Мэннсплейнинг

Объясняет ли склонность к рефлексивной эмпатии по отношению к неудачам и переживаниям мужчин структуру общества?

В 2017 году с большим успехом вышла в свет книга философа из Корнельского университета Кейт Мэнн “Down Girl” – научный трактат о женоненавистничестве. Перед выборами 2016 года Мэнн получила известность благодаря своей публицистике, посвященной сексизму. Именно так она характеризовала манеру, в которой обращались с кандидатом от демократов Хиллари Клинтон все – от левых “Берни Бразерс” до правых поклонников Трампа.

Сама “Down Girl” выстрелила по двум причинам. Первая – это то, что посредством сложной и вызывающей сомнения философской процедуре под названием “мелиоративный (улучшающий, проясняющий) анализ”, она переопределила термин женоненавистничество (мизогиния), чтобы применить его не к мыслям, словам и действиям индивидуумов, а к механизмам, нормам и практикам той или иной культуры.

Новое определение было системным или структурным, а не психологическим: мизогиния теперь является социальной силой, которая удерживает женщину “на своем месте”, а не комплексом негативных чувств по отношению к женщине. Вторым примечательным моментом в “Down Girl” было введение термина “химпатия” – неологизм Мэнн в отношении сочувствия, которое сильные мужчины иногда получают, когда они виктимизируют столь же сильных или менее сильных женщин.

Новая книга Мэнн “Привилегированные” возделывает ту же поляну, но более конкретно. Если “Down Girl” представила обобщенный подход к мизогинии, то “Привилегированные” призвана показать конкретные способы, с помощью которых наше общество на самом деле является мизогинным, в частности, демонстрируя сферы, в которых у мужчин слишком много прав, а у женщин слишком мало. В каком-то смысле термин “привилегированные” является ярким и точным вкладом в феминистскую литературу о том, что чаще всего называют мужскими привилегиями. Но у новой книги Мэнн столько же недостатков, сколько и прозрений.

То, что подразумевается под привилегиями, никогда по-настоящему в книге не разъясняется; кажется, что Мэнн ставит перед собой различные несовместимые задачи, тем самым ослабляя потенциал данной идеи для объяснения социальных условий, которые она считает нежелательными. Утверждения Мэнн о том, что мужчины имеют привилегии относительно женщин, часто обосновываются анекдотами или даже ссылками на литературные произведения.

В тех случаях, когда она приводит статистические аргументы, Мэнн часто пренебрегает рассмотрением убедительных доказательств противоположного толка, ориентируясь при этом на избранные научные статьи вместо того, чтобы пытаться синтезировать полноценные массивы исследований и сопоставить, казалось бы, противоречащие друг другу результаты. В результате получилась книга, которая с разной степенью успеха предлагает несколько линий рассуждения, но испытывает провал в том, чтобы связать их воедино или убедить читателя в том, что они на самом деле верны.

Разъясняя цель, которую преследует книга, Мэнн пишет, что она собирается взять две темы, а именно “необоснованное ощущение мужских привилегий”, которое может породить “широкий спектр мизогинного поведения… когда женщина не может дать мужчине то, что он якобы должен”, и “подлинное право как на женские, так и на мужские блага”, которых “женщины часто несправедливо лишены”. Таким образом, с одной стороны, мы говорим о психологическом состоянии, о конкретных ощущениях мужских привилегий, в то время как с другой стороны, мы говорим о моральном состоянии, о том, на что люди имеют законное право.

Но этими темами не исчерпывается то, как автор использует этот термин во всей книге. Например, в третьей главе она пишет, что “мы рассматриваем некоторых мужчин как владеющих привилегией вступать в сексуальные отношения с определенными женщинами”. Здесь речь идет не о каком-то конкретном психологическом чувстве превосходства мужчины, а скорее о некоем социальном феномене, либо о том, что другие люди рассматривают этого мужчину как человека, имеющего привилегию на получение чего-то, либо о какой-то структуре, благодаря которой привилегия реализуется.

