Киев, 02 апреля 2016 года (ZN.UA, Виталий КУЛИК). 27 марта в Кишиневе прошел ставший уже традиционным марш унионистов по случаю 98-й годовщины объединения Бессарабии и Румынии.
Несколько необычным оказался масштаб мероприятия — по разным оценкам на нем присутствовали от 5 до 10 тыс. чел. (в последние годы унионисты довольствовались более скромным количеством участников и вниманием СМИ). Объявлено об учреждении очередного «Сфатул цэрий» (парламент страны, провозгласивший акт объединения Бессарабии и Румынии в 1918 г.) как представительского органа унионистских сил Молдовы, и утверждена «дорожная карта» объединения Республики Молдова и Румынии. Лидеры унионистов считают объединение двух стран оптимальным инструментом интеграции в ЕС и преодоления бедности и коррупции в Молдове.
В тот же день на территории Румынии состоялся внеочередной съезд Партии «Народное движение» во главе с экс-президентом Румынии Траяном Бэсеску, который сообщил о планах объединения Румынии с Республикой Молдова. Все это не осталось без ответа со стороны пророссийских сил в Молдове: руководство Гагаузии заявило о намерении провести 2 апреля акцию защитников молдавской государственности, а два прокремлевских политика в Молдове — Игорь Додон и Ренато Усатый — поддержали эту идею.
В этой связи вспомнился один мой давний приятель из Кишинева (коренной житель Бессарабии минимум в четвертом поколении), поделившийся когда-то своим видением перспектив молдавской государственности: «Мой дед родился в царской России, отец — в королевской Румынии, я родился в Молдавской ССР, а мой сын в — Республике Молдова. Следуя этой логике, дети моего сына появятся на свет уже в новом государстве, и ждать этого осталось не так долго».
Однако стоит признать, что «мосты цветов» (мосты через Прут, разделяющие две страны, украшались цветами) в начале 90-х прошлого века не зацвели по ряду вполне объективных причин. Эти же причины являются своего рода «предохранителем» для реализации подобного «прожекта» и сейчас.
Во-первых, молдавские элиты начала 90-х четко понимали, что возможное вхождение в состав Румынии превратит лидеров хоть маленького, но государства, в руководителей областного масштаба со всеми вытекающими последствиями (уровень влияния, зарубежные визиты, госрезиденции и т.д.). Румыния является типичным унитарным государством, и рассчитывать на какой-то особый статус, не говоря уже о создании симметричной федерации, ни тогда, ни тем более сейчас не приходится.
Во-вторых, невысокий уровень поддержки этой идеи среди населения — как Молдовы, так и Румынии. По данным Института публичных политик (Кишинев), по состоянию на конец 2015 г., идею объединения с Румынией поддерживало всего порядка 20% населения Молдовы.
Румынский паспорт потерял свою былую привлекательность для граждан Молдовы благодаря введению безвизового режима с ЕС. В молдавском обществе распространено много стереотипов по поводу соседей (о «румыне с нагайкой», превращении молдаван в «граждан третьего сорта», а Молдовы — в колонию, утрате национальной идентичности и т.д.).
В Румынии идеи возможного объединения с Молдовой, по всей вероятности, и не дают покоя политикам определенного толка (Траяну Бэсеску, Еуджену Томаку и т.д.), но подобный проект явно не имеет уровня национальной идеи. И это еще никто пока всерьез не заикался, сколько эта идея может стоить кошельку каждого отдельного налогоплательщика в Румынии. Более умеренные румынские политики, которых, к счастью, пока большинство, говорят о том, что Румыния крайне заинтересована в привилегированных отношениях с Республикой Молдова и ее интеграции в ЕС, где румынам гораздо выгоднее иметь два суверенных голоса, чем один. При этом никто не говорит, что Румыния откажется от своей экспансионистской гуманитарной политики — будь то в Молдове, Украине или Сербии.
В-третьих, есть еще Москва, которая в свое время прямо поспособствовала созданию на территории Молдавской ССР двух конфликтов — в Гагаузии и Приднестровье, чтоб «заякорить» молдавские элиты от возможных несогласованных с Кремлем телодвижений. Гагаузскую проблему удалось купировать еще в начале 90-х, хотя это не дает гарантий, что под воздействием заинтересованных внешних сил рецидив не повторится для дестабилизации ситуации как в Молдове, так и в соседней Одесской области.
С Приднестровьем все сложнее — оно более 25 лет не подчиняется конституционным властям Молдовы, и в случае гипотетического объединения Молдовы с Румынией официальный Кишинев должен отпустить регион в свободное плавание. Однако на это никогда не пойдет ни один серьезный молдавский политик, чтобы не превратиться в «политический труп». Кроме того, подобный шаг вряд ли воспримут как в Брюсселе, так и в Вашингтоне. Прекрасно понимая суть проблемы, один из лидеров «Сфатул цэрий-2» Николай Дабижа (кстати, активный участник военного конфликта в Приднестровье в начале 90-х) предложил вернуться к идее о возвращении границ, установленных до 1939 г., в частности, договориться с Украиной об обмене Приднестровья на «исконно румынские» территории Северной Буковины и Южной Бессарабии.
