Человеческие зоопарки, «цирки уродов», унтерменши, евгенические программы… В разные времена, в разных странах и с разными целями люди прибегали и прибегают к стратегии дегуманизации, зачастую лишая одних своих ближних базовых прав и свобод, а других наделяя сверхправами и сверхсвободами.
Не грози человеческому субъекту
Понимают ли хоть что-нибудь в мироустройстве авторы социальной рекламы«Ругаться матом — быть приматом»? Вопрос совсем не праздный.
Во-первых, человек и так примат(классификационно, в суть не лезем). Во-вторых, где вы видели павиана, гориллу или шимпанзе (героев разных вариантов билборда с этим слоганом), ругающихся матом? Сквернословие — занятие исключительно человеческое, эту сверхспособность мы не унаследовали эволюционно от кого-то другого.
Еще один феномен, требующий осмысления. Среди молодежи и представителей более старшего поколения немало приверженцев субкультуры фурри — это когда люди переодеваются в зверей. Это достаточно серьезное занятие, если иметь в виду, что движение политизировано, и после победы Дональда Трампа на предыдущих американских выборах его политизация заметно усилилась.
И в первом, и во втором примерах мы имеем дело с приписыванием животным человеческих достоинств — антропоморфизацией, или, говоря по-модному, «хуманизацией» (калька с вполне серьезного термина humanization).
![](https://politcom.org.ua/wp-content/uploads/2021/03/65D66801-79FD-4265-8682-CD9EF572487D.jpeg)
Все это, конечно, может сбивать с толку, особенно если учесть, что в человеческой истории найдется куда больше примеров противоположного процесса — dehumanization, «расчеловечивания»: врага, инакомыслящего, инвалида, бездомного, носителя иного культурного кода, etc. Посредством «расчеловечивания» одни обесценивают других, лишают их субъектности, достоинства и прав, что развязывает руки и ставит заглушку на совесть.
Однако этот феномен многогранен и не всегда связан с ненавистью. Случается dehumanization и из самых благих побуждений, понятно, впрочем, к чему приводящих. Есть также инфрагуманизация, субгуманизация, сверхгуманизация, метадегуманизация, самодегуманизация и дегуманизация дегуманизаторов. А человеческой субъектности может угрожать не только сопоставление людей с животными или машиной, но и излишнее «очеловечивание» роботов-андроидов.
Исследованию этого непростого явления и посвящена рецензируемая книга под редакцией Марии Кронфельднер. Под одной обложкой собраны двадцать пять разных авторов, рассматривающих «расчеловечивание» с позиций политологии, историографии, социологии, психологии, антропологии, эпистемологии и литературоведения.
Мадам Шимпанзе
Например, как пишет исследовательница Сильвия Себастьяни в главе, посвященной осмыслению истории рабства, «гуманизация орангутана шла рука об руку с анимализацией африканского раба». Так, британский историк и защитник рабовладельчества XVIII века Эдвард Лонг в своем бестселлере «История Ямайки» описывал коренное население острова как «самых мерзких из людей <…> с темной кожей, плоским носом, толстыми губами, крупными женскими сосками, звериным запахом, без „моральной чувствительности”». С другой стороны, орангутаны представлялись апологету колонизаторства как sui generis, чрезвычайно схожими с человеком «лицом, фигурой, ростом, вертикальной позой…и образом жизни <…>, с богатым спектром чувств, включая стыд». Лонг делает вывод, что орангутаны в каком-то смысле более «человечны» (во всяком случае, в потенциале), чем готтентоты. И «гораздо ближе к расе негров, чем последние — к белым».
Короче говоря, просвещенный джентльмен, ничтоже сумняшеся, приписал обезьяне человеческие качества, отказывая в них коренному населению Ямайки (и, чтобы два раза не вставать: в те времена всерьез высказывалась мысль — не Лонгом, правда, — что некоторые орангутаны и павианы на самом деле умеют говорить, но намеренно не делают этого, чтобы их не заставили работать).
![](https://politcom.org.ua/wp-content/uploads/2021/03/2D29AD33-344E-4755-B981-DA4B81F2A1EA.jpeg)
«Историю Ямайки» опубликовали в 1774 году, а примерно за сорок лет до этого британская пресса (London Magazine, London Post, General Advertiser)рассказала британскому читателю знойную историю про мадам Шимпанзе, которую буквально вчера «сняли с дерева в Гвинее, посадили на борт невольничьего судна <…> и доставили в Северную Каролину».