И когда Мэнн говорит о справедливом возмездии, которым могут наслаждаться или не наслаждаться женщины-жертвы, и право на которое общество дает им по закону, но на самом деле не всегда, она добавляет совершенно странную, но политически корректную сноску, в которой говорится, что она “на самом деле сочувствует, хотя и не подписывается под ней, идее отмены тюремного заключения”. Это делает неясным, каким образом приговоры к тюремному заключению, которые, по ее мнению, должны выноситься виновным мужчинам, с необходимостью являются “подлинными” привилегиями в моральном смысле, которых лишены женщины.

В другом случае она пишет, в отрывке, посвященном ненависти в отношении трансгендеров, о “чувстве привилегированности по отношению к тому, кто выглядит как женщина, узнавать ее гениталии с первого взгляда – даже когда она полностью одета – без сомнений или двусмысленности”.

Вывод заключается в том, что вся идея “привилегий”, кажется, представляет собой рамку для книги, тема которой – отнять вещи, которые мужчины делают, получают или думают, про которые Мэнн думает, что они не должны делать, получать или думать – и вещи, которые женщины не получают, про которые Мэнн думает, что они должны получить. Таким образом, книга заканчивается тем, что предлагает не столько обоснованную и универсальную базу для понимания мизогинии в реальном мире, сколько список претензий, которые, хотя, возможно, и оправданы, но связаны между собой лишь использованием слабого термина “привилегии”, который становится то психологическим, то социальным, то моральным или почти метафорическим.

“Химпатия” Мэнн испытывает похожие проблемы. Хотя вначале она определила ее как своего рода сочувствие, связанное с мощной мужской виктимизацией женщин, использование ею данного термина выходит далеко за рамки подобного. Например, недавно она назвала позитивный отзыв журнала Jacobin на документальный фильм TFW No GF (Алекс Ли Мойер, США, 2020), посвященный инселам, “химпатией к инселам”.

Но в этом фильме нет ни влиятельных мужчин, ни женщин, ставших жертвами. Кажется, что подобные поступки, вызывающие недоумение, заставят читателей задуматься, имеет ли Мэнн здесь дело с реальными явлениями, или просто строит теорию, достаточно широкую, чтобы охватить все, что кажется ей раздражающим.

Аргументацию Мэнн также ослабляет использованием анекдотов – и не только анекдотов из реальной жизни, некоторые из которых хорошо пересказаны и производят впечатление, но и отрывков из художественной произведений, таких как сериал HBO Girls. Такие истории, взятые из массовой культуры могут иметь иллюстративную ценность для подобного рода книг.

Но они слишком часто служат неисчерпаемым источником для Мэнн, утверждающей, что мужчины имеют привилегии, или думают, что имеют привилегии, или что женщины поражены в правах. Утверждения Мэнн относятся к широко распространенным силам, действующим на фоне социальной жизни, поэтому тот факт, что какая-то ситуация сложилась таким образом, что нам кажется что она несправедлива, еще ничего не доказывает.

Ее анализ подобных случаев часто оставляет без внимания важные элементы или подчеркивает несущественные. Обсуждая слушания по утверждению Верховным судом Бретта Кавано, она пишет, что сенатор Линдси Грэм испытывал “химпатию” по отношению к Кавано, когда он спросил его: “Ты согласен, что прошел через ад?” Она пишет: “Химпатия заставила Кавано казаться Грэму настоящей жертвой всего этого. И не утверждение Верховным судом такого человека, как Кавано, стало равносильно разрушению его жизни, а не просто устранению возможности”.

Но, конечно, если бы Грэм не верил, что Кавано сделал то, в чем его обвиняли, его слова и поступки вообще не имели бы никакого отношения к сочувствию к влиятельным мужчинам-преступникам. А если бы Грэм на самом деле верил, что Кавано сделал то, в чем его обвиняли, то более вероятно, что он в таком случае цинично манипулировал, подставляя Кавано, чтобы он выглядел как жертва заказной кампании, чем то, что он действовал из искреннего чувства симпатии.

Теоретизировать тут не о чем. Аналогичным образом, многие примеры “химпатических” отношений Мэнн взяла из комментариев родителей или адвокатов преступников. Но то, что люди проявляют сочувствие к своим детям или клиентам, мало что дает для того, чтобы установить с точностью, что наше общество слишком сильно сочувствует влиятельным мужчинам.

