додому ПОЛІТИКА 8.08.08: Бумеранг «гуманитарной интервенции». Рефлексии 5 лет спустя.

8.08.08: Бумеранг «гуманитарной интервенции». Рефлексии 5 лет спустя.

210

8.08.08: Бумеранг «гуманитарной интервенции». Рефлексии 5 лет спустя. 

Виталий КУЛИК,

директор Центра исследований

проблем гражданского общества.

Первая статья с таким названием была опубликована автором по горячим следам событий 8.08.2008 г. Уже тогда были очевидны стратегические последствия военной операции России в Южной Осетии. Спустя пять лет мы попытаемся проанализировать насколько верным оказался прогноз.

Иногда история преподносит нам настоящие сюрпризы в виде трагикомического фарса. Не стала исключением и война на Южном Кавказе 8.08.08. Россия заявила, что операция против Грузии была «гуманитарной интервенцией» с целью защиты мирного населения Южной Осетии (граждан РФ) от угрозы геноцида. Впервые Москва сама применила концепцию «гуманитарной интервенции» и «ограниченного суверенитета», хотя ранее яростно ее критиковала. А умиротворять Россию пришлось автору самого термина «гуманитарной интервенции» и идеологу НАТОвской интервенции в Югославии Бернару Кушнеру.

«Гуманитарная интервенция»: от «миссии врачей» до государственной политики

Несмотря на то, что в экспертной среде до сих пор продолжается спор об авторстве и о времени возникновения самого термина «гуманитарная интервенция (война)», несомненно, что в лексикон практической дипломатии он попал во второй половине ХХ века. И ввел ее в политологический дискурс бывший министр иностранных дел Франции и главный «миротворец» в Южной Осетии Бернар Кушнер.

Еще в 1968 году он сформулировал положения о «необходимости западного вооруженного вмешательства в этнополитические конфликты с целью недопущения геноцида». Тогда Кушнер активно поддерживал сепаратистское государство этнической группы христиан игбо – Биафра на территории Нигерии. Биафра поддерживалась Францией, ЮАР, Португалией и Израилем, а Нигерия – Британией и Советским Союзом. В то время Кушнер активно сотрудничал с миссией «Врачи без границ», которая требовала вооруженного вмешательства Запада в Биафрский конфликт.

Кушнер вывел логическое построение, согласно которому в каждом конфликте есть «хорошая» сторона, состоящая из жертв, и «плохая» сторона, которая хочет всех их убить. Поэтому, западное вмешательство, вызванное усилиями средств массовой информации, может разрешить эти проблемы посредством применения силы. Постепенно «реалистичное» направление философской школы, которое подвергает сомнению эти допущения, было дискредитировано как аморальное.

Югославские войны стали идеальной возможностью реализовать на практике то, что к тому времени превратилось в его фирменный знак – доктрину «гуманитарной интервенции». Это полностью совпало с потребностью Соединенных Штатов обеспечить НАТО новой доктриной в период после окончания холодной войны, которая бы позволила военному альянсу выжить и расшириться. Эта доктрина была задействована в марте 1999 года, когда НАТО начала бомбардировки Югославии, длившиеся два с половиной месяца. Тогда Кушнер получил пост главы гражданской миссии ООН в оккупированном Косово (UNMIK – МООНВАК). Вместо того, чтобы содействовать примирению и взаимопониманию, он позволил провинции еще больше уйти под контроль вооруженных кланов и гангстеров, которые с тех пор безнаказанно терроризируют не-албанское население (1).

По словам Дайаны Джонстон, филантропизм Кушнера избирателен. Жертвы, судьба которых вызывает его негодование, всегда совершенно случайно оказываются людьми, к которым благосклонны французские или американские интересы: биафрцы, не-коммунисты из Вьетнама, албанцы Косово. Его никогда не волновала участь никарагуанских жертв «Контрас», поддерживавшихся США, и саботажа в 1980-е, ни этнические чистки против сербов и цыган в Косово после того, как он возглавил провинцию, еще меньше – палестинские жертвы (2).

В это же время, в 1999 г., сам термин «гуманитарная интервенция» приобрел статус государственной политики США и Великобритании. В апреле 1999 г. в Чикаго в канун юбилейного Вашингтонского саммита НАТО премьер-министр Великобритании Тони Блэр впервые использовал его для определения будущей политики НАТО на Балканах.

