Самосознание философии напрямую происходит из ее же риск-менеджемента.
Долгое время основным и, в некотором смысле, монопольным риском был «риск цикуты». Так уж вышло, что конфликт Сократа, этого философа per se, с афинским полисом завершился тем, что его вынудили добровольно выпить ядовитый сок этого растения.
Пышная театрализованная публичность этого события дала Сократу возможность отыграть роль до конца. Он не поддался на уговоры к бегству со стороны учеников, выказав и уважение к законам города, и уважение к законам смерти. А талантливый Платон довершил дело, литературно обработав кончину учителя так, что она навсегда осталась одним из ключевых политических и экзистенциальных уроков Европы. Маленький индивид оказался сильнее государства, ведь у него было мышление, верные друзья и готовность идти до конца.
ХХ век, эпоха буйного социального экспериментаторства, не могла не отразиться на философском самосознании. Она в законченном виде оформила новый — еще больший — риск, о годовщине которого недавно написал Михаил Минаков. Назовем его «риском парохода» — в честь знаменитой высылки на пароходе группы философов из СССР.
Конечно, «Философский пароход» 1922 года является «выдавливанием несогласных». Но такое выдавливание — льгота. Получить золотой пинок от чудовищного террористического режима — значит сохранить жизнь философам. За такой пинок благодарят и ставят свечки за здравие пнувшего.
Со стороны Ленина, «пароход» был актом снисходительной доброты по отношению к высланным. Доброта эта, как верно сказал Набоков, представляет из себя «ведро, наполненное млеком человеколюбия, но с дохлой крысой на дне». Тем не менее, людям оставили жизнь. А вот не попавшего на пароход философа Густава Шпета в 1937 году расстреляли по обвинению в «шпионаже», скинув труп в овраг. «Шпетов» было много.
Отличие «риска парохода» от «риска цикуты» состоит в том, что у интеллектуала отбирают возможность театрализации собственной казни, которая одна и может дать, пусть посмертное, но оправдание трагической развязки: герой умирает, но правда остается за ним, и палачи с судьями это знают. Вместо этого — унизительный выбор: санкционированное привилегированное бегство и жизнь, или бесславная смерть в общей могиле. Добро пожаловать в ХХ век!
В ХХI веке социальные процессы ускорилось и интеллектуалам приходится иметь дело с другим типом риска — коллективной травли, разворачивающейся в русле ситуативного сетевого флешмоба. Толпа решает, что вы нарушили определенное квазирелигиозное табу — сказали не то слово, пошутили не ту шутку, сделали не то действие — и предает вас процессу, аналогичному преданию гражданской смерти, иногда доходящему до физической расправы.
Это — не полис, с которым имел дело Сократ. По нашим меркам он жил в деревне и был знаком с обвинителями. Сократ имел дело с конкретными людьми.
Это — не Ленин, глава террористического государства, основанного на тоталитарной сектантской идеологии, садящий философов на «Пароход».
Новый тип риска — анонимен, аморфен, ситуационен. Вас бьют, но вы не видите — кто. Я называю этот тип риска — «риском призрака», учитывая коммунистическую и утопическую генеалогию этого термина (от Штирнера и Маркса).
Призрак появляется, атакует и исчезает. С ним невозможно бороться, у него нет плоти. Призрака можно только изгнать — с помощью ритуала. Проблема в том, что философия как предприятие разума способна лишь разрушать ритуалы, не создавать их.
Похоже, мы в тупике.
Автор: Антон Тарасюк
Источник: Koine
