Киев. 21 февраля 2017 года (Facebook, Александр ПЕТРАЧКОВ). Мы живем в интересное время, когда наш собственный кризис наложился на мировой, как если бы подросток, находящийся в кризисе переходного возраста, в добавок подхватил бы еще и «свиной грипп». Сейчас на уровне мировых процессов можно констатировать сразу три крупных кризиса: фазовый кризис, кризис формата мышления и кризис человека, как вида. Фазовый кризис связан с кризисом промышленного капитализма, как общественной формации, в его нынешней стадии постиндустриального перехода от посттоталитарной демократии, через шестую промышленной революцию к шестому технологическому укладу. И не исключено, что очередная модернизация будет проводиться в режиме мобилизации и нового деспотизма, как это было прежде во время крупных технологических скачков. Такой переход всегда сопровождался войнами и мобилизационными технологиями в рамках либо правого проекта реформ сверху, либо левого проекта революции снизу. На различных этапах развития они были разные: империя, абсолютизм, революционные диктатуры, мировые войны, тоталитарные режимы, технократия, военный авторитаризм. Но суть их одна, они помогали разрушить старые институты для развития новых производительных сил, и добиться требуемой мобилизации ресурсов для фазового наступления, модернизации, преодоления фазового барьера и нового фазового рывка.
В этот раз фазовый кризис совпал с кризисом формата мышления. Наше мировоззрение было сформировано в парадигме научного формата, сформулированного Ф. Бэконом в XVI веке в труде «Новый органон», в котором он предложил научный эксперимент, гипотезу и эмпирические аргументы, как инструмент познания Творца через исследование его творения. Этот формат мышления пришел на смену античному философскому и средневековому богословскому, и позволил совершить научно-техническую революцию. Но после открытий в области теории относительности и квантовой физики, он также попал в кризис невозможности дальнейшего продвижения в познании мира, с помощью существующего экспериментального метода. Новые технологии вступили в противоречие со старыми форматами в мышлении, науке, культуре, этике, праве, политике и социальных отношениях. Возник барьер, кризис, общество вошло в полосу турбулентности, с фазовым откатом и всплытием реликтов, от регионализации и национализма, до инквизиции и нетерпимости. Новая когнитивная фаза развития конечно не снимет противоречия, а исходя из закона диалектического усложнения, сублимирует их в более высокую сферу, когда например социальное неравенство сменится гораздо более острым когнитивным, а видовая агрессия будет не купирована, а лишь примет более изощренные формы.
Сегодня нам очень непросто спрогнозировать влияние развития технологий на общественные отношения в будущем, но было бы ошибкой с нашей стороны рассматривать такие процессы, как линейные, в то время как на самом деле они нелинейные. Помимо спонтанности, которую вообще очень трудно представить, нам следует понимать, что развитие технологий обязательно отразится на этике и эстетике, морали и праве. И если например совсем недавно по историческим меркам было допустимо человеческое рабство, то не факт, что священная и неприкосновенная сегодня частная собственность на средства производства, останется таковой и в дальнейшем. Ведь уже сегодня нам сложно воспринимать легитимное право одного человека, или картеля, монопольно владеть и распоряжаться таким национальным ресурсом, как энергетика, целая отрасль, или ключевая инфраструктура. Плюс кризис самоидентификации, целеполагания и отчуждения. Если в прошлом проблему идентификации с социумом решала религия, а затем проблему самоидентификации решил научный позитивизм, то теперь после секуляризации религии и кризиса научного формата мышления, нам будет очень сложно найти тот новый внешний авторитет, который заменит нам Бога религии в душе и Бога науки в уме. В такой ситуации возможен выход, если человечеством овладеет одна, но пламенная страсть – исполнить видовое предназначение человека и начать осваивать космос.