В основу концепции был положен тезис о том, что гуманитарная катастрофа никогда не может считаться чисто внутренним делом того или иного государства и что международное сообщество не только «вправе», но даже обязано, «решительно вмешаться» в подобные острые гуманитарные кризисы (т.е. на практике – во внутренние дела суверенных государств) «для их оперативного выправления». Налицо, таким образом, связь между «гуманитарной интервенцией» и еще одной активно продвигаемой рядом стран Запада концепцией «ограниченного суверенитета», также предполагающей возможность внешнего, в том числе, силового вмешательства во внутренние дела государств под гуманитарными предлогами (3).

Напомним, что российское руководство категорически осуждало «гуманитарную интервенцию» НАТО в Югославии. Достаточно вспомнить, как в 1999 году премьер Евгений Примаков совершал известный «разворот над Атлантикой». И тогда политики и общественные деятели России требовали «защитить территориальную целостность братской Югославии».

Расхождения во взглядах представителей Российской Федерации и руководителей НАТО по отношению к операции в Косово ни для кого секретом не являлись. Причем недовольство россиян было массовым, включающим в себя различные акции по выражению негативного отношения к происходящему. Сегодня многие из них одобряют действия России в Южной Осетии и ни слова не говорят о необходимости территориальной целостности Грузии.

Интересно, что некоторые российские эксперты, стремясь обосновать применение силы в Грузии, так же как и американские юристы в 1999 г., ссылаются на противоречие Хартии ООН и Всемирной Декларации прав человека 1948 года. По их мнению, как только государство подписывает Декларацию, вопросы прав человека перестают подлежать исключительно внутренней юрисдикции государств (4).

Если же вспомнить, что Всемирная Декларация прав человека 1948 года декларирует “признание неотъемлемого достоинства и равных и неотчуждаемых прав человека как основы для свободы, справедливости и мира во всем мире”, то многие считают допустимой и такую трактовку: гуманитарные интервенции без санкции СБ ООН возможны в тех случаях, когда СБ не может реализовать свою цель – защиту прав человека. Бумеранг был запущен…

Теперь Кремль все активнее использует американскую трактовку концепции «гуманитарной интервенции». Произошло «переосмысление ценностей» и в российском экспертном сообществе. Это касается и Концепции внешней политики Российской Федерации, принятой 12 июля 2008 года, то есть меньше чем за месяц до начала конфликта в Грузии, где в разделе «Приоритеты Российской Федерации в решении глобальных проблем», в пункте «Укрепление международной безопасности» сказано, в частности, что «Российская Федерация… твердо исходит из того, что санкционировать применение силы в целях принуждения к миру правомочен только Совет Безопасности ООН». Таким образом, действия России по принуждению к миру противоречат ее же только что принятой внешней концепции, поскольку были осуществлены без санкции Совета Безопасности ООН.

В том же разделе Концепции говорится и о том, что Россия «последовательно выступает за снижение роли фактора силы в международных отношениях», «считает международное миротворчество действенным инструментом урегулирования вооруженных конфликтов», в то время как конфликт в Грузии, суверенитет которой Россия признает, РФ разрешила именно с помощью силы и без участия международных миротворцев. То есть, российские силы были названы миротворческими, но миротворческий контингент был усилен подразделениями действующих войск и тем самым де-факто превратился в одну из сторон конфликта.

После начала вооруженного конфликта в Грузии, российские эксперты перешли от ранее декларируемых в Концепции положений на противоположную позицию, которую яростно критиковали буквально несколько недель назад. Теперь, Москва оправдывала свои действия в Абхазии и Южной Осетии вполне в духе НАТОвских трендов, ссылаясь на «дефицит инструментария у ООН и необходимость оперативного военного реагирования», дабы «не допустить геноцида грузинами мирного осетинского населения». Примечательно, что по стечению обстоятельств (в виду того, что Франция главенствовала в ЕС) миротворческую миссию по прекращению огня в Грузии европейцы поручили автору концепции «гуманитарной интервенции» министру иностранных дел Франции Бернару Кушнеру. И, похоже, что он нашел общий язык с руководством России

Грузинский счет

Без сомнения, Грузия первая начала вооруженные действия в Южной Осетии и ответственность за последствия грузино-российского конфликта лежит в первую очередь на Тбилиси.

Грузия активно готовилась к решению вопроса реинтеграции государства силовым путем. Только за три года (с 2004 по 2007) военный бюджет страны вырос в 3.86 раза. Если в 2005 на финансирование военных нужд было выделено 138,8 миллиона лари (77,6 миллиона долларов), в 2006 году – 392 миллиона лари (220 миллионов долларов), то в 2007 году на эти цели было выделено 300 миллионов долларов. Одновременно возросли и расходы на финансирование системы министерства внутренних дел: с 151,6 миллиона лари (85 миллионов долларов) до 197 миллионов лари (110 миллионов долларов).

