Действительно ли это конец неолиберализма?

Дэвид Харви

Действительно ли происходящий кризис свидетельствует об окончании эры неолиберализма? Мой ответ: это зависит от того, что вы подразумеваете под словом «неолиберализм». Я интерпретирую это слово как классовый проект, замаскированный массой разнообразной неолиберальной риторики об индивидуальной свободе, персональной ответственности, приватизации и свободном рынке. Все это было предназначено для реставрации и консолидации власти класса, а в этом отношении неолиберальный проект добился большого успеха.

Один из основных его принципов, применявшийся с 70-х, состоял в том, что государственная власть любой ценой должна защищать финансовые институты. Этот принцип был разработан во время нью-йоркского кризиса середины 70-х и был использован на международном уровне во время кризиса, грозившего Мексике в 1982 году. Кризис угрожал обрушить нью-йоркские инвестиционные банки, поэтому казначейство США и МВФ скоординировали свои усилия по спасению Мексики. Однако тем самым они взяли на себя и ответственность за бедность мексиканского населения, иными словами, защитили банки за счет народа. С тех пор это стало стандартной практикой МВФ. Происходящий сейчас процесс спасения банков – это, по сути, то же самое, только в больших масштабах.

Что же произошло в США? Восемь человек предъявили документ на три страницы, который стал своего рода дулом, приставленным к виску. Они потребовали: «Дайте нам 700миллиардов или больше». Для меня это было что-то вроде финансового переворота, направленного против правительства и населения США. Их действия значат следующее: что вы не выберетесь из кризиса при кризисе самого класса капиталистов; вы сможете выйти из кризиса лишь при условии еще большей консолидации класса капиталистов; мы собираемся покончить с четырьмя или пятью крупнейшими банковскими институтами США и ничего более.

Многие на Уолл-стрит сейчас процветают – например Lazard, специализирующийся на слияниях и скупках компаний, получает огромные сверхприбыли. Некоторые, конечно, разоряются, но в целом происходит массовая консолидация финансовой власти. Эндрю Меллон (американский банкир, секретарь казначейства в 1921–1932 годы) как-то весьма удачно сказал, что во время кризиса активы возвращаются к своим полноправным владельцам. Финансовый кризис – это способ рационализации иррационального. Например, крупный кризис в Азии 1997–1998 годов был результатом новой модели капиталистического развития. Крах привел к реконфигурации, к новой форме власти класса. Может, с политической точки зрения, это и не так. Процесс спасения банков вызвал борьбу в американском Сенате, и это означает, что внутри политического класса существуют противоречия, различные группы могут мешать друг другу, но все же они сдались и не национализировали банки.

Тем не менее, происходящий процесс ведет к усилению политической борьбы. Соответственно, возникает вопрос: почему мы отдаем власть всем этим людям, которые толкают нас в пропасть? Есть вопросы и по поводу выбранных Обамой экономических советников. Например, Лэрри Саммерс был секретарем казначейства в тот ключевой момент, когда все начало действительно рушиться, то есть в конце правления администрации Клинтона. Зачем привлекать столько консультантов с Уолл-стрит и представителей финансового капитала, виновных в возникновении кризиса? Сказанное не означает, что они не собираются перепланировать финансовую структуру. Я полагаю, они осознают необходимость перепланирования, но тогда в чью пользу? Народ действительно разочарован экономической командой Обамы, она не вызывает восхищения даже у мейнстримной прессы.

Необходима новая государственная финансовая структура. Я не думаю, что все существующие институты типа МВФ должны быть упразднены; я считаю, они нам понадобятся, но они должны быть революционно трансформированы. Главный вопрос заключается в том, кто будет их контролировать и какой будет их структура. Нам понадобятся эксперты, которые понимают, как работают сейчас эти институты и как они могут работать. Весьма опасно, когда, как сейчас, государство ищет людей разбирающихся в том, что происходит на Уолл-стрит, так как считает, что лишь посвященные разбираются в этом.

