Вызванный коронавирусом локдаун актуализировал проблематику времени. Одни утверждают, что удаленная работа в условиях карантина стала необычайно интенсивной и колонизирует личное время. Другие, выпав из производственной ритмики, потеряли доходы, а иногда и средства к существованию. В любом случае, условия карантина лишь обострили проявление давно набиравших силу тенденций.
Слово «наше» в отношении ко времени указывает на ту общую для нас темпоральность, которая довлеет над жизненными ритмами человека. Время в этом смысле получило самостоятельную силу и власть над нами. Нам сложно, а иногда невозможно изолировать себя от общей темпоральности, связанной не только с производством, но и с разнообразными формами вовлеченности в социальные практики.
Если культурным героем производительного времени индустриального прогресса был Прометей, то свободную от тяжелого физического труда «нерепрессивную цивилизацию» Герберт Маркузе связывал с образами Орфея и Нарцисса. Их время – это время покоя, а не покорения, освобождения, а не завоевания.
Наиболее очевидные изменения ритмики и структуры нашего времени задаются трансформациями, которые связаны со временем Прометея. В условиях возрастающей конкуренции, которая становится глобальной, стираются различия не только между свободным и рабочим временем, но и между качествами личности и свойствами рабочей силы. На смену дисциплинированности, основанной на точном распорядке времени, приходит вовлеченность, требующая не отдельных компетенций, а мобилизации личности целиком. Потребностью в такой мобилизации объясняется, например, экспансия коучинга.
Меняется и контроль за производственным временем. Если столетие назад он достигался за счет интеграции человека и машины (идея конвейера в фордизме), то позже он был обращен на людей и отношения между ними. Затем контроль вышел за рамки предприятия и стал реализовываться через рынки и потребление. Теперь издержки контроля переносятся на самих работников и их клиентов.
Отсюда востребованность тайм-менеджмента, который с недавнего времени включен в самые разные образовательные программы. Любопытно, что помимо всего прочего, тайм-менеджмент часто связывают с задачей не только интенсификации, но и высвобождения времени. Большое количество популярных книг о том, как приготовить обед за десять минут или «быстро и правильно» сделать домашнюю уборку, также должно служить высвобождению времени.
Для чего? Прежде, чем присвоить какой-то ресурс, его нужно создать. Если извлечение прибыли смещается из сферы производства в сферу потребления, то время досуга тоже отчуждается. Время Прометея уступает место времени Нарцисса, которое оказалось более значимым, чем время Орфея. Потребительская «забота о себе» обретает самостоятельную экономическую ценность.
Нарцисс, образ которого Маркузе связывал с освобождением и раскрепощением, у Жана Бодрийяра является символом новой репрессивности. Нарциссизм в обществе потребления становится принудительным. Кстати, потребление теперь не обязательно должно следовать за трудом, оно возможно в кредит, что переворачивает привычный ранее порядок времени, в котором труд предшествовал потреблению.
Стали ли мы в результате этих изменений свободнее? Способны ли мы дистанцироваться от ускоряющегося ритма и обрести автономию своего собственного времени?
Временная ритмика, которая довлеет над нами, оказывается заложницей интенсификации производства в условиях глобальной конкуренции. В одних случаях, это ведет к росту напряженности времени труда, которое колонизирует и время отдыха. А в других, — к высвобождению рабочей силы, безработице, нищете и компенсационной зарплате.
Как только человек превратил время в инструмент контроля, оно перестало принадлежать ему. Решение проблемы не может быть экономическим, поскольку она лежит в сфере культурного выбора — выбора в пользу ценности человека и его достойной жизни.
Автор: Дмитрий ГОРИН
Источник: Koine