Численность вооружённых сил Грузии составляла 30 000 человек, в том числе 23000 в Министерстве обороны и около 7000 в МВД. Кроме того, в Департаменте охраны границы числится 6703 человек, в ВМС – от 1500 до 2300, в ВВС – 1300. Мобилизационные возможности Грузии составляют резерв около 100 тыс. человек. Количество обученных резервистов в 2007 году составило до 20 батальонов.

Грузинские политики неоднократно заявляли о том, что объединение страны должно произойти любой ценой, в том числе в результате применения силы в отношении Абхазии и Южной Осетии. Цхинвальский регион рассматривался Тбилиси в качестве первой цели. Южная Осетия представляет собой мозаичное образование. Часть ее территории находилась под контролем грузинской власти, часть находилась под управлением «альтернативной администрации» Дм. Санакоева, а часть контролировало правительство Эдуарда Кокойты. Южная Осетия не является мононациональным образованием. В регионе вперемешку находятся грузинские и осетинские села. Да и общая численность населения региона насчитывает не более 70 тыс. человек. В отличие от Абхазии или Приднестровья, в Южной Осетии государственный аппарат существует только номинально.

Экономика Южной Осетии представляла собой нечто среднее между натуральным хозяйством и контрабандой. В Цхинвальском районе нет существенного производства, нефти или других ценных ресурсов. Жители живут в основном благодаря сельскому хозяйству, продукты которого продают в Грузию или Россию, а также благодаря контрабанде нефтепродуктов из России в Грузию. Москва не рассматривала Южную Осетию в качестве привлекательного объекта вложения средств (в отличие от тех же Абхазии и Приднестровья).

Поэтому Цхинвали казался Тбилиси «слабым звеном», которое можно реинтегрировать в кратчайшие строки. Достаточно было за 24 часа захватить большую часть территории Южной Осетии и выйти на государственную границу с РФ, предварительно перекрыв Рокский туннель. А потом заявить о наведении конституционного порядка в мятежном регионе. И России ничего бы не оставалось как смириться с потерей контроля над Южной Осетией.

Однако грузинские войска завязли в боях за Цхинвал и не смогли вовремя заблокировать единственную дорогу в регион, по которой могли пройти российские войска.

Теперь о реинтеграции Грузии можно забыть на десятилетие, как и нормализации отношений с Россией. Не удалось убедить Грузии и европейских членов НАТО в необходимости скорейшего предоставления Тбилиси ПДЧ. Как видим, целей военной операции в Южной Осетии грузинское руководство не достигло, наоборот, отдалилось от них не неопределенное время.

Можно полностью согласиться с питерским политологом Борисом Вишневским, который считает, что «каковы бы ни были причины, толкнувшие руководство Грузии на «силовое» решение проблемы в Южной Осетии (желание восстановить территориальную целостность, обстрелы сепаратистами грузинских позиций и грузинских сел, надежды на невмешательство России, и так далее) – они не оправдывают применения насилия, и тем более – применения систем залпового огня по городу Цхинвали. Решать вопросы территориального единства силой – путь, ведущий только к человеческим жертвам» (5).

Последствия войны для Кавказа

Бумеранг «гуманитарной интервенции» ударил и по экономике всего Южного Кавказа. Грузию получила  серьезный отток капитала. Экономике республики был нанесен серьезный ущерб. На неделю приостановили свою работу все государственные и коммерческие банки. На этот же период в Грузии был закрыт доступ к услугам интернет-банкинга. Банкам нужна была пауза, чтобы понять, как поступать с курсом валют, какая нужна стратегия. Но неработающий банк означает срывы сделок клиентов, которым нужно оплачивать договоры.

Приостановлены и денежные переводы из РФ в Грузию. По подсчетам Центробанка РФ, из России в Грузию в первом полугодии 2008 года было переведено $142 млн. По мнению старшего аналитика ИК “ЦентрИнвест” Владимира Рожанковского, из наиболее осязаемых и явных экономических последствий войны на Кавказе – возросшие инфляционные ожидания в экономике Грузии и давление на лари.

В сентябре 2008 г. сразу два международных рейтинговых агентства — Standard & Poor’s (S&P) и Fitch — повторно понизили долгосрочные рейтинги Грузии, причем с сохранением негативного прогноза, объясняя решение рисками кредитоспособности страны.