Труд теряет власть: хватит значит хватит

Сможем ли мы выйти из кризиса иным путем, зависит в основном от расстановки классовых сил. От того, сможет ли все население сказать: «Хватит значит хватит, давайте менять эту систему». Взгляните на положение рабочих на протяжении последних 50 лет – эта система не принесла им практически ничего. Но они, тем не менее, не подняли революционное восстание. Последние 7–8 лет условия труда в США в целом только ухудшались, но массовых протестных движений это не вызвало. Финансовый капитализм может пережить нынешний кризис, но это целиком зависит от того, сможет ли происходящее вызвать народное восстание и сможет ли оно стимулировать реконфигурацию работы всей системы экономики.

Рабочий вопрос был одним из главных препятствий на пути к дальнейшей аккумуляции капитала в 60-е и 70-е. Существовала нехватка рабочей силы – как в США, так и в Европе, – рабочие были хорошо организованы и обладали политическим влиянием. Следовательно, одним из главных препятствий накопления капитала являлась проблема доступа к более дешевой и более покладистой рабочей силе. Вариантов решения этой проблемы было множество. Одним из них было поощрение иммиграции. В 1965 году США пересмотрели иммиграционные законы и в результате получили доступ к излишкам людских ресурсов в глобальном масштабе (до этого привилегиями пользовались только белые европейцы). В конце 60-х французское правительство субсидировало импорт магрибских рабочих, Германия – турецких, Швеция – югославских, Великобритания собирала человеческие ресурсы со всей своей империи. Следовательно, проиммигрантская политика была попыткой решения рабочего вопроса.

Еще один аспект – быстрый рост количества технологических изменений, лишавший людей работы. А если провести сокращения не удавалось, люди типа Рейгана, Тэтчер, Пиночета ломали саму систему организации трудящихся. И, наконец, капитал сам отправился туда, где находился избыток рабочей силы. В этом ему помогли, во-первых, техническая реорганизация транспортной системы (крупнейшее революционное изменение в этой области заключалось в контейнеризации, что позволило производить запчасти автомобилей в Бразилии и дешево доставлять их, например, в Детройт), а во-вторых, новая система коммуникаций, которая позволила выстроить сеть производства товаров на глобальном уровне.

Все это позволило решить рабочий вопрос в пользу капитала, поэтому с 1985 года перед капиталом такой вопрос не вставал. Возможно, в определенных сферах и возникали частные затруднения, но в целом, на глобальном уровне, капитал имел доступ к огромным массам трудовых ресурсов. Внезапный крах Советского Союза и трансформация Китая в течение 20 лет пополнили армию мирового пролетариата еще на 2 миллиарда. Следовательно, доступ к трудовым ресурсам более не является проблемой и, в результате, труд был лишен власти на протяжении последних 30 лет.

Раз рабочие лишены власти, значит, у них низкие зарплаты, а ограничение зарплат, в свою очередь, ограничивает рынок. Тогда перед капиталом уже возникают проблемы, связанные с собственными рынками. И вот что произошло в дальнейшем.

Во-первых, разница между тем, что рабочие зарабатывали, и тем, что тратили, покрывалась ростом производства кредитных карт и увеличением задолженностей домохозяйств. Если в США 80-х среднестатистическая семья была должна около 40 тысяч долларов, сейчас – около 130 тысяч, включая ипотеку. Уровень задолженностей домохозяйств взмыл до небес. Такое положение приводит к финансиализации, к тому, что перед финансовыми институтами встает вопрос о поддержке долгов семей рабочего класса, чьи заработки не растут. Вы начинали работать с респектабельным рабочим классом, но к 2000-му вы уже начинаете искать все эти субстандартные ипотечные закладные. Вы хотите создать рынок. Следовательно, финансы начинают поддерживать финансирование долгов людей, практически не имеющих дохода. А если вы этого не сделаете, что станет с теми, кто развивает рынок собственности и строит дома? Поэтому вы пытаетесь стабилизировать рынок посредством финансирования задолженностей.

Кризис стоимости активов

Начиная с 80-х, богатые становятся все богаче благодаря урезанию зарплат. Нам говорят, что они хотят инвестировать в новые виды деятельности, но они этого не делают. Большинство из них вкладывает инвестиции в активы, то есть в рынок акций, рынок акций поднимается – и тогда богатые считают, что произвели удачные инвестиции и вкладывают еще больше денег в рынок акций, и из рынка акций получается мыльный пузырь. Это похоже на схему Понци (финансовую пирамиду), только без организующего ее Мэдоффа. Богатые поднимают стоимость активов, включая акции, собственность и даже рынок произведений искусства. Эти инвестиции вызывают финансиализацию. Но если вы повышаете стоимость активов – это отражается на всей экономике в целом, и жить на Манхэттене, не влезая в долги, становится просто невозможно. Инфляция стоимости активов затрагивает всех, в том числе и рабочий класс, доходы которого не растут. И вот в результате мы получаем коллапс стоимости активов: рынок жилья обрушился, рынок акций обрушился.