Но на пути к когнитивной фазе развития, нас поджидает еще один кризис – кризис человека, как разумного биологического вида. Дело в том, что в своем нынешнем качестве человек сталкивается с существенными ограничениями в освоении технологий, и это может не только вызвать «шок будущего» по Тоффлеру, но и стать серьезным барьером в нашем дальнейшем развитии. Когда новые технологии развиваются как бы сами собой, неконтролируемо и неупорядоченно, и их даже сами специалисты-разработчики уже не могут понять, а мы со своими устаревшими институтами, форматами и возможностями тем более. Ни понять, ни освоить, ни контролировать, ни толком воспользоваться их преимуществами, но зато по полной получить все негативные побочные эффекты. Кто смотрел ремейк американского фильма «Робокоп» 2014 года, обратил внимание на сразу несколько противоречий трансгуманизма, которые как всегда вовремя постарались смоделировать голливудские кинематографисты, и представить на обсуждение обществу, с прицелом на скорое будущее.
Это не только проблема новых тотальных систем безопасности, которые в руках недобросовестных манипуляторов становятся для общества опаснее, чем сами угрозы, от которых они якобы призваны его защищать. И не только противоречие между требованием эффективности в капиталистическом производстве продуктов для потребительского рынка, и смыслом жизни для участвующих в этом процессе живых людей, с их собственной этикой, моральными установками, ценностями и личными устремлениями. Но это и онтологическое противоречие между киборгизацией, как способом преодоления физических ограничений человека, и свободой воли, основанной на спонтанных квантовых эффектах, как источником эмоций, творчества, развития и прогресса. Именно в этом противоречии заложена онтологическая проблема киборгизации человека, как технологической модификации нашего вида. Но в целом проблемы трансгуманизма, как следующего этапа эволюции homo sapiens в homo novus, конечно же гораздо глубже, содержательнее и острее.
Один из самых важных вопросов сегодня это вопрос об эволюции человека. И дело здесь вовсе не в трансгуманизме, потому что человеческая часть истории еще совсем не закончена. Но стратегически мыслящие люди уже сегодня ставят вопрос о следующей стадии эволюции человечества. Есть три позиции. Одни говорят, что человечество будет развиваться, как человеческий вид, это «трансгуманисты». Вторые утверждают, что наша биологическая эволюция завершена, и наступает стадия социальной эволюции, это концепция, восходящая к Марксу. И наконец третьи, в основном американцы, считают, что современная зона развития находится в технологической сфере, это сторонники концепции технологической «сингулярности». Самое интересное, что эти три подхода в действительности не взаимоисключающие, а наоборот являются взаимодополняющими элементами одного и того же подхода. Потому что, как только мы начинаем осознавать, что разум это приспособительная особенность нашего вида, то мы сразу же понимаем, что социальная и технологическая эволюция для человека одновременно есть и эволюция биологическая.
В этом плане вопрос, что будет происходить с человечеством, важен, и в ближайшее время мы столкнемся не только с очень любопытным вызовом, но и с крайне значимым искушением. Дело в том, что столкнувшись с целым рядом социальных проблем, мы надеемся, и это очень четко говориться в докладах ряда американских и других «фабрик мысли», что мы сможем справиться с этими проблемами через технологическое развитие, и в частности через соответствующее изменение самого человека. На данный момент у нас есть уже несколько версий изменения человека. Во первых, существует концепция, что для современного мира характерна потеря человеческой индивидуальности, и четкий переход от индивидуального к коллективному мышлению. Это соответственно нейросетевые человеко-машинные системы, важным элементом которых является человек. Причем не следует путать с «краудсорсингом», это совсем другое.
Есть еще одна точка зрения, что мы уже можем изменить человека биологически с помощью генно-инженерных биотехнологий. В этом плане человечество сейчас очень сильно сдерживает одна простая ловушка. В понимании большинства людей, животное гораздо сложнее растения, а человек животного. Между тем легко понять, что растение это «биологический хайтек», и если уж мы научились работать с геномом бактерий и растений, то работать с геномом животных и человека после этого на самом деле работать не сложнее, а намного проще. Пока нас на этом барьере держит только инерция мышления, и как только она завершится, у нас появится механизм коренного преобразования человека, как следующих поколений через работу с наследственными генными кодами (это классика), так и с нынешним поколением через работу со стволовыми клетками. Проблема эта теоретически уже решена, да и практически близка к решению, это вопрос 10-20 лет максимум. Если конечно социальные возражения не будут слишком сильны, а они будут сильны.