Безусловно, есть силы (как внутри Молдовы, так и за ее пределами), которым выгодно время от времени разыгрывать «унионистскую»карту в Румынии, Молдове и ее Приднестровском регионе. Каждый при этом стремится решать свои задачи.
Для кишиневских элит это, прежде всего, мобилизация электората. Политики, неспособные предложить реальную программу реформ в Молдове, зарабатывают дивиденды на этой теме, примерно, как и в Украине на предвыборную повестку дня всплывает вопрос статуса русского языка, находящийся реально во второй двадцатке проблем, волнующих население. Кстати, в конце осени в Молдове ожидаются президентские выборы, и негласная избирательная кампания уже началась.
Для Москвы и Тирасполя «унионизм» — излюбленный конек для срыва прогресса в переговорном процессе по приднестровскому урегулированию. В нужный момент находился кто-то, от Траяна Бэсеску до Михая Гимпу (екс-спикер парламента и врио президента Молдовы), кто заявлял что-то на тему румынского языка или унионизма. Российская пропаганда тут же раскручивала месседж, вспоминая попутно и коллаборационизм румын в годы Второй мировой, их зверства на территории Приднестровья во времена оккупации 1941–1944 гг., участие в приднестровском конфликте, русофобство и т.п., что срывало продолжение диалога по приднестровскому урегулированию. Не обязательно искать во всем происки российских спецслужб, дабы понять, что, вопреки видимой диаметральности позиций Москвы (и Тирасполя) и унионистов на обоих берегах реки Прут, их интересы крайне близки. Вспомним, что упомянутый выше Николай Дабижа вовсе не оригинален в своих идеях передела границ. Еще в 2004-м Станислав Белковский (в то время близкий к администрации Кремля и российским спецслужбам) презентовал в Бухаресте свой план приднестровского урегулирования, основывавшийся на обмене территориями — Украине было предложено получить назад Приднестровье, но отказаться от Крыма в пользу РФ, а также от Северной Буковины и Южной Бессарабии в пользу Румынии и Молдовы, которые, по мнению «автора» плана, должны были объединиться в одно государство.
И, наконец, не стоит забывать, что Молдова и Приднестровье являются вспомогательным театром «гибридной войны» против Украины и ЕС, механизмы и инструментарий которой описал в последней статье в ZN.UA Владимир Горбулин. Очевидно, что судьба приднестровской проблемы, как и будущая внешнеполитическая ориентация Республики Молдова, окончательно вырисуются в зависимости от дальнейшего вектора развития Украины, т.е. не ранее завершения активной фазы российско-украинского конфликта. Это наверняка прекрасно понимают и россияне. Однако это ничуть не мешает Кремлю продолжать раскачивать ситуацию в регионе для поддержания в нем очередного очага нестабильности, испытания на прочность отношений в треугольнике Киев—Бухарест—Кишинев и дискредитации наиболее успешного партнера программы ЕС «Восточное партнерство», коим до недавнего времени считалась Молдова. Нельзя исключать, что Москва параллельно поднимает ставки, чтобы на определенном этапе использовать приднестровскую карту для признания Западом де-факто аннексии Крыма Россией в обмен на свою помощь в «склеивании» Молдовы (опять же, наверняка, с учетом своих «жизненно важных» интересов в регионе). Альтернативной стратегией Кремля может стать дальнейшее нагнетание нестабильности в регионе.
Какие уроки из всего это следует извлечь Киеву? Совершенно очевидно, что на фоне де-факто начавшейся президентской кампании в Молдове сложно говорить о шансах т.н. «пакетного урегулирования» украино-молдавских проблем (демаркация, взаимное признание собственности, энергетика и экология), требующего слаженной работы представителей исполнительной и законодательной власти как в Киеве, так и Кишиневе. Однако Киеву ничего не мешает теснее координировать с Кишиневом и Бухарестом усилия по противодействию российской пропаганде и общим вызовам безопасности в регионе. Активизация роли Киева в приднестровском урегулировании, в первую очередь в контексте минимизации угроз национальной безопасности от существующей «серой зоны» у наших границ, является важным инструментом в противодействии российской гибридной агрессии. Украине пора прекратить возведение фортификационных сооружений на границе с Приднестровьем, повторяя «мантру» о якобы реальной военной угрозе с этого фланга (1,5 тыс. местных контрактников с легким стрелковым вооружением и тремя танками образца 1970 г. вряд ли решатся на штурм украинской границы). А вот побороть существующие серые и черные схемы транзита через Приднестровье давно бы стоило, в том числе для того, чтобы взять на более «короткий поводок» лидеров непризнанного региона. Необходимо всерьез подумать и о «пряниках», которые могут способствовать процессу приднестровского урегулирования — идея создания еврорегиона «Днестр» с участием приграничных районов Украины, Молдовы и Приднестровья содействовала бы привлечению западных грантов и развитию инфраструктуры этих в целом депрессивных регионов. Далеко не последним по важности является и кадровый вопрос — многое зависит от персоналии будущего посла Украины в Румынии, а также активности недавно назначенных Спецпредставителя по приднестровскому урегулированию Валерия Жовтенко и посла в Молдове Ивана Гнатышина, на плечи которых среди прочего должна лечь разработка обновленной стратегии Украины в отношениях с Румынией и Молдовой с учетом новых вызовов безопасности в регионе.