Россия сразу же ввела значительные ограничения для трудовых мигрантов из Грузии, позже был введен визовый режим и разорваны дипломатические отношения. В России началась антигрузинская кампания. Например, Движение против нелегальной иммиграции (ДПНИ) заявило о подготовке рейдов по местам концентрации граждан Грузии на территории Москвы (6). По разным оценкам, на территории России находится до 1 млн. грузинских граждан, при том что общее число граждан Грузии составляет 4,6 млн. человек.

Однако, по словам президента Института энергетики и финансов Леонида Григорьева, у РФ небыло никакой возможности для серьезных экономических санкций. «В Грузии просто нет такой экономики, на которую можно было бы воздействовать санкциями». Аналитики также обращали внимание на неудачный опыт введения Россией экономических санкций против Грузии в 2006 году. Статистические данные свидетельствуют о том, что экономический бойкот со стороны России оказался не таким действенным, как ожидалось. По словам экс-госминистра Грузии по экономическим реформам Каха Бендукидзе, «потери Грузии от российского эмбарго всем известны: 1–1,5% ВВП, или $150 млн. Это немного».

Однако в сентябре 2008 года ситуация в экономике Грузии выглядела крайне угрожающей. По подсчетам МВФ, по объему ВВП на душу населения (по паритету покупательной способности) Грузия считалась и так страной довольно бедной. Согласно составленному в 2006 году докладу Агентства США по содействию развитию (USAID) 61% грузин все еще жила ниже прожиточного минимума, а 23% были вынуждены эмигрировать за пределы своей страны. Средняя заработная плата составляет около 80-100 долл., а размер средней пенсии, по разным данным, колеблется в диапазоне от 30 до 45 долл.

Катастрофическими темпами снижалось промышленное производство. В 2001 г. доля производства в валовом национальном продукте составляла 48%, в 2008 г. эта цифра была равна 12%. Не была нерешена проблема электроснабжения во многих районах сельской местности. Безработица достигала 35% населения. Новые рабочие места не создавались.

Второй проблемой оказалась нехватка земли у значительной части грузинского крестьянства и отсутствие рынка сбыта произведенной сельскохозяйственной продукции. Главным рынком сбыта традиционно была Россия, но теперь дорога на север для основных экспортных товаров Грузии закрыта.

Социалка не выдержала, а компенсационных механизмов официальный Тбилиси не предусмотрел. В итоге в Грузии возник масштабный скачок цен. По данным Департамента статистики Грузии, за месяц до начала боевых действий выросли цены на хлеб и хлебопродукты – на 3.1%, пшеничную муку – 6.9%, растительное масло и жиры – 7.1% (в том числе, подсолнечное мало – 8.5%), соль – 35%, сахар – 24.8%, молоко – 11.4%, предметы домашнего обихода – 7.5% (в том числе, хозяйственное мыло – 32%, синтетические стиральные средства – 29.6%) и т.д (7).

Однако ситуация кардинально изменилась уже в сентябре-октябре 2008 года. В начале сентября 2008 г. США объявили о выделении для Грузии американской помощи в размере 1 млрд долл. на гуманитарные цели, а также пообещали содействовать инвестициям в грузинскую экономику и расширению благоприятного доступа для грузинского экспорта на рынки в США (6). А в октябре 2008 года западные страны согласовали выделение Грузии 4,55 млрд долл. финансовой помощи в течение 2008—2010 годов на преодоление результатов военного конфликта, из которых 2,5 млрд — долгосрочный низкопроцентный заём, а 2 млрд — грант.(8), (9). По мнению ряда экспертов, эта помощь сыграла основную роль в предотвращении коллапса грузинской экономики (10), (11).

Финансовая помощь Южной Осетии со стороны России за 2008—2010 годы составила около 30 млрд рублей. В первые десять дней после конфликта распоряжениями правительства РФ Цхинвали было выделено более 1 млрд руб. на восстановительные работы и ещё 52 млн руб. на компенсации пенсионерам. Финансирование велось и через другие источники. Так, по распоряжению премьера 280 млн руб. были перечислены из резервного фонда МЧС. Власти Москвы сообщали о выделении своей помощи в размере более 1 млрд руб. Ещё около 1 млрд руб. собрали в виде пожертвований граждане, юридические лица и местные органы власти (12).