Сильвия Себастьяни обращает внимание на этот момент, так и оставшийся, по ее мнению, не замеченным историками: путешествие обезьяны на судне вместе с рабами, краткое и протокольное описание которого говорит о том, что это было обычным делом — «стандартный способ доставки экзотических животных в Европу». То есть рабов и животных транспортировали не только одними и теми же путями, но и на одних и тех же транспортных средствах.
Но авторы тогдашних таблоидов муссировали другие подробности. Мадам Шимпанзе ходила «естественно прямо, одевалась в тонкое шелковое облачение», обладала «врожденной скромностью, вкусом и хорошими манерами» и «выказывала сильное недовольство, когда кто-то пытался поднять подол, чтобы определить пол».
Газетчикам была очевидна (а газеты всегда правы) все возрастающая «человечность» мадам Шимпанзе, совершающей поэтапный переход из дикого естественного состояния в мир культуры и цивилизации. Сохранилась гравюра, на которой в аллегорической форме изображались этапы становления мадам: вот она скачет по дереву, вот спустилась вниз, вот привыкает ходить прямо, опершись на палку. А вот она стоит себе спокойно в горделивой позе и безо всякой опоры, в руках у нее не трость, а чайная чашка из тонкого китайского фарфора — предмет роскоши, предназначенный для элитного потребления.
Сильвия Себастьяни подчеркивает, насколько контрастирует «приобретенная учтивость» мадам Шимпанзе с «естественной дикостью» целящегося из лука африканца, изображенного на заднем плане.
Все эти удивительные истории свидетельствуют об укоренившейся в тогдашнем обыденном сознании градации «обезьяна → человек» (мол, еще немного, еще чуть-чуть и самые «умные» обезьяны очеловечатся, а кому-то из представителей рода людского и рабское положение за счастье, поскольку, дай им свободы хоть немного, перегрызут друг другу глотки, а потом умрут от голода, не умея жить самостоятельно).
Импресарио на мыло
Другой автор антологии «расчеловечивания», историк Гвидо Аббаттиста, пишет о человеческих зоопарках — довольно популярном развлечении европейцев в XIX и XX веках. Наиболее востребованными в этом отношении были проживающие к югу от Сахары чернокожие африканцы (сомалийцы, абиссинцы, эритрейцы, нубийцы, суданцы, дагомейцы, габонцы, конголезцы, пигмеи, зулусы, готтентоты и бушмены, а также ашанти, малагасийцы, камерунцы, гонжа и жители Мали), народы Северной Африки (тунисцы, египтяне, берберы, бедуины, марокканцы, алжирцы, арабы и кабилы), несколько этнических групп из Южной и Восточной Азии (Индия, Цейлон, Сиам, Бирма, Ява, Папуа-Новая Гвинея и Филиппины), из Центральной Азии (киргизы, калмыки, татары и самоеды (они же самодийцы) из Российской империи), жители северных широт (эскимосы и народы Лабрадора и Лапландии), Центральной и Южной Америки (Карибский бассейн, Огненная Земля, Патагония и Бразилия), Северной Америки и Австралии.
Не исключено, что кто-то из сегодняшних жителей Брюсселя помнит такие представления, поскольку считается, что последнюю этническую выставкупоказали в бельгийской столице в 1958 году.
«Обширная исследовательская литература на эту тему свидетельствует, что, хотя их первоначальные и основные места расположения были в Англии, Франции и Германии, живые этнические выставки имели географическое распространение почти по всей Европе. <…> Согласно новейшим исследованиям, это явление распространилось также на страны Центральной и Восточной Европы без колониального прошлого. <…> Десятки тысяч человек были задействованы в качестве экспонатов в сотнях выставок. Как правило, каждая этническая команда последовательно выставлялась в нескольких местах, страна за страной — это были туры под руководством одного или нескольких импресарио».
История сохранила имена «живых экспонатов». Вот лишь немногие из них: Саарти Бартман (ее называли «готтентотской Венерой» и представляли в Лондоне и Париже с 1810-го по 1814 год), эскимосская девушка Азиль (выставлялась в ряде европейских стран между 1827-м и 1843-м), африканские дети Готу и Иньоквана (их показывали в Лондоне в 1890 году), конголезский пигмей Ота Бенга (ему специально заточили зубы и держали в клетке на выставках в Сент-Луисе в 1904 году и в зоопарке Нью-Йорка в 1906-м).
