Возникновение государства – интереснейшее событие в истории человечества. И если рождение древних государственных образований сокрыто во тьме веков, то современные национальные государства зачастую возникали совсем недавно, во второй половине ХІХ – начале ХХ веков. Среди таких политических образований было и украинское государство. История украинской политической системы проливает свет на происхождение современных восточноевропейских государств вне этноэтатистского воображения. Именно этой столетней истории, начавшейся с попыток основания политической системы в 1917–1919 годах и прошедшей длительное развитие в советский и постсоветский периоды, посвящена данная статья.
Определения
Согласно Аристотелю, политика – это «общение (κοινωνία) ради общего блага» [1]. И хотя после Аристотеля политике было дано немало других определений [2], коммуникативный подход к политике является базовым для понимания этой особой сферы человеческой практики и творчества. Общение, о котором тут идет речь, одновременно является взаимодействием индивидов и групп, обменом информацией между ними, конкуренцией видения общего блага и, наконец, конструированием сообщества людей, признающих друг друга легитимными участниками этих обмена и конкуренции [3]. Политика как общение – это процесс построения и репродукции сферы взаимодействия людей, в противостоянии и единстве больших и малых групп, происходящих вокруг определения «наивысшего из благ». Те, чье понимание этого пресловутого общего блага побеждает, устанавливают контроль над центрами власти и на время предопределяют жизнь подконтрольного населения. Таким образом, потестарное доминирование и дискурсивная гегемония идут рука об руку [4].
Политическая коммуникация происходит в условиях взаимодействия и взаимообоснования институций и институтов. Институции – это выполняемые правила, а институты – стабильные организации, отвечающие за выполнение названных правил, их пересмотр и обновление [5]. Политическая система – это политические элементы (институты), связанные стабильными отношениями (институциями) в пределах определенного политического сообщества. Иначе говоря, политическая система – это динамическая сеть, в рамках которой происходит политическая практика, взаимодействие и борьба людей и групп за определение и распределение «общего блага» и, в процессе этого, определения того, кто входит в политическое сообщество.
Политические институции – это правила и процедуры, структурирующие взаимодействия акторов при помощи ограничений, полномочий и принуждения [6]. Все наборы правил, по которым происходит политика, могут быть разделены на формальные и неформальные. Формальные институции описаны в законах и официально санкционированы, в то время как неформальные институции формируются, организуются, сообщаются и вводятся в действие негласно и без официальной санкции [7]. Если формальные правила ясны и кодифицированы, то неформальные имеют другой способ существования: они эффективны и регулярны, укоренены в распространенных ожиданиях населения, из-за чего выполнение таких правил – постоянный тест для политических акторов.
Существует большая база исследований, убедительно показывающих, что любой политический акт происходит во взаимодействии формальных и неформальных институций [8]. Это взаимодействие может сделать политический акт либо эффективным (когда институции поддерживают друг друга), либо безуспешным (когда институции взаимопротиворечивы и подрывают друг друга).
От эффективности институций зависит, будет ли политическая система государства функциональной и как долго такое государство просуществует. Среди базовых функций государства – монополия на применение насилия для защиты суверенной территории и внутри этой территории для защиты верховенства авторитета правительства от любых соперничающих властных институтов, а также предоставление эксклюзивных услуг населению (административных, юридических и прочих) и получение ресурсов (сбор налогов и так далее), необходимых для функционирования государства [9]. В современных государствах формальные институции и институты, ответственные за их исполнение, прежде всего направлены на выполнение этих функций. При этом неформальные институции могут либо усилить государство и обеспечить ему длительную жизнь, либо подрывать его авторитет и монополию правительства в широком спектре поломок политической системы – от коррупции до распада неуспешного государства [10].
Зарождение политической системы Украины. Первая республика (1917–1923)
К началу 1917 года как государство Российская империя исчерпала свой политический потенциал. Коррупция и неэффективность системы, изнуряющая мировая война, истощение человеческих и экономических ресурсов, наличие огромного количества вооруженных людей при слабой системе контроля и активизации антисистемных политических организаций привели к полному провалу имперского государства [11].