В то же время, вооружённый конфликт между Россией и Грузией отодвинул вступление России в ВТО. Грузия, защищая свои экономические интересы как член ВТО, заявляла неприемлемые в создавшихся для России после войны геополитических условиях причины, по которым Россия не могла вступить во Всемирную торговую организацию. Камнем преткновения стал вопрос контроля грузов на КПП Южной Осетии и Абхазии. Грузия настаивала на том, чтобы в местах таможенного контроля присутствовали международные наблюдатели, в то время как Россия предлагала ограничиться предоставлением информации о прохождении грузов через КПП двух республик (13). Компромисс был достигнут лишь в октябре 2011 года под давлением Евросоюза. 9 ноября Грузия и Россия при посредничестве Швейцарии подписали соглашение о вступлении России в ВТО (14).

 «Кипризация» Россией Абхазии и Южной Осетии

Официальное признание Россией государственной независимости Абхазии и Южной Осетии ознаменовало собой начало качественно нового формата существования этих образований. Речь идет о применении Москвой технологии «полупризнания», которую долгое время использует Турция в отношении Северного Кипра. Кремль фактически отложил решение вопроса урегулирования грузинских конфликтов на долгую перспективу, которая, к тому же, предполагает решения глобального характера – перформатирования мирового политического пространства. Это перспектива не одного десятилетия.

 Как показывает практика, существование полупризнанных государств не только формирует условия для долговременной консервации нерешенного конфликта, но и создает новые вызовы региональной безопасности.

В своей политике в отношении урегулирования «замороженных» конфликтов на постсоветском пространстве Россия исходит из того, что она не в состоянии окончательно, мирными способами, решить проблему во всех регионах с выгодой для себя. Поэтому со средины 2007 г. Москва фактически пересмотрела свою стратегию в «замороженных» конфликтах, отказавшись от «пакетного» подхода. Кремль распределил конфликты на три типа: грузинские (Абхазию и Южную Осетию), урегулирования которых связывают со сдерживанием интеграции Грузии в НАТО и противодействие усилению позиций США на Южном Кавказе; азербайджанский (Нагорный Карабах), который предлагается пока что «не трогать», и молдавский (Приднестровье). К каждому типу конфликтов МИД РФ предлагает выработать отдельную стратегическую модель.

По словам российского политолога Сергея Маркедонова, в Карабахском конфликте у РФ нет «контрольного пакета». Процесс ведет группа посредников (Минская группа ОБСЕ, куда помимо России входят Франция и США). В Карабахе сегодня нет активного военного противоборства, которое случилось в августе в Южной Осетии. Почти 200-километровая линия фронта делает азербайджанский блицкриг невозможным. Именно это, спасает от возобновления войны (хотя за прошлый год на линии прекращения огня количество перестрелок увеличилось).

 В случае с Приднестровьем сегодня мирное урегулирование уже интернационализировано по факту. Напомним, что переговорный формат по этому конфликту определяется, как «5+2». Два – это стороны конфликта, 3 посредника (РФ, Украина, ОБСЕ) и два наблюдателя (США и Европейский Союз). Кроме того, Москва считает, что Приднестровское урегулирование должно произойти по иному чем на Кавказе сценарию. Речь идет о так называемом плане Козак-2: реинтеграция Молдовы под эгидой РФ. По этому плану предполагается, что произойдет конфедеративное объединение РМ и ПМР, при том, что Россия сможет обеспечить себе «контрольный пакет» в контроле политической ситуации в Молдове, а также гарантирует признание нейтрального статуса РМ (невхождение в НАТО).

Совсем иная ситуация наблюдалась в Грузии. Закавказский регион для РФ имеет ключевое значение в плане обеспечения не только территориальной целостности и национальной безопасности России, но и своего присутствия в этом регионе. Поэтому Россия играет сложную и временами противоречивую роль на Южном Кавказе, стараясь, с одной стороны, сохранить влияние и власть на прежде подконтрольных Москве территориях, и с другой стороны, обеспечить стабильность своих южных границ.

Как отмечает Сергей Маркедонов, «после «пятидневной войны» все форматы мирного урегулирования были окончательно опрокинуты в прошлое. Россия объективно превратилась из миротворца в сторону конфликта. Вместе с тем уход с территории двух бывших автономий Грузии имел бы катастрофические последствия для внутренней безопасности РФ на Северном Кавказе (с учетом Северной Осетии, осетино – ингушского конфликта, четырех адыгоязычных субъектов федерации)… Если нет старых форматов, российское руководство создало новые путем перевода Абхазии и Южной Осетии в категорию «частично признанных» государств».

Несмотря на кажущуюся импульсивность и эмоциональность действий Кремля, российское руководство просчитало возможные риски и потери от признания Абхазии и Южной Осетии.

