Киев, 01 октября 2015 года (Деловая столица, Алексей КАФТАН). Легитимация статуса российского контингента в Сирии выглядит логичным шагом в единственной игре, в которую в последние годы играет Москва – в игре в историческую реконструкцию.
Когда в ленте новостей видишь сообщения о том, что Владимир Путин обратился в Совет Федерации за разрешением использовать вооруженные силы за рубежом, и о том, как это ходатайство было одобрено через считанные часы, хочется поискать календарь. Потому что это здорово напоминает «День сурка»: помнится, такая сценка уже была разыграна 1 марта прошлого года, когда российским войскам задним числом разрешили топтаться по украинской земле. Теперь им точно также позволили ездить на заработки – за «боевыми» – в Сирию. Год назад Первый канал рассказывал о бесчинствах бандеровцев, притесняющих этнических русских. Теперь он же вещает о 40 тысячах русских «роксолан», осевших в Сирии вместе с семьями. Посыл в обоих случаях один: нам есть до этого дело.
Принципиальная разница в ситуациях сводится к личностному фактору «принимающей стороны»: кишка нашего легитимного завгара оказалась куда тоньше, чем у их легитимного стоматолога. В остальном все обыденно и до тошноты скучно: 162 дрессированных механизма единогласно голосуют за очередную авантюру, демонстрируя тем самым полную деградацию российского государственного аппарата. Страна управляется в ручном режиме, ключевые решения вырабатываются узким кругом приближенных к Путину лиц и визируются им лично, так что содержание громоздких управленческих структур является то ли атавизмом, то ли вариантом обеспечения пожизненной ренты правящему классу.
Впрочем, говорить о внутренней политике в РФ нечего ввиду фактического отсутствия таковой. А потому сосредоточимся на политике внешней. К чему это все? Зачем испрашивать разрешения Совфеда, если российский контингент уже пребывает в Сирии и, по многочисленным свидетельствам, принимает спорадическое участие в боевых действиях?
Во-первых, здесь налицо типичный modus operandi Кремля: отпираться, пока возможно, а когда масса доказательств, уличающих Россию во лжи, становится критической – формально сделать тайное явным.
Во-вторых, такая легитимация статуса российского контингента в Сирии выглядит логичным шагом в единственной игре, в которую в последние годы играет Москва – в игре в историческую реконструкцию. То, что «решение» Совфеда было принято сразу после поездки Путина на Генассамблею ООН и его встречи с Бараком Обамой, не должно вводить в заблуждение: это тот случай, когда «после» не означает «вследствие». При том, что путинский вояж за океан оказался по всем статьям провальным, это отнюдь не месть Западу за очередную порцию унижений. На самом деле, прими Обама предложение оставить Асада в покое, изменился бы лишь информационный фон в российских СМИ. Тогда бы говорили о возвращении РФ в пул мировых вершителей судеб и подобную чушь. А так, «Россия – единственная страна, чьи вооруженные силы присутствуют на сирийской территории легально, поскольку ее попросило о помощи законное правительство Сирии».
То, что режим Асада на Западе считают утратившим легитимность ввиду многочисленных военных преступлений (которые, к слову, уже начала расследовать Франция), для Кремля не существенно. Просто потому, что без Асада он потеряет последний ближневосточный плацдарм. А потому для Кремля принципиально важно, чтобы его режим уцелел – хоть бы и в пределах Латакийской Народной Республики. Причем дело не только в военном присутствии: в 2013 году Москва и Дамаск подписали договор о разработке латакийского шельфового месторождения. Реализация проекта сейчас невозможна – но точно так же невозможно строительство и альтернативных газотранспортных магистралей через сирийскую территорию.
Путинский приказ о бомбардировках антиасадовских сил, отданный – и исполненный – через пару часов после одобрения Совфеда – это не что иное как продолжение его речи на Генассамблее. Напомню, тогда ВВП много говорил о прелестях Ялтинской системы, обеспечившей мирную жизнь миллионам людей. Российский лидер, однако, не сказал главного: основой Ялтинской системы стало соглашение о разделе сфер влияния. И именно такого раздела Кремль добивается вновь. То, что удары были демонстративно нанесены не по объектам ИГ, как твердят российские СМИ, а по позициям «Джебхат аль-Нусра» – условно умеренных исламистов, воюющих и против Халифата, и против войск Асада, – явственный выпад против США и их союзников. Здесь стоит упомянуть, что накануне Генассамблеи бомбардировке подверглись силы еще одной подобной группировки – Сирийской Свободной Армии. Но тогда Кремль голоса не подавал – очевидно, пытаясь тем самым «мягко предупредить» и «усилить переговорную позицию» перед встречей Путина с Обамой. Но ввиду фиаско, ставки, очевидно, было решено повысить.