В конце книги Мэнн предлагает немного более забавный пример: якобы плохая пресса, которую получила Эми Клобушар за плохое обращение с собственными сотрудниками – в том числе однажды швырнула в сотрудника зажимом – была примером мизогинии. Она пишет: “Хотя сомнения по поводу того, что Клобушар достойно относится к сотрудникам, безусловно, заслуживают серьезного внимания, нет никаких сомнений в том, из-за этой истории шерсть встала дыбом у тех, кто просто не терпеть не может руководителей-женщин, которые также порой проявляют по-человечески понятный гнев.

Более того, наверняка, есть те, кто считает, что все эти истории о Клобушар имели непосредственное общественное значение и были соответствующим образом оформлены, но тогда они должны учитывать сопоставимую с данной информацию о мужчинах-политиках, которая получила сравнительно мало внимания”. Нам кажется несколько странным наблюдать как философ делает себе имя на бичевании людей за чрезмерное сочувствие могущественным деятелям, когда она сама так усердно работает над тем, чтобы Клобушар выглядела фигурой вызывающей сочувствие – жертвой сексизма! – учитывая реальные факты, в том числе разбрасывание канцелярских принадлежностей и демонстрацию унизительных жестов.

Мэнн довольно странным ходом связывает законодательство по борьбе с абортами с транс-рестриктивным законодательством о туалетах. Она пишет: “Как и законодательство против абортов, законы о туалетах опираются на конструирование аморальной – по сути, предосудительной – фигуры”. Но это всего лишь слишком абстрактный способ сказать, что оба вида законодательства пытаются защитить от какого-то ущерба (который может быть реальным или воображаемым).

Идея “конструирования фигуры” – это совершенно ненужный кусочек печенья, который не выполняет обещания Мэнн объяснить, что общего у движений против абортов и движений против трансгендеров. На самом деле, Мэнн не рассматривает ни один из философских аргументов, касающихся моральной оценки абортов в этом разделе. Для нее это все уже решено. В опубликованном недавно интервью для Chronicle of Higher Education ее процитировали: “Я была политиком, прежде чем стать философом, и всегда им была”. Но проблема не в том, чтобы быть политиком per se, а в том, чтобы оценивать множество спорных позиций, будь то политических или философских, как таковых, а не отбрасывать их или систематически демонизировать разумно обоснованное несогласие.

Случай Клобушар также является хорошим поводом для иного рода критики. Однажды феминистскую литературу, посвященную проблемам сильных женщин-политиков, руководителей, врачей, юристов и представителей академии из Лиги плюща, унизительно обозвали феминизм преклонения (lean-in feminism) по названию книги “Lean In” (2013) (русский перевод – “Не бойся действовать”, 2018), которую написала операционный директор Facebook Шерил Сэндберг. Мэнн является одним из ведущих интеллектуальных голосов этого сорта феминизма, который сконентрирован на том, как эти могущественные женщины могут сексистскими методами или по сексистским основаниям быть лишены возможности получить еще больше власти.

Подход Мэнн можно также описать как “карцеральный” и “сексуально-негативный”. Она пишет: “Если изнасилование теоретически карается, скажем, пожизненным заключением, то что это говорит о вашей ценности для общества, когда насильник выходит на свободу, несмотря на чертовы доказательства против него? Что это значит для вас, кроме того, что вы – нечто вроде недочеловека?”

Представление о том, что снисходительность по отношению к преступникам – как правило, прогрессивная ценность – унижает жертв, является частью того, что профессор права Айя Грубер в своей отличной недавно вышедшей в свет одноименной книге назвала “феминистской войной с преступностью” (Gruber A. The Feminist War on Crime: The Unexpected Role of Women’s Liberation in Mass Incarceration, 2020). Феминистские подходы, которые так много внимания уделяют наказанию, выглядят в лучшем случае странно, когда реформа уголовного правосудия является одним из наиболее актуальных и морально острых политических вопросов.

