Сегодня «идеологическая война» не имеет ничего общего с противостоянием двух систем: социализма и капитализма. Речь идет о наборе технологий и спецопераций гибридного типа, получившего название «парадигмальная война». Борьба за смыслы, идентичность, историю становится важнее, чем танки и джавелины. «Война за право называть, давать свои имена событиям и явлениям – наивысшая форма войны». Если ты владеешь этим методом, то ты недосягаем для твоего врага и исход войны предрешен.
АВТОРИТАРНЫЙ ПОСТМОДЕРНИЗМ СУРКОВА
Главной жертвой парадигмальной войны является правда в ее экзистенциальном проявлении. Петр Померанцев цитирует Глеба Павловского, говорившего: «Главное различие между пропагандой в СССР и новой России состоит в том, что… в советское время концепция правды имела значение. Даже когда врали, старались сделать вид, что говорят “правду”. Сегодня никто даже и не пытается доказать, что это “правдa”. Можно говорить все, что угодно. Создавать реальности».
Мне кажется, что первым это понял и пророчески описал гиперреальность симулякров еще в 1999 году является российский писатель Виктор Пелевин в романе «Generation П».
Петр Померанцев, в статье «Распутин Путина» («Putin’s Rasputin»), опубликованной в «The London Review of Books» от 20 октября 2011 года, определяет сурковский идеологический конструкт как гибрид постмодернизма и авторитаризма. По его мнению, с постмодернизмом произошло то же самое, что и с социализмом в начале ХХ века, — «Россия усвоила модную и как бы освободительную идеологию социализма, превратив ее в орудие угнетения».
Ключевая роль в становлении этого конструкта Померанцев отводит идеологу “долгого путинизма” – Владиславу Суркову.
“Сурков любит обращаться к новым постмодернистским текстам, – пишет Померанцев. – Кризис метанарративов, невозможность правды, симуляция и симулякры… Гений Суркова состоит в том, чтобы разрывать привычные ассоциативные цепи, поженить авторитаризм и современное искусство, использовать правозащитный язык для оправдания тирании, форматировать и переформатировать демократический капитализм до тех пор, пока он не превратится в собственную противоположность”.
Собственно, Сурков задал тренд на «постмодернный авторитаризм», который мы находим у Дугина, Переслегина, Вайно, Денисовых и пр.
ПАРАДИГМАЛЬНОЕ ОРУЖИЕ
Само определение “парадигмальной войны” в российской литературе впервые появилось в книге Александра Дугина «Философия политики» в 2004 году. Он им обозначал новый тип идеологического конфликта между Россией и Западом. Тогда Дугин апеллировал к классику геополитики Хэлфорду Макиндеру, который считал, что все евразийское пространство, от Западной Европы до Дальнего Востока является ареной невидимой «парадигмальной битвы» внутренних импульсов «суши» и внешних импульсов «моря». Уже в указанной книге Дугин не отрицал, что заимствует часть своих построений из постмодернизма, правда вольно обходится с их трактовкой…
Марк Липовецкий считает, что формулировки Дугина, как, например: «удачливым в постмодерне является тот, кто тоньше надует и злее посмеется»; «в постмодерне нет и не может быть философии»; «постмодерн — конец модерна, значит, конец науки» и т.п.. – это «онтологизирование» представления о постмодерне.
При этом, сам Дугин провозглашает задачу постмодернную «революцию возглавить и направить в другую сторону… выстроить непротиворечивую стратегию в условиях постмодерна». Дугин называет эту стратегию «консервативно-революционной», с характерной для циника ловкостью сглаживая очевидные противоречия.
В любом случае, уже с 2005/2006 гг постмодернистская версия «парадигмальной войны» стала предметом всяческих научных и не очень изысканий в России.
Так, в 2006-7 гг на разработку тематики «парадигмальных войн» был выделен первый грант президента Российской Федерации (грант МК-6378.2008.6.). В его обосновании целью признана «концептуализация тематики конфликтов идентичности и парадигмальных войн в интересах обеспечения национальной безопасности РФ”, которую получил тогда исследователь из Ставропольского государственного университета Максим Попов.
Позже тематика «парадигмальных войн» получила статус «фундаментальных научных исследований» в программах работ Российского института стратегических исследований при президенте РФ.
Кстати, автор этих строк одним из первых информировал руководство СНБОУ в 2007 году о подобных «исследованиях» научно-разведывательных организаций РФ. Однако, там посчитали, что подобные вещи – «не на часи»…
Еще одним персонажем, приложившим руку к концептуализации парадигмальной войны является нынешний глава Администрации президента РФ Антон Вайно.
Виталий Куренной писал , что работы Вайно можно рассматривать как прошедшую в свое время незаметно для публики часть волны публикаций, спровоцированных утопическим призывом Владислава Суркова. Фигурирующие в них ключевые понятия, воинственная устремленность в будущее и вселенский размах замыслов заслуженно ставят эти публикации в ряд с тогдашним многотомным опусом «Проект Россия» и трудом под названием «Войны креатива».
Куренной вообще не щадит Вайно. По его словам, рассуждения главы АП президента РФ об управлении метафизическими «субстанциями» пространства, времени и жизни «с помощью “протоколов”, “правил игры”, которые формирует “элита”, она же “superкласс”», представляют собой пародийно воспроизведенную «философию “постмодернизма” местного разлива».
В 2011 году Антон Вайно в соавторстве с Антоном Кобяковым и Виктором Сараевым в журнале “Экономические стратегии” опубликовали статью под названием «Код рынка», где был изложен своеобразный взгляд на историю как игру в конструирование смыслов.