О том, насколько, можно судить по требованию к Вашингтону убрать ВВС США из воздушного пространства Сирии на время проведения операций российскими коллегами. Представление о степени угрозы можно составить, взглянув на номенклатуру вооружений, которые в последнее время перебрасывались в САР из РФ. В частности, ЗРК семейств «Тор» и «Панцирь», по меньшей мере, один самолет радиоэлектронной разведки и борьбы Ил-20, а также истребители завоевания господства в воздухе Су-30. Эта техника неприменима ни против ИГ, ни против повстанцев: у них попросту нет ВВС. «Тридцатые» имеют возможность работать по наземным целям, но специализированные машины – штурмовики Су-25, бомбардировщики Су-24 и Су-34, также переброшенные в Латакию, – справляются с этой задачей куда лучше. Таким образом, замысел состоит в том, чтобы обеспечить поддержку с воздуха войскам Асада, одновременно закрыв зону проведения операции для авиации коалиционных сил (США, Франции, Иордании, Австралии, Саудовской Аравии, Турции) и Израиля. К слову, главнокомандующий силами НАТО в Европе генерал Филипп Бридлав отметил это, заявив, что Россия создает «бесполетные пузыри» в Сирии подобно тому, как она сделала это в Крыму и Прибалтике.
Чем это грозит в сирийском случае? Возможность неприятных инцидентов в воздухе очевидна. Это, кстати, было одной из причин недавнего визита в Москву израильской делегации во главе с Беньямином Нетаньяху. Случайных стычек с несоюзниками определенно захотят избежать и американцы – хотя крайне сомнительно, чтобы они вняли ультиматуму Кремля. Пентагон уже предложил обсудить проблему за столом переговоров, но их успех вызывает большие сомнения. Наконец, большие трудности возникнут у Турции. Летом 2012 года Анкара фактически ввела бесполетную зону для сирийских ВВС в приграничных районах. Непосредственным поводом для этого стало уничтожение ПВО Сирии турецкого разведчика RF-4, однако причина была в другом: таким образом Турция обеспечила защиту умеренным исламистам.
Авиационная поддержка коалиционных сил тем временем позволила Курдскому демократическому союзу выжать ИГ из пограничного города Абьяда. Это не порадовало турецкое руководство: КДС – организация, родственная Курдской Рабочей Партии (КРП), воюющей против Турции. Решением проблемы стало разрешение на базирование самолетам коалиционных сил – в первую очередь, американским – на турецких авиабазах. Это серьезно удешевило операции против ИГ и повысило их эффективность, но также позволило Турции начать реализацию своего сценария войны – одновременного уничтожения сил Халифата, добивания режима Асада и – ослабления курдов. Теперь достижение всех трех целей вызывает большие сомнения.
Таким образом, российский «джокер» – при всяческом содействии Ирана – фактически обнуляет счет всем заинтересованным игрокам, поскольку делает дальнейшие действия и против Халифата, и против сил Асада менее эффективными. В этих обстоятельствах Москва предлагает простой выбор: либо масштабная наземная операция, за которой маячит тень очередной мировой войны, либо восстановление статус-кво и возвращение международной субъектности режиму Асада. По ряду причин ни один из этих вариантов не может быть приемлем ни для США, ни для Турции, ни для монархий Персидского залива. Серьезная трудность, однако, состоит в том, что администрация Обамы, очевидно, намерена передать решение этой проблемы его преемнику, а результат парламентских выборов в Турции может стать очередным разочарованием для Реджепа Эрдогана.
Эти факторы дают некоторые шансы на реализацию третьего варианта – того самого раздела сфер влияния, пусть и ограниченного, для начала, осколками Сирии – которым грезят в Кремле. В этом случае вероятной становится упомянутая выше историческая реконструкция: выяснение отношений между РФ и Западом в череде локальных конфликтов. Нетрудно заметить, что при подобном раскладе сближение Москвы с Халифатом станет вопросом времени. Тем не менее, реализация такого варианта требует серьезных ресурсов и времени, которых в распоряжении Кремля попросту нет. А это заставит его торопиться и чаще идти ва-банк, что сильно повышает вероятность ошибок. В том числе, фатальных.
В этой истории радует, пожалуй, только одно: Украина получила передышку. Российское руководство сосредоточится на ближневосточной партии, позволив ЛДНР стать подобием Палестины.
