Еще в середине 1990-х гг Украина заявила о своей претензии на региональное лидерство в Черноморско-Каспийском регионе. Однако на протяжении без малого 15 лет мы так и не смогли ресурсно ее обеспечить. Имея выгодное геополитическое положение, находясь на перекрестке транспортных путей из Азии в Европу, будучи промышленно развитым государством с космическими и ядерными технологиями в конце первой декады 21 века Киев оказался не субъектом, а объектом международной политики. Все это время, мир стремительно двигался от биполярной и однополярной к многополярной системе. На мировую арену вышли новые глобальные игроки, которые сумели воспользоваться своим шансом на мировое лидерство (Китай, Индия, Бразилия, Япония и Россия). Чего не хватило нам для модернизационного рывка, существует ли универсальная формула как стать лидером в современном мире?
Феномен новых лидеров
Новые мировые лидеры (Япония, Бразилия, Россия, Индия и Китай) вышли на мировую арену с кризисом однополярного мира во главе с США. После распада Варшавского договора и разрушения СССР, Вашингтон взял на себя функции единоличного центра силы, обещавшего не только конец истории в виде неолиберализма, но и наличие единственного мирового жандарма способного поддерживать мир и стабильность в разных уголках Земли. Однако, США оказались ресурсно и технологически не готовыми к такой миссии.
После распада системы «холодной войны», Америка постепенно теряла инициативу, делегируя региональным лидерам полномочия по поддержанию стабильности. Попытки Вашингтона самостоятельно наводить порядок в Ираке и Афганистане не принесли искомые американской элитой результаты. Как отметил Э.Левин, спасение стабильности в регионе Большого Ближнего Востока, удобной для дружественных США сил, попытки американцев насадить там внешние фасады «демократии» привели только к росту влияния неадекватных экстремистских исламистов.
По словам российского политика А.Кокошина, стремление элиты США обеспечить американскую гегемонию ускорила серьезную эрозию однополюсного мира и способствовала возникновению целого ряда опасных кризисных узлов в мировой политике, да и в экономике тоже.
Поэтому мировое сообщество стало перед угрозой хаотизации международных отношений, ростом нестабильности во всем мире, накопление экономических проблем. Выходом из этого тупика является только реформирование однополярного мира в многополярный, с увеличением доли ответственности новых мировых сил.
Вряд ли эта новая мирополитическая система будет управляться неким новым «концертом великих держав» по аналогии с тем, что имело место в XIX веке, но очевидно, что она должна неизбежно опираться в гораздо большей степени на ООН и на новых лидеров, которые уже заявили о себе.
Речь в первую очередь идет о динамично развивающихся государствах (таких как Япония, ЮАР, Бразилия, Индия, Китай и Россия). Именно они воспользовались благоприятной политической и экономической конъюнктурой и пытаются усилить свои позиции в новом мире.
На данный момент страны БРИК — располагают валютными резервами на 2,8 триллиона долларов, из которых почти 2 триллиона приходится на один Китай. В целом это примерно 42% валютных резервов всех стран мира. Если к этому добавить финансовый потенциал Японии и ЮАР, то в целом можно говорить, что новые лидеры контролируют около 50% валютных ресурсов планеты.
Объем экспорта стран БРИК — 2 триллиона долларов, то есть 10% от общемирового. Из них почти 2/3 — 1,25 триллиона долларов — приходится на Китай, на Россию — в 4 раза меньше, 350 миллиардов. Еще 200 миллиардов — вклад Бразилии и 150 миллиардов — Индии.
Из четырех стран БРИК Россия, Китай и Индия в среднем имеют темпы роста ВВП на 2% выше, чем предполагали эксперты МВФ и Мирового банка. На страны БРИК вместе приходится 16% мирового ВВП.
Уже в ноябре 2008 года Китай запустил 600-миллиардную программу финансовой поддержки реальной экономики для поддержки внутреннего рынка. (Значительно более массивная программа «фискального стимулирования» в США направлена лишь на поддержку финансового сектора.)
Это мощная основа для модернизационного рывка. По словам директора Научно-исследовательского центра мировой экономики Китайского института современных международных отношений Фэнъин Чэнь, «возможности, которые дает кризис для БРИК, лежат в плоскости реформы мировой финансовой системы – мы должны стремиться достичь большего права голоса в мировой финансовой системе. Возможности также лежат в плоскости импорта передовых технологий и оборудования, а также в плоскости привлечения на работу в страны БРИК высококвалифицированных специалистов». Таким образом новые лидеры намерены выйти из кризиса не только сохранив, но и нарастив свой экономический и политический потенциал.