Также имеется альтернативное мнение, что еще лучше, когда будем использовать нано-технологии, нано-симбиоты, нано-киборгизацию. Отличие от предыдущей концепции в том, что внешне, биологически это будет по прежнему человек. Но с точки зрения реальной, информационно-системной, это сложнейший «симбиот», напичканный нано-роботами. Реальное отличие от человека даже больше, чем в предыдущей модели, но их можно по возможности скрыть. И тем, и другим способом, мы можем получить решение целого ряда проблем, и уж точно всеобщее здоровье, и практическое бессмертие. В этом плане задачи всех перечисленных проектов технически разрешимы. Но в то же время это искушение, потому что проблема носит не технический, и даже не социальный, а жесткий онтологический характер. Человечество формировалось на трех базовых противоречиях. Первое это противоречие между жизнью и смертью, это ощущение, что я – человек, живой, разумный, воспринимающий себя, как нечто отдельное от остального мира, существо уникальное с бесконечным разумом, в то же время являюсь конечным во времени и рано или поздно должен неизбежно умереть.
Противоречие «живое-мертвое» было всегда для нас нестерпимым. Разумеется оно никогда не было полностью разрешимо никоим образом, и в результате человечество в процессе замещающей сублимации этого противоречия, пришло к созданию масштабных онтологических гипер-проектов, которые можно было бы положить на это противоречие. Таких «гипер-проектов» пока найдено два, и они довольно очевидны каждому. Прежде всего, противоречие жизни и смерти снимает акт рождения нового человека, отсюда и отношение во всех культурах к культу матери и младенца. Это лишь часть снятия базового противоречия, но если для женщины это работает, то для мужчины практически нет, поэтому каждое общество рано или поздно начинает придумывать такую вещь, как творчество, культуру. И поэтому практически все произведения творчества в культуре, религии, науке, технике и общественной жизни, это плоды рук и ума мужчин. Как известно, основная задача творчества – сделать неживое живым, это и миф о Пигмалионе, оживившем сделанную им статую, в которую он влюбился, в Греции, это и миф в исламе о том, что кто попытается создать изображение человеческого тела, обязан будет его оживить, потому что это есть соревнование с Создателем, это и миф о Големе в еврейской культуре, и т. д.
Акт творчества, как способ превращение мертвого в живое, это безусловно попытка разрешения противоречия между живым и мертвым, и это то, что создало всю историю нашей культуры. Но человек не был бы человеком, а это существо умное, изворотливое и агрессивное, если бы он не нашел еще и другое решение. Другое решение противоположное, это конечно убийство, причем не убийство вообще, а только другого человека, носителя разума, равного тебе, и строго по определенным правилам. Как легко понять, это концепция ритуального убийства, из которого впоследствии выросла концепция войны. Вторичное противоречие между убийством и творчеством, было впоследствии снято в виде религиозной веры, как способа личного спасения. Возник триалектический баланс – треугольник противоречий, как накопитель социальной энергии, и вся наша история в последующие эпохи была в той или иной мере историей развития этого баланса. В этом контексте есть жесткое утверждение – с появлением бессмертия, у нас отпадет необходимость в войне, отпадет необходимость в культуре, отпадет необходимость в вере в спасение, то есть в религии, и значительно редуцируется язык, возможно до неких форм прямой телепатической передачи мыслеобразов.