Проблема отношений между предположениями и реальностью существовала всегда. Долг предполагает определенную будущую стоимость товаров и услуг, следовательно, предполагает дальнейший рост экономики на протяжении последующих 20–30 лет. Он предполагает снижение в будущем процентной ставки. Рост финансовой сферы после 70-х имеет много общего с тем, что, как я полагаю, является следующей ключевой проблемой – я бы назвал ее капиталистической проблемой поглощения излишков. Как говорит теория прибавочной стоимости, капиталисты производят прибавочный продукт, часть которого они должны впоследствии присвоить, рекапитализировать и прибыльно реинвестировать. Предполагается, что они всегда смогут найти свободную область для расширения. В статье «Право на город», которую я написал для New Left Review, я писал, что за последние 30 лет огромное количество излишков капитала поглощал процесс урбанизации: урбанистическая реструктуризация, экспансия и спекуляция. Каждый город является огромной строительной площадкой для поглощения избыточного капитала. Сейчас, конечно, многие такие проекты заморожены.

Однако подобный способ поглощения с каждым годом становится все более проблематичным. В 1750 году стоимость общего производства товаров и услуг была около 135 миллиардов долларов в постоянной стоимости. К 1950-му – это уже 4 триллиона, к 2000-му – 40 триллионов, сейчас – 50. И если Гордон Браун прав, то этот показатель через 20 лет удвоится и к 2030 году достигнет 100 триллионов.

На протяжении всей истории капитализма общий коэффициент роста был около 2,5 % в год. Это означает, что к 2030 году необходимо будет найти возможность прибыльного вложения 2,5 триллионов долларов, а это очень трудная задача. Я думаю, что уже с 1970 года возникали серьезные затруднения поглощения все большего и большего количества избыточного капитала в реальном производстве. Все меньше его попадает в реальное производство и все больше идет на спекуляцию стоимостью активов, что и становится причиной частых и глубоких финансовых кризисов, происходящих с 1975 года. Все они – кризисы стоимости активов.

Я полагаю, что если мы сейчас выйдем из кризиса, но аккумуляция капитала при этом будет на уровне 3 % коэффициента роста, тогда у нас возникнут по-настоящему серьезные проблемы. Перед капитализмом стоят преграды, которые ставит окружающая среда, рынок и прибыльность. Произошедший недавно поворот к финансиализации был вызван необходимостью решить проблему поглощения избыточного капитала, но он не может не вызывать периодической девальвации. Именно это сейчас и происходит: потеря нескольких триллионов долларов стоимости активов.

Следовательно, термин «спасение национальной экономики» некорректен, поскольку процесс затрагивает не всю финансовую систему, а лишь банки и класс капиталистов, списывая их долги, их проступки и только их. Деньги получают банки, но не лишенные права собственности владельцы домов, – и владельцев домов это возмущает. Банки используют деньги не для выдачи ссуд, а для скупки других банков. Они консолидируют власть собственного класса.

Коллапс кредита

Коллапс кредита для рабочего класса означает конец финансиализации как средства решения кризиса рынка. Следствием будет огромный уровень безработицы, коллапс многих отраслей индустрии, если, конечно, не будут предприняты эффективные меры по предотвращению всего этого. Сейчас ведутся дискуссии о возврате к кейнсианской экономической модели, и план Обамы, заключающийся в широком инвестировании общественных работ и «зеленых» технологий – это просто возврат к испытанным методам решения проблемы. Я весьма скептически отношусь к тому, что Обама сможет все это сделать.