Таким образом, Россия может, не оглядываясь на Запад, решать свои главные стратегические задачи на Южном Кавказе:

– восстановить баланс сил на Южном Кавказе и обеспечить долговременное и стабильное военное присутствие в регионе;

 – сформировать новый «порядок дня» для урегулирования, исключающий присутствие иностранных миротворческих миссий и наблюдателей от ОБСЕ и ЕС в зоне конфликтов (они смогут находится только с грузинской стороны). Отложит окончательное решение кавказких конфликтов на неопределенный строк;

 – создать весомое препятствие на пути интеграции Грузии в НАТО (в виду наличия территориальных претензий к Грузии и нерешенных этнополитических конфликтов на ее территории).

 Использование Россией формата «полупризнания» позволяет решить многие вопросы, связанные с организацией отношений между Москвой и Сухуми, Цхинвалом.

Во-первых, Абхазия и Южная Осетия получили возможность легализировать свои отношения с РФ в виде создания двусторонней договорно-правовой базы. В основе этой модели лежит северокипрский опыт.

Не секрет, что экономика и социальная сфера Северного Кипра и Турции максимально интегрированы. Согласно соглашениям Турецкой Республики Северного Кипра (ТРСК) и Турции от 1997 года на жителей ТРСК распространены равные с правами граждан Турции права на проживание, работу, приобретение собственности и образование. 20 июля 1997 года, Турция и ТРСК заявили о мерах по экономической и финансовой интеграции, а также частичной интеграции в областях обороны, внешней политики и безопасности. 6 августа 1997 года на уровне министров иностранных дел Турции и ТРСК подписано соглашение об ассоциации. Договор от 2002 г. фактически закрепил единство сил береговой охраны, а силы самообороны ТРСК фактически интегрированы в ВС Турции.

Конечно, на первом этапе Абхазия и Южная Осетия не смогут претендовать на ассоциацию с РФ. Однако, договоры о дружбе и добрососедских отношениях между Москвой и Сухуми, Цхинвалом уже подписаны и ратифицированы парламентами. Кроме того, взаимодействие экономик Абхазии, Южной Осетии не нуждаются в дополнительных механизмах, поскольку эта «интегрированность» уже существует де-факто. Рынки сбыта товаров Абхазии, не говоря уже о Южной Осетии, всецело находятся в России. Теперь речь идет только о нормативно-правовом ее обеспечении (хотя эти договора никем кроме РФ признаваться не будут).

Также дела обстоят и с военным сотрудничеством. Между Москвой, Сухуми и Цхинвалом подписаны договора о военной помощи и миротворческие контингенты в зонах конфликтов превратились из миротворческих миссий, по сути, в военные базы России, размещенные на этих территориях по просьбе правительств Абхазии и Южной Осетии. Хотя, как свидетельствует практика Северного Кипра, российские солдаты могут сохранить приставку «миротворческие силы». Например, на ТРСК присутствуют 30-40 тыс. турецких солдат (28я и 39я дивизия 9го корпуса армии Турции), официально называемые Миротворческими Силами Турецкого Кипра. Сохраняется также присутствие ВВС, ВМФ и Береговой Охраны Турции.

Во-вторых, Абхазия и Южная Осетия (также как и Северный Кипр), будут долгое время оставаться в международной изоляции, которая не исключает определенных «окон возможностей» для диалога с третьими странами.

По сути, ТРСК является непризнанной мировым сообщество за исключением Турции. Действует ряд резолюций Совета Безопасности ООН по Кипру и в том числе №541 (1983) и №550 (1984), которые предписывают всем членам мирового сообщества не признавать никакое иное кипрское государство, кроме Республики Кипр и не оказывать ТРСК никакого содействия.

Международными правовыми нормами (законодательством Европейского Союза) и кипрским национальным правом создан механизм обеспечения защиты прав греков-киприотов на оставленную ими недвижимость на севере Кипра. Это уже создает ряд проблем для нерезидентов ТРСК при покупке недвижимости и ведении бизнеса. Попытки въезда иностранцев в Республику Кипр с севера чреваты задержанием и привлечением к судебной ответственности за незаконный въезд на территорию Республики Кипр. Подобные санкции попытается ввести и Грузия. Еще в 2005 г. Тбилиси заявлял о необходимости судебного преследования российских компаний приобретающих недвижимость и инвестирующих в экономику Абхазии.