Например, толкиенские бессмертные эльфы скорее всего не могли бы иметь высокоразвитую культуру, по той простой причине, что сама по себе культура в том смысле, в котором мы ее понимаем, есть следствие нашей смертности. Вопрос здесь не в доводах против бессмертия, а в том, что как только мы решим эту задачу, человечество в знакомом нам виде исчезнет, и возникнет иной разумный биологический вид, связанный с нами генетически, но обладающий другими свойствами. Это может значительно лучше того, что у нас есть сейчас, но мы должны четко понимать, что конкретно для нашего вида и нашей картины мира, вернее для всей совокупности известных нам картин мира, это будет конец. У Станислава Лема в «Возвращении со звезд» был «бетризованный» мир со снятыми социальными противоречиями, в результате купирования человеческой агрессии, но этот мир очень сильно отличался от нашего, и его установление было связано с огромными социальными проблемами. В сущности получается, что все попытки перейти к такому новому миру, должны быть блокированы механизмами социальной устойчивости, с такими сопутствующими «побочными эффектами», как всплытие реликтов: возрождение инквизиции, откат к темным векам, и если не переход ко всеобщему оглуплению человечества, то к страшнейшей борьбе между homo sapiens и homo novus, причем на одной территории, между прочим довольно ограниченной.
Еще две проблемы также связаны с вековой мечтой человечества. Второе противоречие, на котором рос наш вид, это противоречие «пространство-время», между бесконечным пространством, и временем, которое всегда воспринималось нами, как конечное. На этом противоречии также были построены две важнейшие концепции. Но если творчество и убийство неплохо закрывали первое противоречие, и людьми в этом плане давно был сделан баланс, то цивилизация, как форма победы над пространством, и не-цивилизация, как форма победы над временем (примеры: «Икстлан» в толтекском нагуализме Дона Хуана у Карлоса Кастанеды, и не-цивилизация Марса в «Чужак в чужой стороне» Роберта Хайнлайна), нами не были уравновешены. Ибо все наши не-цивилизации в действительности оказались примитивными шаманскими магическими культурами, и ни одна из них так и не поднялась до цивилизованного уровня. Хотя шансы были, например в США, в конце XIX – начале XX века, была возможность построить именно такую цивилизационную структуру.
С этой точки зрения, второе после бессмертия великое изобретение – ноль-транспортировка, телепортация, «ноль-тек», сжимающее пространство и время до нуля, также приведет к уничтожению того человечества, которое мы знаем, по крайней мере в его привычных для нас, существующих формах. Кроме вышесказанного, есть и третье значимое противоречие, это противоречие между частью и целым, между человеком и обществом. Здесь христианство, буддизм, в какой то мере ислам, и уж точно марксизм-коммунизм это противоречие пытались снять, разрешить его, найти ситуацию, при которой оно будет полностью ликвидировано, и построить идеальное общество. И опять же получается, что построение «идеального общества», есть конец вида homo sapiens. Возвращаясь к началу, можно сказать следующее: сейчас пред нами впервые поставлен вопрос о том, что исчезновение нынешнего человеческого вида, и переход его на следующую стадию развития, может быть вопросом сегодняшнего, конкретного стратегического и технологического планирования. Сейчас мы вплотную подошли к тому, что этот вопрос можно решить.
К сожалению, во всех существующих проектах, связанных с новым видом homo novus, пока полностью провалена онтологическая составляющая. Поэтому четко понимая, что мы выигрываем при реализации этих проектов, мы не всегда даем себе отчет, в чем мы можем проиграть, реализовывая их. Есть анекдот, как один канцлер спрашивает у другого: «как началась Первая Мировая Война?», и получает ответ – «ах, если бы я знал!..». Это тот неприятный момент, которого нам очень хотелось бы избежать. С другой стороны, если вообще не продвигаться ни в каком направлении, то в итоге результат может получиться еще хуже. По сути дела, весь вопрос заключается в следующем. Если следующий этап мы называем «когнитивной фазой развития человечества», то возможна ли эта когнитивная фаза со старым человечеством homo sapiens? Или когнитивная фаза потребует от нас эволюции в homo novus в разных версиях. Есть предположение, что данный вопрос пока еще может быть решен в логике вида homo sapiens, что нам пока не требуется совершать столь резких действий, чтобы построить следующую фазу развития.