Мэнн также восхваляет старомодные сексуальные нормы. Хотя “автономия” лучше “целомудрия”, по крайней мере, последняя является “правильным по неправильным основаниям” для женщин, что в свою очередь является “социально приемлемым путем” избежать встреч с заинтересованными мужчинами. Снова опираясь на вымышленные источники, она пишет о ситуациях, в которых “появление … недвусмысленного, восторженного согласия (чего бы оно ни стоило) является всего лишь представлением” в рамках “сексуального эксперимента Милгрэма”, в основе которого “отсутствует настоящее желание” и которое предполагает “подчинение культурной фигуре власти в соответствующей области” – т.е. мужчине.

Это эксперимент относится к недавно оспоренным исследованиям 1960-х годов психолога Стэнли Милграм, который утверждал, что люди предпочитают слушаться и делать зло, нежели избегать совершения злодеяний. В экспериментах Милгрэма испытуемым было приказано бить током третьих лиц под нажимом авторитетных фигур (врачей в лабораторных халатах, работающих на Милгрэма), и они это делали. Мэнн предполагает, что точно так же, как испытуемые в экспериментах Милгрэма следовали социальным сценариям (слушаться авторитетных лиц), несмотря на личные опасения, так и женщины часто соглашаются на секс не из-за какого-либо желания или энтузиазма с их стороны, а скорее потому, что они чувствуют, что мужчина имеет над ними привилегию.

Изо всего этого трудно не составить определенную картину человеческого поведения. Согласно ней мужчины редко хотят секса, их просто обманом заставили подумать, что они его желают. Тогда как женщины практически никогда его не хотят, им просто приказывают мужчины, которые неизменно имеют власть над ними, участвовать в этом спектакле, а любой сексуальный интерес – не более чем представление, скорее просто внешние проявления, чем что-то настоящее. Мы не думаем, что эта картина реалистична.

Когда в “Привилегированных” действительно появляются более или менее надежные эмпирические данные, они зачастую бывают неполны. Мэнн указывает, что женщины на 73 процента чаще, чем мужчины, получают серьезные травмы или погибают в автокатастрофах, несмотря на то, что пристегнулись ремнем безопасности. Она предполагает, что этот факт объясняется тем, что в медицинских исследованиях тела мужчин имеют статус “по умолчанию”.

Тем не менее, она сама в тексте ссылается на переменные, которые предлагают различные объяснения этой диспропорции, например, более низкая плотность костей у женщин. И Мэнн никогда не задумывается над тем, что может быть веской причиной того, что манекены для краш-тестов обычно мужские. Она вообще не упоминает тот факт факт, что в автокатастрофах ежегодно погибает вдвое больше мужчин, чем женщин.

Мэнн утверждает, что к мужской боли относятся более серьезно, чем к женской. Она приводит анекдоты о женщинах, страдающих от сильной боли и получающих травмы из-за того, что врачи им не верят, и приводит исследования, показывающие, что мужская боль оценивается наблюдателями как более сильная, и что мужчины чаще получают обезболивающие при одних и тех же условиях. Ее объяснение этого феномена заключается в том, что “опыт мужчин, как правило, является привилегированным по сравнению с опытом женщин”. “Здоровье женщин” просто “мало что значит”.

Однако государственное финансирование исследований в области заболеваний, специфических для мужчин, выглядит карликом по сравнению финансированием исследований женских болезней, а диспаритет в лечении мужчин и женщин широко освещается и осуждаются. Различия в восприятии и лечении боли могут быть лучше объяснены биологическими различиями в том, как мужчины и женщины испытывают боль или как они реагируют на различные болеутоляющие препараты, или культурными различиями в том, как мужчины и женщины справляются с болью и выражают ее. Таким образом, предложения Мэнн не являются единственным объяснением данных и, более того, не объясняет все данные.

Рассуждения Мэнн о так называемой второй смене сопряжено с похожими проблемами. Женщины больше занимаются домашним хозяйством и уходом за детьми, чем мужчины. Мэнн приводит ряд исследований, которые воспроизводят этот хорошо известный факт. Ее объяснение таково: у мужчин есть необоснованная привилегия на досуг, поэтому общество устанавливает очень низкие стандарты того, что мужчины должны делать по дому, а женщины остаются брошенными на произвол судьбы.