Для того чтобы понять происходящее, необходимо выйти за рамки процесса труда и производства и рассмотреть сложные взаимоотношения государства и финансов. Необходимо понять, как национальный долг и кредитная система стали изначально основными средствами первоначального накопления. Я называю этот процесс накоплением через изъятие – что сейчас и наблюдается в строительной индустрии. В статье «Право на город» я показал, как во времена Второй империи во Франции удалось оживить капитализм: государство вместе с банкирами образовали новую форму государственно-финансового капитала для перестройки Парижа. Это обеспечило полную занятость, строительство бульваров, системы водоснабжения и канализации, формирование новой транспортной системы. С помощью этой же системы был построен и Суэцкий канал. Финансировалось все это в основном в долг. Современная же государственно-финансовая система претерпела серьезную трансформацию с 1970-х: она стала международной, открытой всем типам финансовых инноваций, включая деривативный рынок, спекулятивный рынок и т.д. Была сформирована новая финансовая структура.

В данный момент, я думаю, власти находятся в процессе поиска новой финансовой структуры, которая сможет разрешить проблемы, но не в пользу рабочего класса, а в пользу класса капиталистов. Я думаю, они пытаются найти решение, которое удовлетворит капиталистов, и если всем нам закрутят гайки – будет очень плохо. Единственное, что их беспокоит, – не поднимем ли мы революцию. А пока этого не происходит, они перестраивают систему в соответствии со своими классовыми интересами. Я не знаю, как будет выглядеть эта новая финансовая структура. Но если внимательно рассмотреть происходившее во время нью-йоркского финансового кризиса, то становится понятно, что финансисты и банкиры сами не знают, что делать. Их действия напоминает бриколаж. Они собрали все заново по кусочкам и получили новую конструкцию. Но к какому бы решению они ни пришли, оно удовлетворит их лишь постольку, поскольку мы не будем возмущаться и требовать чего-то, что нас удовлетворяет. Люди вроде нас с вами играют в этом процессе важнейшую роль, так как поднимают на повестку дня все эти вопросы и оспаривают легитимность принятых решений, производя анализ возникающих проблем и возможных путей их решения.

Альтернативы

Нам необходимо по-настоящему использовать свое право на город. Мы должны задать более насущный вопрос: ценность банков или ценность человечества. Банковская система должна служить людям, а не существовать за их счет. Единственный способ реального проявления права на город – это самим взяться за решение проблемы использования капиталистической прибавочной стоимости. Мы должны обобществить капиталистическую прибавочную стоимость и навсегда решить проблему трехпроцентного накопления. Мы достигли сейчас такой точки, когда постоянный трехпроцентный рост будет постоянно приводить к экологическим катастрофам, социальному напряжению, таким образом, мы будем просто переходить из одного кризиса в другой.

Главной проблемой является вопрос использования избытков капитала эффективно и с пользой. Я полагаю, что социальные движения должны объединиться вокруг идеи получения большего контроля над прибавочным продуктом. И хотя я не сторонник возврата к кейнсианской модели образца 60-х, я все же считаю, что тогда было больше социального и политического контроля над производством, утилизацией и распределением избыточного капитала. Оборотный избыточный капитал вкладывался в строительство школ, больниц и инфраструктуры. Тогда именно определенные неудачи класса капиталистов, вызванные протестными движениями конца 60-х, не позволили им полностью контролировать избыточный капитал. Но количество этого капитала, усвоенного государством, с 70-х осталось практически неизменным. Это означает, что класс капиталистов все же остановил процесс дальнейшей социализации прибавочной стоимости. Ему также удалось превратить слово «правительство» в «управление», government в governance, сделав правительственную и корпоративную деятельность достаточно пористой, что и порождает ситуации, подобные иракской, когда частные подрядчики безжалостно используют сложившуюся ситуацию ради извлечения легких прибылей.

Я полагаю, мы движемся к кризису легитимности. На протяжении последних 30 лет нам говорили, цитируя Маргарет Тэтчер, что неолиберальному свободному рынку, приватизированному миру «нет альтернативы», а если мы не преуспели в таком мире – то это наша вина. Я думаю, очень трудно просто сказать, что при происходящем кризисе права выкупа власти поддерживают банки, а не людей, которых лишили права выкупа. Можно обвинить людей, лишенных права на выкуп, в безответственности, причем в США в этом аргументе содержится много расистского. Когда первая волна лишения прав выкупа захлестнула Кливленд и Огайо, она опустошила районы, где живут темнокожие американцы. Многие отреагировали на нее так: «Ну да, чего же еще ждать от этих черных – они же такие безответственные!». Слышны и объяснения кризиса из правого лагеря, которые сводятся к обвинениям во взаимной жажде наживы – как деятелей Уолл-стрит, так и тех, кто занимал деньги на покупку домов. Таким образом, они пытаются переложить ответственность за кризис на его жертвы.

