Я (конечно же) посмотрела сериал “Кафедра” на Netflix. А если вы не в курсе, то базовый сюжет (минус спойлеры) довольно прост.
Мы находимся в вымышленном американском университете, где кафедра английской филологии столкнулась с тем, что вежливо называется “недобор” (не хватает студентов). Новым заведующим кафедрой впервые становится небелый, и ей нужно как-то решить эту проблему, кроме того помочь первому профессору-афроамериканке на всем факультете получить постоянную ставку, преодолев молчаливое сопротивление части старой кафедральной профессуры. И как будто этого мало, одного из ее коллег (к которому новая заведующая испытывает слегка двусмысленный любовный интерес) сфотографировали, как он отдает арийское приветствие во время лекции, в результате студенты подняли бунт и угрожают ему “отменой”.
Это не совсем Малкольм Брэдбери или Дэвид Лодж (который несколько десятилетий назад блестяще препарировал университетскую жизнь Великобритании). Но сериал достаточно забавный и обыгрывает некоторые проблемы современного университета, включая “культуру отмены”. Дело в том, что проблема “отмены” в Великобритании во всяком случае, сильно преувеличена, и она более заметна по размахиванию руками газетчиков, чем по жизни университетского кампуса.
Тем не менее, нельзя сказать, что ее не существует – хотя в случае с незадачливым (он отнюдь не злодей) профессором из сериала “Кафедра”, причиной проблемы является как неудачная фотография, сделанная на смартфон (каждый неверный шаг, каждая неудачная шутка будут записаны), так и нетолерантность студентов.
Но есть одна черта, которая меня ужасно раздражает – это то, как в сериале представлены все старшие коллеги. Это правда (без спойлеров), что в конце концов старая гвардия в некотором смысле получает возможность отомстить. Но по большей части эти старые зануды именно таковы: старые зануды. Им нужна старомодная “литкритика”, которая не привлекает новое поколение студентов, которым нужна (угадайте что?) критическая расовая теория. Большинство из них, по меньшей мере пассивно, препятствует молодым чернокожим профессорам получить должность. Они страдают от болезней старости (в основном в нижних частях тела). А самый вздорный из них издевается над университетским сотрудником младшего звена за то, что тот демонстрирует слишком много голого тела.
Я полагаю, никто не станет отрицать, что в университетских структурах существует демографическая проблема: слишком много возрастных сотрудников на постоянных ставках наверху, слишком много младших коллег на нестабильной, временной работе на дне. Эта проблема усугубляется отсутствием фиксированного пенсионного возраста в США и большинстве университетов Великобритании. Это одна из причин, почему я рада, что Кембридж согласился, что большинство профессоров уходят на пенсию в шестьдесят семь лет, освобождая место для молодых, и это случится со мной в конце этого учебного года.
Я знаю, что некоторые старшие коллеги считают, что это путь на свалку – но я бы предпочла, чтобы мы больше думали о том, как привлечь таких людей, как я, в наши институты (и обеспечить им достойные пенсии), чем о том, чтобы мы оставались на работе, которой занимались последние несколько десятилетий.
Но изображать всех, кому за шестьдесят, как ленивых, изживших себя реакционеров, бездумно зачитывающих из потрепанных конспектов лекций и больше озабоченных своей колоноскопией, чем о новых идеях в своей области (или в мире) – это абсолютная пародия. Может быть, где-то такой тип и существует, но не в моем мире. Мне на личном примере не известно, может быть такое и происходит, если вы можете работать более или менее вечно (и это, наверное, имеет свои недостатки).
Но здесь мои старшие коллеги работают феноменально усердно, и они в ударе, как никогда. Одна из главных причин, по которой от них требуют перейти на другую работу, заключается не в том, что они ушли в прошлое, а в том, что нам нужна мобильность в системе… и в любом случае, у нас был свой шанс управлять этим спектаклем, теперь мы должны дать попробовать кому-то другому.
Источник: TLS