Эта тема Вайно была продолжена в статье «Капитализация будущего» в журнале «Вопросы Экономики и права» за апрель 2012 года. В данной работе мы находим «замечательное» утверждение, что «нет никаких способов доказать, т.е. обосновать логически, что столь привычный нам окружающий мир – знакомый нам зрительно, на слух и на ощупь – существует реально, а не только в нашем воображении.
Точно так же нет абсолютно никаких способов непосредственно сравнить наши ощущения, которые являются сутью нашего субъективного мировоззрения». А раз так, то мир можно проектировать посредством волевых действий и алгоритмов.
В книге же «Образ Победы» появилось «классическое» утверждение о том, что «война за право называть, давать свои имена событиям и явлениям – наивысшая форма войны»…
Вайно и его соавторы писали, что «образ мира включает в себя образ жизни, образ власти, образ пространства и времени, образ кода рынка, образ игры и ее правил. Смысл жизни, ее суть проявляются в образах — явленных вне времени и вне пространства. Образа формируют образы, форма которых представлена в пространстве и во времени. Форма образов, сохраняющих суть, может трансформироваться в пространстве и во времени.
Форма, потерявшая смысл, резко падает в доверии и в цене. Кризис наступает в момент потери смысла образом. Образы проецируются на различные формы проявления человеческой жизни в виде парадигм, образцов, примеров, бизнес-кейсов и правил игры. История — это линия смысла,отражающая изменение формы, в которой были заложены смыслы».
Снова-таки, на первый взгляд псевдонаучный поток сознания, как и анонсированный Вайно и Ко НООСКОП –«прибор, сканирующий ноосферу, для измерения пространственно-временных изменений ареала жизни». Но уже к 2012 году «война за право давать свои имена событиям и явлениям», как метавойна / семантическая война («уровень, который и не снился Наполеону») – становится центром российской государственной политики национальной памяти.
Свой вклад в дело создания инструментария идеологической войны Кремля с Западом сделал и Сергей Переслегин (Группа «Конструирование будущего») с его «историческим рефреймингом», который делает историю «абсолютным оружием, которое вычеркивает противника из реальности: вместо очередного поколения противника рождается поколение, которое принадлежит той стране, которой удалось приватизировать исторический процесс». Речь идет о книге группы Переслегина – «Сумма стратегии» 2013 года.
В 2014 году, в начале горячей фазы войны на Донбассе, Александр Денисов и Елена Денисова предложили отбросить «политкорректный» дискурс, и признать, что целью информационной / парадигмальной войны является полная или частичная десоциализация субъекта-мишени (читай Украины и украинства). Десоциализация проявляется, в частности, в полном или частичном, временном (обратимом) или необратимом остракизме субъекта-мишени (изоляции).
В развитом варианте такой остракизм (десоциализация) предоставляет политически приемлемый вариант, например, для его последующей физической ликвидации или использования правовых форм насилия/террора при полном одобрении со стороны общества (мирового сообщества). Играя, провести геноцид и ликвидировать целое государство, незаметно и под общее одобрение.
Георгий Почепцов считает, что все эти цитаты и интерес к определенным проблемам создают у нас ощущение, что сквозь них прочитывается и описание того, что есть гибридная война, маскируемая здесь под словом «игра». По крайней мере, это намного ближе, чем просто одиночное употребление понятия нелинейной войны у Суркова.
ПРАКТИЧЕСКОЕ ВОПЛОЩЕНИЕ
В представлении окружения Путина, предметом «парадигмальной войны» (этот термин больше прижился, чем «семантические войны» и «исторический рефрейминг»), является определенное устойчивое и недостаточно рационализированное восприятия действительности.
Особенно благодатным полем развертывания парадигмальных конфликтов является история, которая открывает возможность для широких интерпретаций и реинтерпретации тех или иных событий для достижения каких-либо политических целей.
Следовательно, “задачей парадигмальных конфликтов является выдвижение альтернативных проектов национализма в сфере коллективной безопасности и строительства посттрадиционных идентичностей”.
На практике это проявляется в создании информационного хаоса, изменения восприятия тех или иных процессов «не элитными» группами этнических и политических сообществ. Для этих целей используются как «традиционные» методы воздействия на массы (недостаточно эффективны сегодня), так и новые информационные технологии разъединения и столкновения социальных факторов.
Нужно сформировать «белый-черно-белый формат»: расщепить сознание человека на противоположности «враг-друг», отвлекая тем самым от конструктивных соображений.
Украина это все на себе ощутила в 2013 – 2014 гг. Как говорится, по полной…
Постмайданная Украина рассматривается Москвой как идеологический оппонент, поэтому к нему применимы инструментарий идеологической/парадигмальной войны.
Соответственно, трактовка официальным Киевом тех или иных событий истории воспринимается Москвой как идеологический проект, направленный на легитимацию существующего («прозападного» в представлении российской стороны) политического режима. И с этим идеологическим проектом необходимо всячески бороться.
Сама история тут не при чём. Это ведь игра, где смыслы и исторические факты всего лишь симулякры…
Именно так следует рассматривать и статью Владимира Путина «Об историческом единстве русских и украинцев».Это не научно-политическая статья на историческую тему. Путин выступил с доктринальным манифестом в контексте парадигмального конфликта, как он себе его представляет, в духе авторитарного постмодернизма. История в ней играет роль паттернов российской пропаганды.
В этом контексте нас должны интересовать исключительно практические последствия манифеста.
Как правильно говорит Кость Бондаренко – нам нужно готовиться к геополитическим потрясениям. Которые возможны уже в ближайшей перспективе.
Готовиться к новой войне.
Не разговоры разговаривать о «кластерах» и амнистиях террористов, а перестраивать экономику, Военную организацию под цели обороны. Говорить народу правду, что война надолго. Создавать систему противодействия гибридным и прямым угрозам безопасности.
Продолжение следует…
Источник: Хвиля