При этом нужно иметь в виду следующую важную вещь. Дело в том, что любой фазовый переход, а он очень четко описан и в социологии, по фазовым переходам неолитическому и античному, и в биологии, и в теории стратегии, и даже в возрастной психологии, любой такой переход на более высокий уровень системы, подчиняется одним и тем же правилам. Сначала интенсивное развитие, затем резкое торможение этого развития. Это то, что можно назвать в нашем случае «столкновением с постиндустриальным барьером», а ООН назвало это явление «концепцией устойчивого развития человечества». На этом этапе наше развитие затормозилось, и мировые элиты стали говорить об «устойчивом развитии», и о том, что «нельзя быть футуро-зависимым». Но в реальности это не более, чем попытка сделать хорошую мину при плохой игре. При этом торможение никогда не бывает долгим, оно всегда заканчивается тем, что ситуация полностью теряет устойчивость, начинаются интенсивные колебания. Чем хороши такие колебания, при них возможно локальное развитие, не быстрое и не интенсивное, просто провалы всегда больше, чем подъемы, и колебательная кривая накладывается на общий нисходящий тренд.
Мир уже вошел в эту стадию, начиная с 2001 года, и ко времени большого кризиса 2008 года было сделано три полных колебания. Может ли это продолжаться бесконечно? Вопрос интересный, римляне умудрились, не понимая того, что происходит, как происходит и почему происходит, удержать ситуацию в этом колебательном равновесии 300 лет, и дать возможность за эти 300 лет сформироваться новым социальным институтам, прежде всего Католической церкви. Но как правило, такие катастрофы происходят гораздо быстрее, и рано или поздно разрушается одна из базовых инфраструктур. Когда она разрушается, как например римские акведуки, то происходит быстрое падение общества в «темные века». После этого какое то время темные века существуют, и чем хороши плохие результаты – они уже не ухудшаются. Примерно 300-400 лет темных веков человечество не погубят, и затем начинается новый рост. Но проблема в том, что новый рост может стать ростом новой фазы развития, как это случилось в Европе, а может привести и к повторению того, что уже было, к бесконечному повторению уже пройденного в истории, как это например произошло после «троянской войны» и аналогичной катастрофы в античной Греции, здесь возможны варианты.
Самая интересная задача для нас заключается в следующем. Можно ли этот момент падения «убрать», и из нисходящей кривой сразу перейти в восходящую, к началу строительства новой фазы? С этой точки зрения, смысл современной стратегии фазового перехода должен быть именно в этом. Здесь интересная ситуация, биологи однозначно отвечают: «нет, это невозможно в принципе!». Психологи говорят, что «это не просто возможно, а это вообще то наш работа, мы так работаем с молодежью, с детьми, которые попадают в переходный возрастной кризис, и со взрослыми людьми, столкнувшимися с кризисом среднего возраста». Пропустить момент темных веков, пропустить резкое падение, и сразу начать новое развитие, это нормальная техника из арсенала того, что умеют психологи. А что говорят стратеги? Теоретически у стратегии есть такая возможность, но за всю богатую историю человечества, она была реализована всего лишь два раза, то есть шансы есть, но они невелики.
Что говорят социологи? Такого не было никогда! Но пока нельзя и доказать, что это в принципе невозможно. Вот это и делает наш сегодняшний день чрезвычайно интересным. Но здесь следует добавить, что не обеспечив фланговую защиту, нельзя наступать по линии фронта. Это означает, что такой проект требует от людей немеряного инженерного обеспечения и напряжения. И можно утверждать, что как для отдельных ведущих стран, так и для всего мира, единственная возможность преодолеть фазовый барьер – это решить не биологические задачи, не био-тех, а решить задачи на удержание инженерии на критические 20 лет, в течение которых ее нужно удерживать. Иначе будет, как в шутке из интернета, в которой Гугл говорит «я найду все», Википедия говорит «я знаю все», интернет тихо шепчет «без меня вы все ничто». После чего встает обычное электричество, и заявляет «молчите вы все, глупцы!».