Для революционной ситуации характерно возникновение множества «альтернативных центров власти» [12]. Если их наличие и борьба за монополию на власть приводят к изменению политической системы или режима, то можно говорить о состоявшейся революции (в минималистском значении термина). Если эта ситуация меняет еще и социально-экономическую систему, то это революция в более расширенном понимании. А если эти изменения сопровождаются формированием политического мифа, то эта революция получает признание как «великая» [13]. В 1917 году в Российской империи возникает множество альтернативных «правительств» и «государственных проектов», претендующих на контроль над всей империей или над частью ее земель и народов. При этом политическое воображение и стратегии государственного строительства как революционеров, так и разных других политических групп формировались по двум базовым моделям государственного строительства.
Первая модель связана с событиями февральской революции. В феврале–марте 1917 года благодаря успешному перевороту в столице империи и отречению монарха от власти в России возникло республиканское правление. Государственное строительство, как правило, связано с полным провалом предыдущего государства и необходимостью быстрой перестройки политической системы. В процессе республиканского строительства элиты России попытались ответить на потребности, связанные с войной, социал-демократическими и национально-освободительными движениями, а также с логикой обеспечения политического и территориального единства бывшей империи.
Петроградские элиты попытались создать республику, установленную Учредительным собранием. Эта республика должна была обеспечить центр безальтернативной властью, а периферии – признанием национальных автономий. При этом Временное правительство разрывалось между попытками ответить на опасность, связанную с деятельностью разных политических сил. В конце концов, большевики подорвали проект «единой и неделимой» Российской республики своей революцией в октябре 1917-го, а националисты воплотили «февральскую» республиканскую модель в своих национальных проектах.
Таким образом, февральская революция привела к созданию в 1917–1922 годах ряда стабильных государств – национальных республик в Финляндии, Эстонии, Латвии, Литве и Польше. Ту же национально-республиканскую модель пытались воплотить некоторые группы политиков, интеллектуалов и военных на Украине, в Молдове, на северном и южном Кавказе, а также в Средней Азии. Однако эти политические проекты проиграли государству, созданному вследствие октябрьской революции.
Вторая – октябрьская, или советская, – модель государственного строительства стала возможной благодаря действиям левых радикалов: большевиков и левых эсеров, которые захватили власть в свои руки в Петрограде в октябре 1917-го. После неудачных для них выборов в Учредительное собрание, прошедших 12 ноября 1917 года, большевики не дали возможность воплотить «февральскую модель». Большевики получили 24% голосов (или 180 мандатов из 767), тогда как эсеры получили более 40% [14]. Большевики разогнали Учредительное собрание 6 января 1918 года, положив конец февральской модели для государственного строительства России и начав строительство социалистического государства рабочих и крестьян. Кроме собственно социалистического способа ведения народного хозяйства, большевики предложили смешанную модель «советской республики», которая должна была действовать в интересах рабочего класса, но учитывать национальные особенности [15]. Так, под влиянием этой модели возникла и Украинская Советская Социалистическая Республика.
В период с 1917-го по 1923 год на территориях, входящих сегодня в состав Украины, существовало то, что условно можно назвать «Первой республикой» [16]. Именно в тот период население этого региона и группы элит привыкают к мысли, что бóльшая часть бывшего юго-западного края империи – это Украина, отдельное сообщество, имеющее право на свое государство. Политическое воображение людей, живших и действовавших в этот период на Украине, исходит из установки, что общины с украинским большинством могут претендовать на свою государственность [17]. Так, важными вехами в становлении этого политического воображения стали меняющиеся ареалы влияния правовых актов (универсалов) киевской Центральной Рады Украинской Народной Республики (УНР) [18].
Однако УНР была лишь одним из многих политических проектов, существовавших в тот момент на территории Украины. На ее землях во время Первой республики за властную монополию боролись разные государственные проекты: национально-республиканские, национально-монархические, имперские, социалистические, анархические и атаманские.