Однако, ТРСК продолжает существовать де-факто. Она имеет дипломатические отношения с Турцией, при том, что ЕС и мировое сообщество (кроме Греции и Республики Кипр) не вводит дополнительных санкций против Анкары. Независимость ТРСК признала также Автономная республика Нахичевань (Азербайджан). Однако сам Азербайджан пока воздерживается от официальной поддержки этого решения. Организация Исламская Конференция предоставила ТРСК статус части федеративного государства и наблюдателя в своей организации.

Как и в ситуации с Северным Кипром, Абхазия и Южная Осетия могут рассчитывать, что их признает не только одна Россия. Например, на такой шаг пошло Никарагуа, Венесуэла, Кубой и островное государство Науру (которое уже несколько раз меняло свою позицию по этому вопросу).

Поскольку главным прибыльным бизнесом для Сухуми может быть туризм, Москва, очевидно, инициирует создание совместной компании для привлечения западных и восточных туристов (по аналогии с англо-кипрским резидентом – “Норт Сайпрус Туризм Сентр Лтд.”, который представляет ТРСК на различных международных туристических ярмарках).

Таким образом, признав Абхазию и Южную Осетию, Россия восстановила свою субъектность в качестве мощного игрока, способного качественно изменить глобальный политический порядок дня всего мира. В то же время, «кипризация» Южного Кавказа создает новые вызовы для всего постсоветского пространства. Если с сепаратизмом внутри своей страны Москва еще способна справиться, то ее соседи и партнеры в Евразии оказываются перед угрозой роста сепаратистских настроений. Речь идет не только о Китае или Украине, прецедент опасен и для Центральной Азии.

Многие российские эксперты считают, что на Южном Кавказе может установиться новый статус-кво, который, несмотря на наличие вызовов безопасности региона и внерегиональных игроков, способен относительно стабилизировать ситуацию.

Однако, на наш взгляд, односторонние действия участников «кавказской игры», распространение на постсоветское пространство «гуманитарных интервенционистских стратегий», продолжение милитаризации региона, закладывает мину замедленного действия под тлеющие конфликты. Это опасно еще из-за того, что на постсоветском пространстве нет надежных инструментов противодействовать «горячей разморозки» этнополитических конфликтов (15).

Общие выводы

Боевые действия в зоне грузино-российского конфликта вокруг Южной Осетии показали, что призрак «гуманитарной интервенции» и «ограниченного суверенитета» уже окончательно вошли в практику пространства СНГ. Оказалось, что система региональной безопасности, которая сформировалась после распада СССР, не может эффективно реагировать на новые вызовы. Таким образом, само постсоветское пространство ощутило острую нехватку этой самой безопасности. Вдруг многие поняли, что вооруженный конфликт снова становится вполне реальным продолжением «ледникового» диалога.

Появившаяся в последнее время доктрина «право – долг гуманитарного вмешательства» является пока еще достаточно дискуссионной, и основания для подобного вмешательства пока еще не определены. По словам канадского исследователя С. Нила Макфарлея, к сожалению, большинство миротворческих и гуманитарных операций проводится скорее по причинам национальных государственных интересов, а не согласно новым международным нормам.

Военная операция в Грузии фактически поставила жирный знак вопроса в деле поддержания мира на постсоветском пространстве. Как показала реакция разных интеграционных проектов (СНГ, ЕврАзЭС, Союзного государства России – Беларуси, ШОС, ГУАМ и ОДКБ), их ресурсов не достаточно, чтобы исключить практику «гуманитарных интервенций» на территории СНГ. Они оказались не в состоянии даже оперативно отреагировать на события в Южной Осетии. Только после окончания активных боевых действий в Грузии на заявление с осуждением политики Тбилиси решилась Межпарламентская ассамблея ОДКБ, только после мощного нажима Москвы с более менее внятным заявлением выступила Беларусь. Остальные партнеры России и даже Грузии (например, ОДЕР-ГУАМ) воздержались от оценок и ограничились формальными заявлениями. А туркменские СМИ вообще не заметили войны на Южном Кавказе.