Одна из наших задач – сказать «Нет, такое абсолютно недопустимо» и попытаться, и не только попытаться, общими усилиями объяснить, что данный кризис – явление классовое, во время которого ломается одна форма эксплуатации и заменяется формой еще большей эксплуатации. Важно, чтобы это альтернативное объяснение кризиса обсуждалось и распространялось среди широких масс.

Один из наиболее серьезных идеологических вопросов, которые встанут перед нами, касается роли домовладения в будущем. Мы уже говорили о необходимости большей степени социализации жилищного акционерного капитала, поскольку с 30-х мы наблюдаем огромное стремление владеть частным домом, равно как и стремление защитить права и сохранить место работы. Мы должны социализировать и рекапитализировать общественное образование и здравоохранение, так же как и обеспечение жильем. Все эти секторы экономики должны быть социализированы вместе с банками.

Радикальная политика вне классовых различий

Существует и другой аспект проблемы, требующий рассмотрения. Он заключается в том, что труд, особенно организованный труд, во всем происходящем задействован лишь частично. Причина – очень проста и восходит к Марксу и к ограниченности способа постановки данного вопроса. Формирование государственно-финансового комплекса играет очень большую роль в динамике капитализма (что очевидно), и если вы зададитесь вопросом, какие же социальные силы задействованы в процессе сопротивления этим установкам и в процессе их организации, то поймете, что труд никогда не был на переднем крае этой борьбы. Труд находился на передовой рынка труда и трудового процесса, время от времени потрясая процесс обращения, но борьба, атакующая смычку «осударство»–«финансы», преимущественно является народнической, и труд в процессе этой борьбы представлен как одна ее часть.

Например, в США 30-е было много своеобразных «народников», поддерживавших грабителей банков Бонни и Клайда. Происходящая сейчас в Латинской Америке борьба является более народнической, чем та, которую вел труд. Труд всегда играл весьма важную роль, но я не думаю, что в существующем положении большую помощь окажет традиционное восприятие пролетариата как авангарда борьбы, так как основным вопросом является структура государственно-финансовых связей (центральная нервная система капиталистического накопления). В определенном месте и в определенное время пролетарские движения могут быть весьма важны, например, в Китае, где, как я предвижу, они сыграют решающую роль, но в Америке я ничего подобного не наблюдаю. Интересно, что рабочие автомобильных заводов и автомобильные компании сейчас являются скорее союзниками по отношению к государственно-финансовому комплексу, поэтому линия классовой борьбы не проходит сейчас в Детройте, или, по крайней мере, проходит не так, как раньше. Сейчас у нас совершенно иная классовая политика, и некоторые привычно-традиционные марксистские взгляды препятствуют действительно радикальной политике.

Существует также серьезная проблема слева: что многие считают захват государственной власти необязательным элементом процесса политической трансформации. Я думаю, эти люди безумцы. В государственных структурах сосредоточена невероятная власть, и поэтому невозможно просто пройти мимо них так, словно бы они не имели никакого значения. Я глубоко скептически отношусь к вере в то, что НПО и общественные гражданские организации изменят мир. Не потому что считаю, что НПО ничего не могут сделать. Просто если мы действительно желаем справиться с главным происходящим кризисом, требуется политическое движение иного рода, необходима иная концепция. В США политический инстинкт имеет ярко выраженный анархический характер, и поскольку я симпатизирую многим анархистским взглядам, их постоянные жалобы на государство и отказ управлять государством также укладываются в эту схему.

Я не думаю, что мы можем определить, кто будет агентом изменений, но очевидно, что такие агенты будут разными в различных частях мира. В США сейчас заметно, что определенные элементы класса менеджеров, который все эти годы жил за счет финансового капитала, ужасно возмущены и могут достаточно радикализироваться. Многих сотрудников различных финансовых служб сократили, некоторые потеряли право ипотечного выкупа. Деятели культуры пробуждаются и начинают исследовать природу возникших проблем. Художественные течения 60-х являлись центрами политического радикализма – сейчас можно наблюдать возрождение чего-то похожего. Мы наблюдаем сейчас и подъем некоторых международных организаций, так как сокращение денежных переводов распространило кризис даже на такие местности, как сельские районы Мексики.