И все же УНР была наиболее значимым национально-республиканским политическим проектом того периода. В Киеве с 6-го по 8 апреля 1917 года, на волне республиканского энтузиазма, поднятого февральской революцией, прошел Всеукраинский национальный конгресс, избравший Центральную Раду представительным органом политических и гражданских организаций. Тем самым группа киевских национал-демократов приобрела некоторую политическую легитимность для борьбы за национальную автономию в составе Российской республики наравне с южнокавказскими, польскими и финляндскими партиями [19]. В то же время вокруг Центральной Рады возникают партии, борющиеся за строительство украинского социализма или украинской национальной независимости.
В 1917 году политические лидеры, ориентировавшиеся на Центральную Раду, боролись за свое признание со стороны Временного правительства. Для этого Рада вела работу с сельским населением, военными частями [20] и этническими общинами, жившими в украинских губерниях. Также Рада создала некое подобие исполнительной власти – Генеральный секретариат.
8 ноября, на следующий день после захвата власти в Петрограде, большевики попытались установить свою власть и в Киеве. Благодаря войскам, верным Временному правительству, Центральной Раде удалось отбить эту попытку. Развивая свой военно-политический успех, Рада огласила Третий универсал, по которому возникала УНР – автономия в составе Российской республики. Кроме того, 12 ноября 1917 года Рада обеспечила проведение выборов в Учредительное собрание. В украинских губерниях более 70% голосов получили украинские эсеры [21].
В противовес Центральной Раде возникали новые группы, претендовавшие на власть. 22 декабря войска, подчиняющиеся Совету народных комиссаров в Петрограде, установили военный контроль над Харьковом. 25 декабря украинские организации РСДРП(б) и эсеров провели там Первый всеукраинский съезд советов. Этот съезд открывает историю Советской украинской республики. И уже 30 декабря 1917 года было создано советское украинское правительство (Центральный исполнительный комитет) во главе с Юхимом Медведевым. А уже в марте 1918 года оглашается создание Украинской Социалистической Советской Республики.
Одновременно с «октябрьским» проектом развивался и «февральский»: в конце 1917-го и начале 1918 года росло количество как военных, так и общественных деятелей, которые поддерживали идею государственной независимости Украины. 22 января 1918 года Центральная Рада издает Четвертый универсал, объявляющий государственную независимость и войну большевистскому правительству [22]. 9 февраля 1918 года в Бресте независимость и границы УНР (по Третьему универсалу) признали «страны оси» (Германия, Австро-Венгрия, Османская империя и Болгария). При этом политическое признание сопровождается фактическим протекторатом УНР со стороны Германии и вводом немецких войск на территорию Украины.
Зима 1918 года стала временем, когда креативная сила республиканского строительства уступила логике военных операций на всей территории бывшей империи. С этого момента государственное строительство больше связано с войной, а не с гражданско-правовой политикой. Военное насилие заменило политическую легитимность [23].
Тем не менее и в военный период продолжались попытки основания разного рода государственных образований на землях Украины. Так возник монархический политический проект – «Гетманат» Павла Скоропадского. В занятом немецкими войсками Киеве 29 апреля 1918 года съезд хлеборобов Украины объявил недоверие Центральной Раде и передал власть «гетману» Скоропадскому, а в ночь на 30 апреля были разоружены войска Рады. Государственный проект Скоропадского носил официальное название «Украинская держава» и просуществовал несколько дольше, чем продолжался контроль немецких войск над Украиной – то есть до 12 декабря 1918 года [24].
После этого УНР сумела восстановиться под управлением нового правительства – Директории, – обладавшего поддержкой военных формирований. Для усиления своей политической легитимности и мобилизации населения для своей поддержки руководители УНР пытались опереться на Трудовой конгресс Украины. Однако вплоть до ноября 1920 года этот проект государственного строительства гораздо больше был связан с военными операциями как УНР, так и Польской республики, а также их противников – Белого движения, большевиков, анархистов и государств Антанты. В этот же период несколько разрастается представление о территории Украины – Директория временно распространяет свою власть на земли Крыма и западной Украины.