Здесь есть много дополнительной информации, которая имеет отношение к делу. Общее время, затрачиваемое мужчинами на работу внутри и вне дома, несколько превышает время, затрачиваемое женщинами, поскольку мужчины работают значительно дольше оплачиваемой работы. А множество условных факторов, таких как декретный отпуск, разница в оплате труда партнеров, а также личные предпочтения, могут объяснить, почему пары делят работу так, как они это делают в каждом конкретном случае. И есть моральные вопросы о том, как должна распределяться работа по дому.

Может оказаться, что данный час работы по дому более или менее обременителен, чем данный час оплачиваемого труда, так что равное время, потраченное на это, не равнозначно справедливому распределению труда. Но Мэнн пренебрегает этими неоднозначными вопросами. Она просто считает само собой разумеющимся, что мужчины и женщины должны тратить равное количество времени на работу по дому, что бы они ни делали, и что только привилегия мужчин на досуг может объяснить, почему женщины вытаскивают короткую спичку.

Мэнн продолжает обсуждать вопрос о том, что женщины, по ее мнению, лишены права занимать руководящие должности, в частности пост президента. Мэнн полагает, что ее теория объясняет, почему ее предпочтительный кандидат – Элизабет Уоррен – не смогла выдвинуться в качестве демократического кандидата на пост президента на выборах 2020 года. Она приводит “свежие данные, свидетельствующие о том, что многие американцы (в том числе небольшое большинство американских мужчин) все еще “не очень комфортно” относятся к идее женщины-президента”.

54 процента американцев сказали, что им было бы вполне комфортно с женщиной-главой правительства. Сравните Великобританию (58 процентов), Германию (31 процент) и Бразилию (43 процента). Но в Великобритании, Германии и Бразилии за последние четыре года женщина являлась или все еще является главой правительства. И в 2018 году рекордное число женщин-политиков было избрано в Конгресс (на самом деле, хотя это и не упоминается в соответствующей главе “Привилегированных”, некоторые исследования показывают, что быть женщиной иногда является преимуществом на выборах в Конгрессе).

Мэнн предполагает, что президентство может быть чем-то особенным, она пишет, что “социологи предположили, что есть что-то в женщинах, которые стремятся к высшим должностям во власти и наиболее ассоциирующейся с фигурой мужчины власти, что люди продолжают находить неудобным”. Но это просто предположения.

Большая часть анализа Мэнн сосредоточена на убеждении, согласно которому женщины вообще не “должны” стремиться к власти, для них более нормально, когда они воспринимаются как “общительные”, т.е. “чувствительные, теплые, заботливые и интересующиеся делами ближних”. Поэтому “момент максимальной популярности” Уоррен, как предполагает Мэнн, объясняется “широко распространенным мнением о том, что исключительно общительна”. Ее “драматическое быстрое падение” было вызвано тем, что восприятие общительности “скорее всего, было неустойчивым”. Некоторые из приведенных ею доказательств вызывают сомнения: например, в одном из исследований, на которое она опирается, выводы делаются на основе результатов реакции на гипотетические сценарии всего 25 человек.

И мы не совсем уверены, откуда у Мэнн взялись представления о том, когда и как те или иные политики воспринимаются как общительные. Общительность – это конструкция в социальной психологии, определяемая авторами, которых привлекает Манн, на основе средних показателей двух рейтингов: поддержки и заботы. Таким образом, вы очень общительны, если вы “поддерживаете” и “заботитесь”. Сейчас Мэнн утверждает, что Александрия Окасио-Кортес и Грета Тунберг чрезвычайно общительны, потому что они борются “за будущие поколения”.

Но в то же время аналогичным образом она утверждает, что призыв Кирстен Джиллибранд к Аль-Франкену уйти в отставку после того, как он был обвинен в сексуальном насилии, привел к тому, что она была воспринята как “необщительная”, и что когда Уоррен отступила от своей позиции по поводу Medicare for All после неоднократных вопросов о том, как она будет платить за нее, это было “воспринятой неудачей с точки зрения заботы”. Но не ясно, как эти рассуждения каким-либо осмысленным образом основываются на конструкте из сферы социальной психологии.