Прабабушку и прадедушку чемпиона мира и Европы Кристиана Карамбёвыставляли на Человеческой колониальной выставке в музее Парижа в 1931 году (поэтому известный футболист и спортивный комментатор принципиально никогда не исполняет французский гимн).
Такие гастроли часто проводили те же люди, что были ответственны и за организацию так называемых «шоу уродов» — еще одного распространенного европейского развлечения и характерной приметы времени. Карликовость, гипертрихоз (избыточный рост волос на лице), гидроцефалия, гермафродитизм, гигантизм, «человек-слон» Джозеф Меррик, «бородатые женщины», сиамские близнецы…
Гвидо Аббаттиста приводит немалый список физических аномалий, стараниями продюсеров freak show превращающих людей в объект эксплуатации, «безусловно, унижая их человеческое достоинство, даже если такие представления были для них единственным источником дохода».
![](https://politcom.org.ua/wp-content/uploads/2021/03/D7667406-B109-4149-B702-0E4B4F82F463.jpeg)
Европейские селекционеры
Об инвалидизации как одном из поводов для дегуманизации рассказывает исследователь евгеники Роберт А. Уилсон. Считается, что евгеника и дегуманизация тесно связаны, потому что самая известная программа селекции человека, спонсируемая государством — программа нацистов 1933–1945 годов, — предполагала крайнюю дегуманизацию определенных категорий граждан, таких как евреи и люди с ограниченными возможностями. Они не просто рассматривались как отличные от других, но и изображались как низшие типы людей: Untermenschen (недочеловеки) или Gegenrasse (контрраса).
Законодательно евгеническую программу утвердили в Германии в июле 1933 года (через полгода после пришествия нацистов к власти) — она включала закон о стерилизации людей с подозрениями на наследственные формы шизофрении, слепоты и глухоты, а также хронических алкоголиков, эпилептиков, страдающих болезнью Гентингтона, «умственно отсталых», преступников и гомосексуалов.
Роберт А. Уилсон подчеркивает, что нацистская евгеника, сформировавшаяся в период между двумя мировыми войнами, появилась тогда, когда для мирового сообщества евгенические идеи, практики и политики были обычным явлением. К началу 1930-х в более чем в тридцати североамериканских штатах приняли законы о евгенической стерилизации (как правило, в них постоянно вносились поправки во избежание юридических проблем, основанных на нарушении конституционных прав).
Дания приняла закон о евгенической стерилизации в 1929 году, другие скандинавские страны — Норвегия, Швеция и Финляндия — последовали этому примеру в 1934-м и 1935-м. Нацисты приняли закон о евгенической стерилизации не только в приемлемом международном политическом контексте, но и на фоне активно поддерживающего человеческую селекцию научного сообщества. Крупные Международные конгрессы евгеники проводились в Лондоне в 1912 году и в Нью-Йорке в 1921 и 1932 годах.
Роберт А. Уилсон пишет, ссылаясь на ряд исследователей (Аллан Чейз, Эдвин Блэк, Стефан Кюль), что в начале 1930-х нацисты считали себя продолжателями того, что обычно практиковалось в Северной Америке. Репродуктивную политику контроля за рождаемостью путем стерилизации проводили и после 1945 года — например, в Китае, Индии, Японии.
Макиавеллисты в общей палате
Сьюзан Т. Фиске рассматривает дегуманизацию с точки зрения социальной психологии. Она приводит примеры, когда кто-то оказывается в унизительном положении из-за «заботы» о нем, — например, инвалид или пожилой человек (неочевидный эйджизм), которым кто-то стремится причинить добро. Зачастую они получают какие-то блага, но не уважение.
Это может быть помощь «сверху вниз», покровительственная, предполагающая патерналистскую модель отношений (что, конечно же, не новость ни разу, поскольку попытки поднять самооценку посредством помощи «гарантированно несчастному» — типичная стратегия для людей определенного типа; попробовал бы «несчастный» действительно избавиться от своих проблем и встать вровень с подателем благ или даже обойти его в чем-то — ему тут же укажут на место и напомнят, «с какой помойки подобрали»).
![](https://politcom.org.ua/wp-content/uploads/2021/03/87752987-8F47-44A9-8EF6-D649652F9F57.jpeg)
«Такие стереотипные отношения, связанные с пожилым возрастом и инвалидностью, я представляю как редко признаваемую форму дегуманизации, сродни объективации женщин, что делает их инертными объектами», — пишет Сьюзан Т. Фиске.