К марту 1921 года УНР прекращает свое существование как значимый политический проект, а по Рижскому договору (от 18 марта 1921 года) Польша и УССР провели границу по реке Збруч, тем самым закрепляя за Украиной лишь часть земель, на которые претендовала УНР. К этому моменту большевики покончили с самым заметным имперским проектом Добровольческой армии в центральной и юго-восточной Украине и с анархическим движением Нестора Махно [25].
Наконец, во времена Первой республики существовали небольшие политические образования «сельских политий». Атаманские политические проекты возникали либо вследствие захвата небольших территорий организованными военными группами под управлением самозваных или избранных лидеров, либо как маленькие политии небольших общин, пытавшихся с оружием в руках защитить себя от многочисленных армий и банд. Среди сотен случаев этой политической организации дольше всех просуществовала Холодноярская республика (1919–1922), хотя особых деклараций о независимости ни эта, ни другие сельские политии не делали [26].
Таким образом, революционная ситуация Первой республики завершилась победой большевистской модели государственного строительства на большей части сегодняшней Украины. К тому моменту несколько регионов нынешней Украины были включены в РСФСР и республики Польши, Чехословакии, Венгрии и Румынии. При этом к результатам госстроительства Первой республики стоит отнести следующие факторы:
– Возникновение первых государственных институтов, включая исполнительную и законодательную ветви власти. При этом в связи с ведением непрекращающихся войн репрезентативность этих институтов оставалась проблематичной: руководители УНР понимали дефицит собственной легитимности и замещали его разного рода представительскими съездами и конгрессами, признанием других государств, а также попытками установить взаимную поддержку между формальными государственными органами и неформальными структурами военных, сословных и этнонациональных групп.
– Прецедент государственной независимости, который был признан несколькими другими государствами. Стоит указать, что признание независимости было сделано государствами, которые прекратили существовать приблизительно в те же годы (Германская империя, Австро-Венгерская империя, Османская империя). При этом легитимность этого суверенитета пользовалась такой сильной социальной поддержкой, что большевики были вынуждены признать за УССР статус отдельного государственного образования – сооснователя Союза ССР.
– Представление украинцев о себе как государствообразующей нации. К 1923 году среди политических элит и населения Украины и части соседних стран возникло приятие факта существования украинской государственности. При этом в политическом воображении контуры украинских земель все еще варьировались (для многих туда входили и Донские земли, и Кубань, и восточная Галиция, и закарпатская Украина).
Таким образом, во время Первой республики возникли институты и институции, составившие основания украинской политической системы. При этом, поскольку элементы и связи этой системы были лишь отчасти политическими и публично-правовыми, а отчасти – военными, они нуждались в пересборке. Для того, чтобы политическая система возникла, а ее элементы институализировалась, были необходимы время и мир. В силу этого окончательная сборка украинской политической системы произошла уже в рамках УССР, или во времена Второй республики.
Советская Украина, или Вторая республика (1919/1921–1991)
«Октябрьская модель» государственного строительства победила на территории Украины силой оружия РККА. Отчасти победа советского проекта была связана с запросом населения на стабильную политическую власть, которая прекратила бы военное насилие и привела к миру, который большинство могло бы считать справедливым. Собственно говоря, после семи лет войны и четырех лет отсутствия эффективно работающего государства украинское население нуждалось в установлении политического порядка, способного выполнять ключевые функции [27]. А большевистские обещания земли и самоуправления на заводах и в крестьянских общинах, по-видимому, вызывали достаточно сильные надежды на то, что обещанный мир будет справедливым.
Впрочем, советский проект государственного строительства на Украине реализовывался как часть куда более глобального политического контекста: сначала «мировой революции пролетариата», а затем «построения социализма в отдельно взятой стране». Именно эти рамки обусловили особенности социалистической государственности вообще. В теории такое государство управляло всей крупной, а затем средней и малой промышленностью, контролировало экономический обмен в интересах рабочего класса, а также связывало класс и нацию в политическое сообщество [28]. Фактически же советское государство было построено на полном контроле экономики и политической практики, на идеологической монополии и формальном включении национальных групп в административно-политическое управление [29].