После выборов 2016 года пара профессоров Нью-Йоркского университета наняли актеров для реэнактмента дебатов Клинтон-Трамп. Мужчина играл роль Клинтон, а женщина – роль Трампа. Эти профессора, как и многие посетители ожидали, что спектакль подтвердит их подобные Мэнн взгляды на несправедливое отношение к женщинам.

Но на самом деле реальность “превзошла” ожидания – публика “не могла обнаружить в Джонатане Гордоне того, чем она восхищалась в Хиллари Клинтон”, и в конце концов заметила, что “умная тактика Бренды Кинг, как оказалось, отлично работала именно тогда, когда по их памяти Дональд Трамп затыкался или впадал в бешенство”. Клинтон казалась им компетентной и добродетельной как женщина. Гордон, заменивший мужчину, казался раздражительным и жестким. Трамп казался им грубым и невежественным, как мужчина. Кинг, женская замена, казалась умной и веселой.

Использование Манн эмпирической литературы о неравенстве в лечении боли, домашнем труде и предвыборных кампаниях придает книге видимость строгости. Но есть огромный объем исследований о ситуациях, в которых женщины ценятся выше, чем мужчины, и Манн попросту не признает ее существование. Как недавно писали Кори Кларк и Бо Уайнегард, ученые часто наблюдают предвзятое отношение к мужчинам или перекос в пользу женщин.

В целом, люди более позитивно относятся к женщинам, чем к мужчинам – так называемый эффект прекрасной женщины – и исследование отношения людей к таким разнообразным вещам, как уголовные наказания, найм на работу в научные учреждения, оценка эссе, а также исследования по вопросам пола и гендерных различий подтверждают это.

Примером подобного в собственном материале Мэнн является тот акцент, сделанный при освещении массового убийства, совершенного Эллиотом Роджером на жертвах-женщинах – на самом деле, четверо из шести убитых им людей были мужчинами. Мы не сомневаемся, что Мэнн могла бы разработать убедительный аргумент в пользу такого рода исследований (возможно, интегрируя представления о “доброжелательном сексизме”, о которых в книге не упоминается). На самом деле, сбор такого рода информации и разрешение двусмысленностей и противоречий – это отличная работа для философа. Странно, что она даже не пытается.

В некотором смысле лучшая возможность для Мэнн поговорить о мужских привилегиях – это ее глава об Эллиоте Роджере и “инцелах”. Роджер ярко продемонстрировал чувство привилегии на женщин. И не просто в отношении любой женщины: он не просто – как мы полагаем многие онлайн-“инцелы” делают – выражал одиночество или желание близости, но, казалось, чувствовал, что имеет право на общение с очень специфическими женщинами, в отношении которых у него развивались всевозможные навязчивые идеи. Но эта глава также содержит некоторые странные заявления Мэнн.

Мэнн резко выступает против самого феномена “инцелов”. Она пишет, что поскольку целибат – это форма бездействия, и нет никого, кто бы добровольно согласился заняться сексом с так называемым инцелом, то “это явно сексуальная активность, а не целибат, вне зависимости от того, добровольный он или непроизвольный”. Но это бессмысленно. Мы можем себе представить “недобровольно безработного”, например, если он не в состоянии найти работу, тем более, если нет работодателя, который бы добровольно нанял его. Мэнн, похоже, считает, что даже само представление о недобровольном целибате является чем-то вроде оскорбления людей, которых мог бы желать переживающий целибат человек.

Это нелепо. Фраза совершенно бросается в глаза. И трудно смириться с тем, что она говорит позже об абортах. Например: “любого, кто забеременеет, принуждают к вынашиванию ребенка, используя принудительную силу государства” и “государственная забота о телах беременных – это форма мизогинного социального контроля”. Конечно, если можно назвать беременность там, где аборт по закону запрещен, “принудительной”, то можно называть и состояние целибата, которого человек скорее хотел бы избежать, “недобровольным”. Мэнн позволяет своей политике встать на пути здравого смысла.