Страны СНГ долгое время сами выступали в роли потребителей безопасности, стремясь найти влиятельного донора, который был бы способен обеспечить относительный мир в регионе. Для стран Центральной Азии таким донором на данный момент выступает Россия (а в перспективе – Китай), для ГУАМ – НАТО и США. Киев и Тбилиси сами способствовали разрушению международных правовых норм, поддерживая Вашингтон во время проведения «стабилизационной операции» в Ираке, занимали выжидательную позицию в вопросе урегулирования на Балканах, практически оправдывали проведение «гуманитарных интервенций» США в других частях мира. Теперь же Украина столкнулась с проблемой использования методики «гуманитарной интервенции» на постсоветском пространстве, а это значит, что угроза вооруженного конфликта на нашей территории стала реальностью. Бумеранг вернулся уже к нам…

Россия внесла определенные изменения в концепцию «гуманитарной интервенции», связав ее с тезисом о необходимости защиты прав и безопасности российских соотечественников в странах ближнего зарубежья. Эта тема важна для Киева и других стран СНГ, поскольку на наших территориях живут не только этнические русские, гуманитарные права которых активно защищает РФ, но и граждане России. И не важно, что во многих странах национальные законодательства предполагают свободное развитие культуры национальных меньшинств. В случаи принятие политического решения о необходимости использования силы для обеспечения государственных интересов РФ и под лозунгом защиты соотечественников, Украине может не хватить правовых и политических аргументов, чтобы воспрепятствовать проведению «гуманитарной интервенции», скажем… в Крыму.

 Есть еще одна составляющая. В том же Приднестровье проживает 100 тыс. украинских граждан и в случаи эскалации конфликта в регионе Киеву также придется выбирать между нормами международного права и правом – долгом на гуманитарное вмешательство. Поэтому, в интересах Украины создание такой системы региональной безопасности, которая бы исключила подобное развитие ситуации. Для этого нужно не только политическая воля руководства в Киеве, но и система сдержек и противовесов, институциональное наполнение отношений в регионе. Без внятной стратегии на Южном Кавказе и в Приднестровье, без взаимодействия с Россией, ЕС и США выстроить эту систему не возможно.

В вопросе формирования региональной безопасности для Южного Кавказа Украина должна занять четкую однозначную позицию, направленную на неконфликтное участие в региональных проектах. Для Украины и в дальнейшем необходимо быть задействованным в конструировании системы международной и региональной безопасности на Южном Кавказе, учитывая энергетическую составляющую и привлекательность данного региона. Тогда как построение пространства безопасности должно отвечать логике всех последних изменений и интеграционных процессов в этом регионе.

Примечания

  1. Bernard Kouchner: Media Doc of “Humanitarian Intervention”. Sarko and the Ghosts of May 1968// https://www.counterpunch.org/johnstone06042007.html
  2. Там же
  3. Модин Н. «Гуманитарная интервенция» как метод регулирования международных конфликтов// https://library.gospolitika.ru/katalog/Modin_Gumanitarn_intervenc.pdf
  4. A.Bellamy. Power, rules and argument: new approaches to humanitarian intervention. Australian Journal of International Affairs, Nov2003, Vol. 57, No.3, pp.499-512.
  5. Борис Вишневский. Десять тезисов о новой кавказской войне // https://www.fontanka.ru/2008/08/11/128/
  6. Буш и Райс объявили о помощи для Грузии в размере $1 млрд // https://ria.ru/world/20080904/150945870.html
  7. Виталий Кулик. Грузинские истории: шипы и розы // https://politika.org.ua/cgi-bin/b2.pl?sh=pub_singl&num=1290
  8. В Грузии ожидается подорожание продуктов питания // https://www.kavkaz-uzel.ru/articles/162823/
  9. Приоритеты пакета помощи в объеме 4,55 млрд. долларов США // https://www.civil.ge/rus/article.php?id=18016
  10. Экономику Грузии спасла война // https://bizzone.info/articles/1258592529.php
  11. Год «тощих коров» в Грузии // https://www.vestikavkaza.ru/articles/ekonomika/mir_fin_kriz/14191.html
  12. Сколько тратят на помощь Южной Осетии // https://www.kommersant.ru/doc/1602204
  13. Грузия вновь заявила о препятствиях для вхождения России в ВТО // https://www.km.ru/v-rossii/2011/08/09/mirovaya-ekonomika/gruziya-vnov-zayavila-o-prepyatstviyakh-dlya-vkhozhdeniya-ros
  14. Россия и Грузия подписали соглашение по ВТО // https://lenta.ru/news/2011/11/09/okay/
  15. Виталий КУЛИК. ВЫЗОВ «КИПРИЗАЦИИ» ПОСТСОВЕТСКИХ КОНФЛИКТОВ ДЛЯ ПРИДНЕСТРОВСКОГО УРЕГУЛИРОВАНИЯ: ВЗГЛЯД ИЗ КИЕВА // https://politcom.ru/7618.html

НАПИСАТИ ВІДПОВІДЬ

введіть свій коментар!
введіть тут своє ім'я