой жизнью, которая в их глазах стоила своего названия. За тотальной неудачей стоит никудышный человек, а не просто нерешенная — конкретная — задача. А когда обвинение в никудышности еще и лишено оснований, оно особенно жестоко и несправедливо, поскольку сопряжено с унижением.

Отсюда вывод — бедность унизительна. Общество всеобщего благосостояния создавалось для того, чтобы покончить с бедностью или по меньшей мере с самыми унизительными ее чертами. Общество всеобщего благосостояния решает эту проблему иначе, нежели общество милосердия, которое рассчитывает на жалость как на чувство, побуждающее людей подавать бедным.

Источник: Горький

НАПИСАТИ ВІДПОВІДЬ

введіть свій коментар!
введіть тут своє ім'я