Сегодня, при политическом проектировании на постсоветском пространстве, в почете «простые решения». Так как мир постоянно усложняется, желание получить простой и, главное, предписывающее решение ответ — доминирует.
Сказывается здесь, в том числе, строгая регламентации и ритуализация советской политической действительности, а также монополия на истину, установленная партией. После распада СССР и девальвации советских ценностей, «советский человек» остался вне системы предельных легитимаций. Сегодня советская система ценностей уже не работает, хотя попытки жить согласно девальвированных представлений по-прежнему существует, т.е. первоначальный смысл практик уже давно утрачен и происходит только формальное воспроизведение политических ритуалов.
К счастью, простых решений не бывает, а корень попыток поиска лежит в скрытых за очевидностью проблемах. Буквальный смысл советских ритуалов давно утерян. И выглядит как будто мы попали в город давно рухнувшей цивилизации с неизвестным языком (язык советской номенклатуры), и по своему пониманию начали там жить. Трактуя обустройство их смыслового пространства исходя из своего опыта и знаний. И соответственно, с одной стороны боремся, с другой стороны живем со своим представлением о СССР, т.е. с самими собой.
Сегодня у нас есть политические партии, а у них, в свою очередь, — программы, которые никто не читал и, наверное, какая-то «идеология», разработку которой они заказывают на аутсорсе, а сами иногда даже не понимают. И, естественно, до построения политической инфраструктуры проекта дело не доходит.
Если политическая партия пишет в своей программе «христианские демократы» или «христианские социалисты» — это совершенно не значит, что члены партии смогут объяснить, что это значит, права кого и на что они будут выражать и отстаивать, что является системообразующими элементами их коллектива. И самое главное: совершение каких коллективных действий от них требуется, чтобы соответствовать наименованию «партия»?
Например, Эдвард Бернейс говорит о следующем:
«Инженер может знать абсолютно все о цилиндрах и поршнях парового двигателя, но если он не знает, каким образом ведет себя пар под давлением, запустить двигатель ему не удастся. Человеческие желания и есть тот пар, который заставляет работать социальную машину. Лишь умея понять эти желания, пропагандист получает возможность контролировать огромный разболтанный механизм современного общества».
Конечно все не так просто, особенно в части контроля за обществом, но метафора с паровым двигателем более чем удачная. Так же, интересный пример приводит Мирча Элиаде в предисловии к «Трактату по истории религий». Он задает вопрос:
«…поверит ли натуралист, изучающий слона только через микроскоп, что достаточно
понимает это животное? Ведь микроскоп раскрывает структуру и строение клеток,
а эти структуры и строение клеток одинаковы у всех многоклеточных».
Можно ли приручить животное, исследуя его через микроскоп, или объяснить коллективные действия таких животных?
С исследованием человеческих сообществ дело обстоит сложнее. Как люди переходят от маркерных манифестаций (что они христианские демократы, рабочие, реформаторы, футболисты и т.д.) к образованию устойчивых групп (этнических, профсоюзов, политических партий, спортивных организаций), и от групп к коллективному действию (действуют сообща в отстаивании и продвижении своих представлений и интересов)?
Зачастую эту цепочку воспринимают самоочевидной. Если индивид декларирует себя рабочим, скажем плотником, то собранные с другими плотниками в профсоюз (общественную организацию), они будут отстаивать права на человеческие условия труда и его оплаты. Но это не так. Я ранее уже разбирал проблему, при которой голодный продолжает голодать, а обездоленный страдать, при этом считая, что так и должно быть. Люди не решают проблемы и просто привыкают к ним, «то, что есть» становится должным и безальтернативным. Потому что проблема выдается за очевидность и остается попросту скрытой.
Декларирование себя плотниками несколькими людьми, не приводит автоматически к созданию профсоюза (объединения по интересам), а объединение не приводит к каким-либо действиям — все эти акты не следуют один из другого сами по себе. Например, вооружённые силы группа с четко определенной штатной численностью и невозможностью самовольно покинуть место несения службы.
Но, человек поступающий на службу не всегда готов убивать и тем более умирать сам, хоть и соответствует всем внешним атрибутам военных, носит форму и получает оружие. Точно так же, просто 11 человек в бутсах и форме не становятся футбольной командой сами по себе, исходя из наличествующих внешних атрибутов. А собранные в политическую партию известные в социальных сетях спикеры не становятся партией по сути.
Но, на политическом уровне можем говорить о бюрократии. Рассматривая авторитарные проекты на постсоветском пространстве, я говорил о «бюджетной армии судного дня» (термин Глеба Павловского). Это чиновники всех уровней, объединенные желанием иметь доступ к бюджетному содержанию и способные на все, для сохранения этого содержания. Они же являются одним из столпов авторитарного политического проекта и обеспечивают его непрерывное функционирование.
Как роль в коллективе начинает преобладать над индивидуальной?
Меняется представление о собственной эффективности. Насколько индивид сам способен достигнуть ожидаемых последствий. Т.е., происходит оценка собственного потенциала, что конкретно возможно мобилизовать здесь и сейчас. С поправкой на существование контроля за последствиями со стороны группы и государства. Общность, в том числе, занимается контролем за последствиями, которые косвенно так или иначе затрагивают большинство ее членов, формируют их поведение и приводят к конструированию коллективной визии будущего.
Принадлежность к определенной общности (группе) — это процесс понимания, интерпретации, усвоения, и воспроизведения знания. Я его рассматривал в предыдущих колонках. Важную роль играет понятность и функциональная ценность, т.е. — применимость знания: чтобы знание передавалось максимально целостно необходимо совпадение мотивов, понимания применимости и последствий от применения.
Когда знание понятно, а результаты его применения практически достижимы и приводят к желаемой ситуации, его будут передавать с большей вероятностью. Должна быть конкретная необходимость, приводящая к выразимому и осязаемому, понятному и практически применимому последствию.
Эффективность — один из источников легитимности. Знание обретает дополнительную ценность и значимость, для транслирующего, в момент использования другим индивидом, т.е., вы использовали новое знание, передали его далее, новый человек воспринял его, понял, осознал применимость, получил желаемые последствия — следовательно вы получаете подкрепляющие мотивации и, вероятно, будете использовать его дальше. В этот момент знание перестаёт быть личным и становится частью группы (общности), подкрепляет ее существование.
Следовательно, создание группы (партии, команды, профсоюза и т.д.) должно быть необходимостью. Как только достичь желаемого последствия (результата) можно с большей вероятностью в группе или невозможно достичь иначе как в группе — она будет создана и за возможность участия в ее существовании люди будут нести определенные издержки или даже идти на жертвы.
Но группы конструируются и не являются константами, они находятся в постоянном движении и взаимодействии, потому называться и быть не одно и тоже. Должен быть дан четкий и конкретный ответ на вопрос: «как группа делаете жизнь людей лучше?». Общие достижимые интересы должны быть таковыми, т.е. хотя бы большинство участников группы понимает их суть, осознаёт общими и достижимыми. Так происходит подтверждение (легитимация) конвенций и институтов, установленных в общности, поддерживаемых и передаваемых через знание.
Источник: Koine
Иллюстрация [Ivan Sagita, “Meraba Diri”, 1988]