Для начала необходимо отбросить спекуляции на тему ресурсной экономики или «азиатского» способа производства. Лишь Россия имеет четко выраженную энергоресурсную экономику, основывая свое стремление выйти в лидеры на нефтедолларах. Но как показал российский же опыт демократического транзита 1990-х гг., наличие нефти и газа не гарантирует полноценное участие в «большой восьмерке». А Япония вообще почти лишена запасов углеводородов. Не аргумент и огромное население (как в Китае, Индии или в России). Трудовая сила – это еще не ответ на вызов глобализации.
Все пять государств избрали для себя некую модель, которая, несмотря на национальную специфику, определенный геоэкономический и исторический контекст, имеет общие сходные черты.
Во-первых, умение превращать свои проблемы в преимущества. Так лишь 15% японских земель пригодно для сельскохозяйственной обработки. Но это привело к использованию системы террасного земледелия на небольших площадях и сейчас Япония имеет самую высокую в мире урожайность с единицы площади.
В регионе Бангалор 40% всех дорог – грунтовые, а перебои с электроэнергией бывают ежедневно, но это не мешает ему быть индийским центром производства программного обеспечения, на котором работает треть компьютеров в мире.
Япония стала полигоном реализации демилитаризованного экономического прорыва. Не имея затрат на потребности армии (Япония лишена права иметь полноценные вооруженные силы после поражения в войне 1945 года), Токио сфокусировался на продвижении своих интересов на мировых рынках, развивал финансовый сектор, вкладывал деньги в машиностроение, наукоемкое производство и покупал активы в США и Европе. Бурное развитие Индии объясняется огромным количеством рабочей силы и низкой ее стоимостью. А в сравнении с Китаем и низким вмешательством государства в экономику (хотя в Индии сохраняется достаточно протекционистское законодательство и мощный госсектор). Россия использует свои возможности как поставщик нефти и газа в Европу, проводя жесткую энергетическую дипломатию, от которой страдает и Украина.
Тот же Китай, не имея в конце 1970-х гг. полноценной промышленности таки построил ее, привлекая под дешевую рабочую силу иностранный капитал в виде займов, прямых инвестиций, организации СП с зарубежными партнерами и привлечение капитала через СЭЗ. Первая свободная экономическая зона в КНР была создана в 1979 г. в деревне Шэньчжэнь. Теперь это промышленный город с 2-х млн. населением и десятками тысяч совместных предприятий.
Во-вторых, суверенная экономическая политика. Речь в первую очередь идет об отказе от «единоправильности» неолиберального курса. Новые лидеры склонны комбинировать рынок и госрегулирование. В разной степени это характерно всем упомянутым странам, что указывает на некую стержневую модель развития. Ряд западных экспертов говорит о том, что путь БРИК, Японии и ЮАР – это мир государств-корпораций, где будет доминировать некая кейнсианская система госкапитализма. В любом случаи следует признать, что роль государства в экономиках новых лидеров является значительной. Например, в Бразилии госкорпорации играли ведущую роль начиная с мирового экономического кризиса 1930-х гг. Правительство стремилось избежать зависимости от иностранных корпораций. Под контролем государства оказались самые крупные корпорации типа «Petrobras», «Rio Doce Valley Company». Японию вообще можно назвать идеальной моделью государства-корпорации. В отличии от европейской традиции гокорпораций, японская экономика характеризуется объединением производителей, поставщиков, дистрибьюторв и банков в тесные группы под названием “кейрецу” и относительно слабой международной конкуренцией на внутренних рынках. Государство хотя и не владеет значительными активами, но имеет значительное политическое влияние на капитал.
О китайском или российском госкапитализме, который описан во многих материалах в СМИ, вообще не стоит вспоминать. Отметим лишь, что в РФ 75% ВВП страны производиться именно госкорпорациями.
Новые мировые лидеры не гнушаться протекционизмом и активно вмешиваются в экономическую жизнь страны во имя достижение определенных высших целей. Например, стать игроком в региональном или глобальном масштабе, снизить зависимость от внешних инвестиций, поставок энергоносителей, выровнять экспорт и снизить импорт, выйти из кризиса раньше конкурентов и пр.
В-третьих, ставка на наукоемкое производство и высокие технологии. Каждый из новых лидеров декларирует политику технологической модернизации и увеличения части наукоемкого производства. Например, Китай активно развивает технопарки (120 зон освоения высоких и новейших технологий различного уровня, из них 53 – государственного значения). Фактически, технопарки территориально и организационно пересекаются со специальными экономическими зонами. Такое соседство позволяет ученым в парках весьма эффективно взаимодействовать с зарубежными компаниями и участвовать в международном научно-техническом обмене. Только в Шеньяне на 22 км2 сосредоточенно 12 ВУЗов, 30 НИИ, 210 многопрофильных исследовательских лабораторий, 220 предприятий высокой и новейшей технологии, в числе которых 30 компаний с участием иностранного капитала ($7 млрд.). В этих технопарках и происходит копирование полученных заграницей образцов для того, чтобы наладить серийный выпуск, но уже под логотипом «made in Chinа».