Стефани Демулен, Пьер Мораж и Флоренс Стинглхамбер рассказывают о метадегуманиции (социальной стигме, предполагающей унижающее отношение из-за принадлежности к определенной группе) и самодегуманизации (когда с этим соглашаются).
Также к самодегуманизации склонны жертвы насилия — в том числе сексуального, — у которых может возникать чувство, что их «лишили человечности», «использовали как объект». Один из самых известных литературных примеров — Настасья Филипповна из романа Достоевского «Идиот».
Авторы также обращают внимание на распространенные практики дегуманизации пациентов стационаров, к которым могут относиться как к статистическим единицам.
«Одинаковая одежда, необходимость делить палату с незнакомцами, <…> деиндивидуализация, взаимозаменяемость, разница в статусе и соответствующее отношение медперсонала и пациентов — все это обычная практика в больницах. На это есть свои экономические и прагматические причины, но такое положение дел может способствовать <…> дегуманизации».
Еще один нетривиальный пример «саморасчеловечивания»: авторы ссылаются на ряд исследований, показывающих, что макиавеллисты и оппортунисты чаще ассоциируют себя с машинами, чем с людьми.
Бытовая роботофобия
Мария Паола Паладино, Йерун Ваес и Джоланда Джеттен рассуждают о роботах-андроидах, настолько похожих на людей, что это вызывает у последних нешуточную тревогу. Речь даже не о том, что «скоро роботы всех заменят, человек останется не у дел» (хотя это тоже распространенный страх). Использование роботов, так похожих на людей, в различных эксплуататорских практиках (например, в секс-бизнесе) ставит под угрозу основанную на равенстве человеческую социальность, поскольку усиливает иерархичность в обществе, считают авторы.
![](https://politcom.org.ua/wp-content/uploads/2021/03/7ED245E3-F9D5-49C2-A950-7E13A980597B.jpeg)
Даже относительно такого невинного контекста, как работа по дому (роботы-гувернантки / роботы-сиделки) авторы указывают на аналогичную тревогу. И это не их, авторов, личное-интимное — в 2017 году в США проводили опрос на тему отношения к роботам-помощникам, которые не только в состоянии выполнять всю работу по дому 24 часа в сутки, но и могут вести относительно «осмысленную» беседу, спасая от одиночества пожилых людей. 59% респондентов оказались не заинтересованы в такой технологии ни для себя, ни для членов своих семей, при этом 51% добавили, что им «совсем не нравится эта идея». Какой-либо интерес проявил только 41% опрашиваемых, но лишь 29% отнеслись к роботам-помощникам однозначно позитивно.
«Сегодня все чаще признается, что гуманизация роботов и создание автономной механической копии человеческого тела представляет проблему для сферы роботостроения. <…> Мы переходим к анализу причин, по которым люди могут бояться социальных роботов. <…> Такая гуманизация <…> стирает границы между людьми и машинами, и это критично для того, как мы психологически конструируем и защищаем нашу уникальную человеческую идентичность. <…>. В то же время гуманизация роботов идет вразрез с нашей когнитивной системой: наш мозг не запрограммирован на то, чтобы иметь дело с механическими агентами, похожими на людей. <…> Социальные роботы, похоже, представляют для нас некую символическую угрозу — изменить, подорвать или даже отнять у нас то, что делает нас людьми. <…> Как это ни парадоксально, дегуманизирующий потенциал оказывается результатом попытки „очеловечивания” технологии».
В этом кратком обзоре мы не претендуем даже на беглое описание всех ликов дегуманизации и их потенциала (не всегда, но все же чаще разрушительного). Тема эта неисчерпаема. Например, вполне в духе времени с его модой на разного рода «плоские онтологии» интересно было бы порассуждать о спесишизме, радикальной интерпретацией которого могут стать призывы исключить собственно «человеческое» из «прав человека».
Как сказал герой небезызвестного поучительного сочинения:
«Сейчас мы разыграем перед вами комедию под названием „Девочка с голубыми волосами, или Тридцать три подзатыльника”. Меня будут колотить палкой, давать пощечины и подзатыльники.
Это будет очень смешная комедия».
The Routledge Handbook of Dehumanization. Edited by Maria Kronfeldner. London: Taylor and Francis Group, 2021. Contents
Автор: Дмитрий БОРИСОВ
Источник: Горький