«Ваксеры» против «антиваксеров», трамписты против антитрампистов, black lives matter против all lives matter… Когда наблюдаешь очередной приступ сетевых дискуссий «не на жизнь, а на смерть», где дискриминация оппонента с неимоверной легкостью переходит в его дегуманизацию, вспоминаешь почему-то не модные нынче теории постправды, а агамбеновский концепт стазиса, в котором итальянский философ представляет Гражданскую войну как политическую парадигму.
Если совсем коротко, то концепт Джорджо Агамбена (Agamben 2015) сводится к следующим положениям:
- «Стазис» у древних греков означал гражданскую войну в противовес «полемосу» — «внешней» войне, которая велась между полисами или с другими государствами.
- «Стазис» происходил в поле противоречия между городом и семьей («полисом» и «ойкосом») и играл роль границы между политизацией и деполитизацией, за которой дом переходит свои пределы в городе, а город деполитизируется в семье
- Участие в «стазисе» было обязательным, а отказ от него грозил члену «полиса» лишением гражданских прав и фактическим изгнанием. Каждый должен был в обязательном порядке принять ту или иную сторону конфликта и «сражаться» на этой стороне.
- «Стазис» должен заканчиваться гражданским миром, после установления которого должно было наступить «забвение» («амнестия») — ни одна из сторон не должна была вспоминать о «стазисе», или, по крайней мере, не использовать эти воспоминания для мести или во вред другой стороне.
- Греческий «стазис» стал парадигмой политического конфликта для европейской цивилизации.
Отсюда еще несколько выводов. Во-первых, «стазис» для греков был универсальной формой разрешения противоречий внутри полиса, которая замещала традиционно-родовую форму, предполагавшую кровную месть. Общества разрешали проблему этого перехода по-разному — в частности, через законы, заменяющие месть деньгами (вирой, вергельдом). Во-вторых, коль скоро «стазис» парадигмален, его можно применить к анализу любого конфликта, имеющего политическую природу, а не только к терроризму, как это делал Агамбен. Тем более, что соцсети превратили дискурсивные поля каждой страны, да и всего мира, в общую «агору».
И вот тут сегодня можно наблюдать довольно интересную и вместе с тем обескураживающую картину: «схема Агамбена» работает, но с существенными и очень симптоматичными сбоями. Стазис идет, он господствует в пространстве коммуникации и социальных отношений. Но требуемым «гражданским миром» не заканчивается, меняется лишь casus belli.
Самое главное — никто никого «прощать» не собирается. Нет ни спасительной «амнестии», ни новой парадигмы гражданских отношений, которая могла бы утвердиться в результате конфликта. Линии противоречия просто накладываются друг на друга, а сама проблема, как незакрытый гештальт, вытесняется в коллективное бессознательное, чтобы при минимально благоприятных условиях вспыхнуть снова.
Ни одна линия конфликта из возникших в последние десятилетия не получила разрешения хотя бы в дискурсивном поле: не решен ни вопрос неравенства, ни вопрос изменения климата, ни вопрос глобальных дисбалансов. Линия напряжения остаётся похожей на бурлящую и дурно пахнущую взвесь, с которой общество обречено оставаться. Эта взвесь висит над нами Дамокловым мечом — всегда готовая перерасти во что-то кошмарное, но не перешагивающая эту грань.
Впрочем, в пересечении «красной линии» нет нужды — само бурление бессодержательного конфликта и постоянная угроза перерастания его в нечто большее, сам по себе автокатализ эмоциональных всплесков и есть по сути тот самый ад, который не нуждается в «ещё хуже», потому что он и есть «всегда-уже-хуже», потому что он сам по себе достаточно плох — именно тем, что перманентен и оказывает трансформирующее воздействие на человеческую природу и природу межчеловеческих отношений.
Мы можем наблюдать в реальном времени демонтаж гегелевской диалектики. И дело тут уже не в том, что Бьюн-Чул Хан назвал упразднением негативного, которое современное «общество прозрачности» проделывает ради самоускорения (Byun-Chul Khan 2015, 5). Современная ситуация как раз приветствует негативность — противоречия фиксируются как важные и непреодолимые. Что сегодня по-настоящему отменяется (или теряется по дороге), так это гегелевское Aufhebung, «снятие» — диалектический синтез, который, по сути, рождает все новое в этом мире. В случае стазиса «снятием» выступает тот самый «гражданский мир».
В современном мире «снятие» произойти не успевает, оставляя нас с когнитивным диссонансом постоянного неуживчивого соприсутствия противоположностей. Наверное, в этом суть позднемодерного конфликта per se: он не заканчивается и не получает завершения. Но может сколь угодно долго протекать, разворачиваясь и затихая, расширяясь или сужаясь, обостряясь или принимая более мягкие, «политические» формы, словно Гераклитов огонь, сошедший с ума и позабывший о равномерности.
Таким образом, беда даже не в том, что противоречия сталкиваются между собой на бескрайних полях дискурсивного пространства, выплескиваясь из залов заседаний, и с улиц в сознание каждого, и возвращаясь обратно на улицы и в залы заседания, преисполненные ресентимента и жажды мщения. Беда в том, что противоречия, ресентимент и жажда мщения настолько непродуктивны, что не приводят к значимым изменениям. Смена одного casus belli другим — не результат.
«Тайну» такого состояния слегка приоткрыл Славой Жижек в одной из своих рецензий на фильм «Матрица: Воскрешение». Жижек пишет:
«Как Матрица реагирует на то, что люди производят меньше энергии?
Здесь появляется новая фигура по имени Аналитик: он обнаруживает,
что если Матрица манипулирует страхами и желаниями людей,
они производят больше энергии, которую могут высосать
машины». (Zizek 2022)
Если Архитектор из первых фильмов «Матрицы» стремился управлять человеческим разумом при помощи жесткой математики и фактов, то Аналитик из последнего фильма манипулирует чувствами и страхами, повышая, таким образом, «норму прибыли» — то есть, количество энергии, производимой людьми в коконах.
Переход от «Архитектора к Аналитику», похоже, на самом деле маркирует трансформации в позднемодерной матрице. Рози Брайдотти в свое время отмечала, что «Развитой капитализм — это прядильная машина по производству различий
ради их последующей коммодификации». (Брайдотти 2021, 114).
По всей видимости, в последнее десятилетие поздний модерн шагнул еще дальше. Производства различий оказалось недостаточно: для Матрицы гораздо более продуктивным оказался переход к различиям, перманентно конфликтующим между собой и попутно производящим страх, ресентимент и жажду мести. Любая остановка в виде завершения стазиса и обновления полиса грозит Матрице энергетической недостаточностью.
В этом месте обычно принято говорить о том, что выход из ситуации все-таки есть. И что состоит он то ли в осознанности, то ли в солидарности, то ли в объединении усилий, то ли в обращении к тем или иным началам философии. Но элементарная интеллектуальная честность не позволяет завершить сюжет оптимистической кодой.
По сути, мы имеем дело с рекурсивным воспроизводством конфликта как источника развития (или иллюзии развития, иллюзии — что сегодня, по сути одно и то же), который коммодифицируется куда лучше, чем ситуация гражданского мира. Поэтому выход из матрицы вечного стазиса пока не виден — его теперь уже не предлагают даже Вачовски. Но это ни в коем случае не значит, что поиски выхода нужно прекратить.
Оформление — инсталляция “Стреляй и забывай” в музее KW (2016; источник).
Автор: Денис Семёнов
Источник: Koine