Индия давно уже стала родиной компьютерного программирования. Согласно Национальной Ассоциации Программных и Сервисных Компаний (NASSCOM), более чем 185 ведущих IT-компаний пользуются индийскими программными услугами. Этот потенциал все более и более выявляется всемирными программными гигантами типа Microsoft, Hughes, и Computer Associates, которые сделали существенные вложения в Индии. Ряд транснациональных корпораций пользуются относительным преимуществом стоимости и высоко квалифицированным персоналом, доступными в Индии, и открыли центры услуг и центры обработки заказов в Индии с целью удовлетворения потребностей своих клиентов во всем мире.
В-четвертых, боеспособные вооруженные силы и активная политика безопасности. Все новые лидеры (за исключением Японии) являются мощными в военном плане государствами, обладающими боеспособными вооруженными силами, современной военной техникой и являются ядерными (как Россия и Китая) или пороговыми (Индия и Бразилия) государствами (находящимися на грани создания собственного ядерного оружия). Бразилия, также как и Китая, Россия и Индия производят почти весь спектр стрелковых вооружений, высокоточное оружие, новые виды ракет и наземной техники. Также следует отметить, что эти страны формируют собственные пространства политической ответственности где всячески препятствуют продвижению интересов других глобальных игроков (США, ЕС, друг друга). Пекин, Москва и Дели, откорректировали свои нормативные документы в вопросе национальной безопасности в пользу развязывание себе рук для проведения гуманитарных интервенций в интересующих их регионах.
Модернизация: «вашингтонский», «пекинский» или «мумбайский» консенсус?
Идея модернизации экономики, качественной трансформации общественных и экономических отношений захватила и страны постсоветского пространства. В большинстве из них наблюдается «модернизационный зуд», состоящий в интенсивном поиске собственных моделей модернизации или адаптации элементов «вашингтонского», «пекинского» и «мумбайского» консенсуса к национальным условиям.
Хотя сам термин «вашингтонский консенсус» появился именно накануне развала Советского Союза (в 1989 г. и принадлежит экономисту Института международной экономики в Вашингтоне Д.Вильямсону), впоследтсвии его тесно связали с глобализацией и он стал синонимом неолиберализма. Первоначально смысл этого проекта состоял в макроэкономической стабилизации, микроэкономической либерализации и открытии внутреннего рынка. Эти меры предписывались с 80-х годов МВФ тем развивающимся странам, которые, попав в долговую петлю, остро нуждались в валютных кредитах фонда. Позже, по словам российского экономиста А.Салицкого, «вашингтонский консенсус» «приобрел политический оттенок – для одних как символ победы в “холодной войне”, для других – как навязываемая Соединенными Штатами политика “минималистского государства” и монетаризма».
Если абстрагироваться от пропагандистских формулировок, «вашингонский консенсус» можно обозначить как набор экономических принципов:
- приватизация,
- жесткая монетарная политика,
- отказ от бюджетного дефицита,
- либерализация торговли,
- открытость для иностранных инвестиций.
Именно этот рецепт, продвигаемый МВФ, ВБ и другими международными финансовыми организациями, был положен в основу стратегий модернизации многих постсоветских стран.
Однако, по мнению многих экспертов, «вашингтонский консенсус», на исходе первой декады 2000-х гг., начал давать сбои. Так, бывший главный экономист ВБ Д.Стиглиц объявил, что именно политикой “вашингтонского консенсуса” был порожден и азиатский финансовый кризис. Неолиберальные реформы на постсоветском пространстве привели к консервации хронического экономического отставания, сырьевого характера экономики и пр. проблем третьего мира.
Но, несмотря на явные проблемы реализации этой модели, «вашингтонский консенсус» остается одним из основных ориентиров (полюсов) нынешних модернизационных стратегий на постсоветском пространстве.
В качестве альтернативы «вашингтонскому консенсусу» рассматривается «пекинский консенсус» или «китайская модель развития». Принципы этой модели модернизации впервые сформулировал в 2004 г. Дж.Рамо. По его мнению, пекинский консенсус ориентирован на:
- инновации,
- устойчивое, сбалансированное и качественное развитие,
- социальное равенство,
- национальное самоопределение.
Главной отличительной чертой «пекинского консенсуса» является закрытый политический режим. При интенсивном развитии рыночных отношений, китайская модель предполагает отсутствие буржуазной демократии и монополию на политическую власть одной партии. Кроме того, основой пекинского консенсуса выступает современный «азиатский способ производства», национальная (цивилизационная) трудовая традиция.
Следует отметить, что пекинский консенсус показал значительную эфективность. Государственное регулирование и внутриполитическая стабильность обеспечили необходимые условия для успешных антикризисных мер.