В целом, трактовка Мэнн феномена инцелов является странной и нреобоснованной. Она пишет: “Если инцел начнет заниматься сексом или вступит в отношения, то в кого он превратится? Вопреки мнению некоторых комментаторов я догадываюсь, что вряд ли это будет славный парень”. Это довольно странное замечание – почти мелочь – и это действительно, как говорит Мэнн, всего лишь догадка. Более того, она настаивает на том, что инцелы на самом деле не интересуются сексом, и целые станицы посвящает тому, каковы их реальные интересы, а также их психологической природе.

Например тот факт, что инцелы считают, что они находятся на самом дне социальной иерархии она трактует как просто “рационализацию задним числом”, призванную оправдать “существовавшие ранее чувство неполноценности, зависти и обиды”. Но это опять же просто домыслы. Например, похожие утверждения взбудоражили СМИ в преддверии выхода на экраны фильма “Джокер”, по поводу которого журналисты пугали, что в разогретой общественной атмосфере он привести к вспышкам массового насилия. Ничего подобного не произошло. Гипотезы Мэнн – это фрагменты подобных несбывшихся пророчеств.

Похоже, что “Привилегированные” никогда не идет дальше анекдотов и поверхностных рассуждений, чтобы объяснить существующие гендерные нормы и указать на диспаритет отношениях. Было бы неразумно отрицать, например, что в нашем обществе к жертвам изнасилований часто относятся очень плохо. Что здесь добавляет Мэнн? Ее объяснение этого плохого обращения заключается в том, что “мы считаем, что некоторые мужчины имеют привилегии вступать в сексуальные отношения с определенными женщинами… самые могущественные из могущественных мужчин считаются в сексуальном плане владеющими привилегией “иметь” практически любого, с минимальными последствиями”.

Доказательством этого последнего ее утверждения является то, что Бретт Кавано был назначен в Верховный суд, что Дональд Трамп был избран президентом и что Джеффри Эпштейн столкнулся с “минимальными” последствиями за свои обширные преступления, по крайней мере, до 2019 года. И “для девочек и женщин, которые во многих отношениях маргинализированы – будучи кроме прочего чернокожими, трансвеститами или инвалидами, – доля мужчин, которые могут безнаказанно насиловать их, как правило, настолько велика, что делает анализы для генетической экспертизы для доказательства изнасилования не заслуживающими проведения”.

Но мысль о том, что люди на самом деле считают нормальным, что Джеффри Эпштейну можно ухаживать за десятками несовершеннолетних девушек и приставать к ним, или что подавляющее большинство мужчин считает себя вправе насиловать женщину, если она чернокожая, трансвеститка или инвалид, просто неправдоподобна. Может быть, есть какой-то смысл термина привилегии, заключающийся где-то между утверждениями, что “привилегии – это осознанные представления людей о том, чего вы достойны” и “привилегии – это все, что вы в итоге получаете”, который требует дальнейшего прояснения. Но книга “Привилегированные” не объясняет, каков этот смысл.

Хотя книга и претендует на то, чтобы проанализировать и объяснить такие случаи, “Привилегированные” в основном представляет собой относительно читабельное, высокопрофессиональное исследование некоторых из наиболее широко освещаемых вопросов, затрагивающих проблемы женщин в последние несколько лет. В этом есть некоторая ценность. Только настоящий женоненавистник может прочитать эту книгу, и остаться при мнении, что с женщинами никогда не обращаются хуже, чем с мужчинами. Но есть серьезная как моральная, так и эмпирическая трудность, которую Мэнн более или менее игнорирует.

Если принять всерьез тот концептуальный ход, который она пропагандирует в “Down Girl”, от понимания угнетения женщин как результата психологического отношения между индивидами, до представления его как результата действия определенных социальных сил, то очень важно понять, каковы на самом деле гендерные ожидания и нормы, действующие в нашем обществе.

Текст “Привилегированных” предлагает захватывающее описание множества случаев, которые могут проиллюстрировать эти ожидания и нормы. Но книга редко пытается по-настоящему объяснить или оценить их, и обычно подобное заканчивается провалом. Мэнн проделала хорошую работу, собрав вместе эти резонансные случаи. Но читатели, стремящиеся как понять факты, так и вынести моральную оценку событиям окружающей действительности, перечисленным в этой яркой книге, останутся неудовлетворенными.

Источник: Arcdigital