В предыдущих колонках я много говорил о травме, потере чувства целого и самоуважения людьми после распада СССР. Отсюда крайне важным выглядит вопрос: из чего состоит повседневный мир условно усредненного человека на постсоветском пространстве?
После распада СССР у вновь созданных государств был выбор — (1) выработать систему самообоснования, сконцентрировавшись на доступе к правосудию, медицине, образованию, накоплению капитала, исполнению конституции, т.е. стать социально-ориентированным спутником гражданина, без попыток черпать свою легитимность из досоветского и советского периодов, или (2) обратиться к коллективной памяти позволяющей стать источником самопонимания, через реактуализацию прошлого. Например, Пьер Нора указывает на некоторые особенности коллективной памяти:
«Коллективная память, глобальная, без границ, размыта и всеобъемлющая,
возникает из веры, которая впитывает лишь то, что ее саму поддерживает» [1].
Это тот самый догматизм, отбрасывающий все, что не встраивается или противоречит его постулатам. В крайних проявлениях речь может идти об истории, которой вообще не существовало, но которая сегодня является константой и призвана фундировать те или иные представления. А характер отстаивания истинности своих представлений, в крайних формах, может переходить в экстремизм (о чем я подробнее писал тут).
Так или иначе представления индивида о действительности конструируются. Процесс целенаправленного конструирования, например, политической действительности предполагает понимание человеком своей принадлежности к определенной общности. Создавая целостные представления о действительности, вместе с тем, люди получают и обратное: созданные представления начинают определять место и роль человека в социальном пространстве, его представления о порядке вещей, должном, справедливости и т. д.
Для простоты трансляции и восприятия эти представления кодируются в определенную символическую форму (например, в господствующие означающие, которые мы разбирали ранее). В момент осознания конкретным человеком своей солидарности с предлагаемыми политическими представлениями появляется понимание о целом и общности, а соответствие критериям нормальности определяет степень принятия общностью и его место в ней.
Среди этих представлений существует огромное количество смысловых «наслоений», передающихся из поколения в поколение и истинных самих по себе. Их степень важности для конкретного человека различная, но объединяет одно — со временем они становятся «кирпичиками» повседневной реальности человека. И, что самое важное, они участвуют в построении аргументации индивидом при отстаивании своих убеждений. Здесь перед нами дело с небольшим, иногда бессвязными фрагментами реальности, которые путём создания шаблонов и регламентов немного упорядочивают доступное знание.
Так как люди не просто реагируют на эти «наслоения», а принимают интерпретируя, важна «призма», через которую это происходит. Откуда человек черпает информацию о мире и что для него достоверно; объем уже существующих (ранее воспринятых) «кирпичиков» из коллективной памяти; абсолютизация своего фрагментарного представления до целого и даже всеобъемлющего; регулирующие условия восприятия и побуждения к социальному действию; готовность к крайним мерам при отстаивании своих представлений.
Соответственно, стороннее вмешательство в сущностное наполнение представлений о действительности будет восприниматься как угроза ее существованию, что потребует активных действий для защиты. Рациональная аргументация меркнет перед чувством экзистенциальной безопасности, которое человек получает, становясь частью целого, для отстаивания «того, как было всегда».
Примечания:
- Пьер Нора, Момент «колективної пам’яті» // Теперішнє, Нація, Пам’ять. Київ: КЛІО, 2014.
Иллюстрация: «Соломон, строящий храм» Филипса Галле (1558; источник).
Источник: Koine