В то же время, критики «пекинского консенсуса» указывают на то, что политика свободного рынка привела в Китае к значительному неравенству в доходах. Общий коэффициент Джини в 2008 году достиг 0,47, того же уровня, что и в Соединенных Штатах. Еще большее беспокойство вызывает тот факт, что обитатели китайских городов ныне получают в три с половиной раза больше, чем их сельские сограждане, — это самый высокий разрыв между доходами городского и сельского населения в мире.
Кроме того, по мнению американского исследователя Д.Томсона, заимствование «пекинского консенсуса» странами Африки, Латинской Америки и Центральной Азии приводит к экспорту авторитаризма и экономической зависимости стран третьего мира от китайских товаров широкого потребления.
Существует еще один проект, который может рассматриваться в качестве «образца для подражания» в евразийских странах постсоветского пространства. Речь идет о так называемом «мумбайском (бомбейском) консенсусе» (индийский путь модернизации). По мнению американского исследователя Л.Самерса, мумбайский консенсус, основан на «идее демократического развития государства, приводимого в действие… народно-ориентированным акцентом на растущий уровень потребления и расширения среднего класса. Консенсус, глобально основан не на идее о том, что конкурентоспособность служит государству, которое пытается выиграть игру с нулевым исходом, а скорее на том, что путем международной интеграции государства могли бы диверсифицировать, развить свои сильные стороны, и совместно реализовать преимущества больших глобальных рынков». Л.Самерс противопоставил Мумбайсктй консенсунс как Вашингтонскому консенсусу, так и Пекинскому Консенсусу, подходу государственного капитализма Китая. Современные индийские политэкономисты дают следующие критерии Мумбайского консенсуса:
- плюралистическая демократия (государственный строй);
- постепенность и децентрализация (политика);
- грасс-рутс (низовое) развитие и наделение полномочиями (социально-экономическое развитие);
- доминирование внутреннего спроса и услуг (экономика);
- частное предпринимательство и инновации (бизнес);
- не-экспансионистская международная позиция (геополитика).
Со временем политическая структура Индии привела к децентрализации власти в государственных и местных законодательных органах, а также послужила основой для постепенного и согласованного процесса экономических реформ. Этот вид демократического процесса в сочетании с одновременным поощрением «грасс-рутс» (низового) развития, обеспечило расширение прав и возможностей женщин и уязвимых слоев общества. Промышленность достигла более широкой потребительской базы, экономику стимулировал внутренний спрос и, по мере того, как отрасли откликались на растущие потребности среднего класса, в экономике стал преобладать быстро расширяющийся сектор услуг. Эти промышленные достижения были усилены высоким уровнем сбережений и инвестиций.
В то де время, как и в Китае, Индия все еще является страной с низким уровнем жизни, где более 350 млн человек ежедневно голодают, не имеют доступа к качественному образованию и медицинской помощи. Согласно ИРЧП ПРОООН за 2010 г. Индия занимает 119 место (0,519), намного ниже чем все постсоветские страны.
Каждая из выше названых моделей модернизации является привлекательной для постсоветского пространства. Многие эксперты стран Центральной Азии рассматривают пекинский и мумбайский консенсусы как ориентиры на пути модернизации своих государств.
Что же Украина?
Украина не смогла воспользоваться хорошими стартовыми возможностями для вхождения страны в мировое сообщество. Тем не менее, за эти годы мы так и не создали эффективную политическую систему, не модернизировали экономику и не повысили уровень жизни граждан. Мы имеем псевдодемократию, отягощенную коррупцией, староиндустриальную структуру экономики и общества, недоразвитые рыночные отношения, что стало причиной низкой конкурентоспособности нашего государства в мире. Мы являемся промышленно-аграрной страной, но на самом деле потребляем огромное количество продукции иностранного происхождения – мясо, молочные продукты и т.п. Мы хронически отстаем не только от развитых стран, но и наших соседей по постсоветскому пространству.
Единственным путем впрыгнуть в локомотив глобальных изменений и обеспечить себе хотя бы региональное лидерство является государственное стимулирование развития высокотехнологических производств и инновационных процессов, как на национальном уровне, так и на уровне международного сотрудничества. Нам пока есть что предложить миру.
Сохранить конкурентные преимущества национальной экономики: а) относительно вместительный внутренний рынок со значительными сегментами ненасыщенного спроса; б) значительный промышленный потенциал, который нуждается в модернизации на основе новой технологической компоненты; в) весомый сельскохозяйственный потенциал, в частности зерновой сектор.
Необходимо сформировать новую идеологию определения стоимости национальной рабочей силы, что должно стать основанием в разработке и внедрении программ преодоления последствий мирового финансово-экономического кризиса. Это только то немногое, что можно позаимствовать у новых мировых лидеров для формирования собственной модели приобретения украинского лидерства.
Виталий КУЛИК,
директор Центра исследований
проблем гражданского общества