Социальные движения должны определить, какую именно стратегию и какую политику они хотели бы принять. Мы, исследователи, не считаем себя мессиями и не можем им указывать. Наше дело – вести дискуссии и обсуждать природу проблемы.

Я уже говорил, что мы бы хотели, чтобы нам предлагали новые идеи. В США такая идея сейчас заключается в том, чтобы заставить муниципальные правительства принять постановление, запрещающие практику выселения. Во Франции есть уже несколько мест, где принято подобное постановление. В дальнейшем можно было бы организовать муниципальную жилищную корпорацию, которая могла бы взять на себя ипотеку, рассчитаться с банками, выплатив первоначальную сумму, так как банки получили достаточно круглые суммы для решения данного вопроса и так его и не решили.

Еще один ключевой вопрос заключается в гражданстве и правах. Я считаю, что городские права должны быть гарантированы самим фактом проживания в данном городе независимо от гражданства. Сейчас людям отказывают в их политических городских правах, если они не являются гражданами. Следовательно, если вы иммигрант – у вас нет никаких прав. Я думаю, что необходимо начать борьбу за права на город. В бразильской конституции существует раздел о «городских правах», который предполагает право на совет, участие и принятие бюджета. Я вновь думаю о том, какая же политика может из всего этого получиться.

Реконфигурация урбанизации

В США есть возможность на локальном уровне влиять на вопросы охраны окружающей среды. За последние 15–20 лет муниципальные правительства оказались более прогрессивными, чем федеральное правительство. Но сейчас у нас кризис муниципального финансирования, и, вероятно, вскоре будет развернута агитация для оказания давления на Обаму с целью рекапитализации многих муниципальных правительств (что предлагается в пакете стимулирования). Обама сказал, что это один из тех вопросов, которыми он обеспокоен, особенно из-за того, что многие проблемы являются проблемами местного масштаба – например, кризис субстандартной ипотеки. Как я уже говорил, проблему потери права выкупа следует понимать как урбанистический кризис, а не как финансовый – это финансовый кризис урбанизации.

Еще один не менее важный вопрос: могут ли социальная экономика, труд и муниципальные движения, такие как «Право на город», стать компонентами общей стратегии? Все это имеет отношение и к вопросу развития технологий. Я, например, не вижу причин невозможности существования муниципальной системы помощи для развития производственных систем, таких как получение солнечной энергии, создание децентрализованных служб занятости и развития возможностей.

Если и дальше развивать идеальную систему, то я бы сказал, что в США следует создать национальный банк переустройства и взять 500 миллиардов из уже ассигнованных банкам 700. Этот банк должен через муниципалитеты решать проблемы жителей тех районов, которые наиболее пострадали от волны лишений на право выкупа (что действительно было похоже на финансовый ураган «Катрина», смывший целые общины, в первую очередь черные и испаноязычные общины). Вы просто должны прийти в эти районы, вернуть в них и вновь поселить людей, ранее там проживавших – на основе различных прав владения, проживания и финансирования. Затем необходимо озеленить эти районы, создавая тем самым новые рабочие места.

Так я представляю себе реконфигурацию урбанизации. Для того чтобы справиться с глобальным потеплением, необходимо действительно произвести полную реконфигурацию системы функционирования американского города и подумать над абсолютно новой моделью урбанизации и над новыми принципами жизни и работы. Существует множество возможностей, на которые левые должны обращать внимание. Но именно в этом у меня возникают трения с некоторыми марксистами, которые склонны считать так: «Да ладно! Это кризис. Противоречия капитализма теперь как-нибудь разрешатся!».

Сейчас время не для триумфа, время решать проблемы. Прежде всего, я считаю, что существует проблема в самой постановке этих проблем Марксом. Марксисты не очень-то хорошо разбираются в государственно-финансовом комплексе и в урбанизации, столь же ужасно они разбираются и во многих других областях. Поэтому мы должны сейчас переосмыслить наши теоретические положения и политические возможности.

Следовательно, серьезное теоретическое переосмысление нам необходимо в той же степени, как и практическое действие.