Политическая система УССР [30] сложилась в единстве и противостоянии двух властных иерархий. С одной стороны, в 1919–1929 годах была выстроена система советских государственных институтов, а с другой, – партийная система управления. Официально высшим государственным органом УССР был Всеукраинский съезд советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. По Конституции УССР 1919 года, съезды собирались раз в году, а по Конституции 1929-го – раз в два года. Поначалу съезд мог менять и утверждать Конституцию, объявлять войну и устанавливать мир, изменять границы, управлять армией и контролировать местные советы. Однако после создания Союза ССР съезд потерял право осуществлять внешнюю политику и командование вооруженными силами, но приобрел право решать вопрос о пребывании республики в составе Союза.
До учреждения Верховной Рады УССР в 1937 (по третьей Конституции УССР), прошли 14 съездов, на которых были утверждены все три конституции и корректировалась модель государственности (автономия в составе РСФСР в 1917 году, независимое советское государство в 1918-м, союзная республика с декабря 1924 года). Заметно снизилась роль съезда к концу 1920-х – потребность политической системы в ритуальной легитимации власти практически исчезла, а партийный контроль за принятием решений усилился.
Между съездами высшим органом власти УССР был Всеукраинский центральный исполнительный комитет (ВУЦИК). ВУЦИК был одновременно законодательным, распорядительным, исполнительным и контролирующим органом. Исполнительные функции ВУЦИК при этом делегировались Совету народных комиссаров УССР. В 1938 году ВУЦИК стал Верховной Радой Украины, а Совнарком в 1946 году стал Советом министров [31].
Кроме республиканских органов, были и местные советы районного и окружного масштаба, а затем областного и районного. При местных советах функционировали исполнительные комитеты, избиравшиеся на местных съездах. Во время военных действий 1917–1923 годов советские властные структуры уступали во влиянии РККА и ЧК, но соперничали с влиянием партии. Однако в начале 1920-х РСДРП(б)/ВКП(б) начала работу по ослаблению политической роли и армии, и спецслужб, и советских органов. Как и во всех советских республиках того времени, партийные органы установили контроль над всеми центрами власти на всех уровнях – от низового до республиканского и союзного.
Еще в декабре 1917 года РСДРП(б) провела Краевой съезд в Киеве, на котором была основана украинская партийная организация большевиков. После съезда в Таганроге в апреле 1918 года она называлась Коммунистической партией (большевиков) Украины (КП(б)У). В июле 1918 года КП(б)У вошла в состав РСДРП(б), оставаясь отдельным республиканским крылом партии. В 1920-м в КП(б)У влились и другие коммунистические политические организации, действовавшие на территории Украины, так что у этой партии возникла окончательная монополия на контроль над советскими и армейскими органами власти [32].
В довоенный период партийная иерархия была выстроена под решение задач тоталитарной сталинской системы. В это время КПУ управлялась первыми (а с 1925-го по 1934 год – генеральными) секретарями, среди которых были видные коммунисты-революционеры Вячеслав Молотов, Эммануил Квиринг, Лазарь Каганович, Станислав Коссиор и Никита Хрущев. Первые секретари часто менялись, при этом переезжая из Харькова (а с 1934-го – из Киева) в Москву и обратно. Кроме того, первые секретари часто становились председателями Совнаркома УССР. Эта мобильность кадров не давала нарождающейся номенклатуре укореняться в той или иной республике/крае или в том или ином властном центре.
В довоенный период украинская политическая система закрепилась в этой партийно-советской дуальной системе и доказала свою эффективность в ходе индустриализации, коллективизации, организации контроля над населением и информацией во время Голодомора, борьбы против «внутренней оппозиции» и «врагов народа», а также в присоединении западноукраинских земель в 1939 году. Каждая из этих кампаний потенциально несла риски для воспроизводства политического порядка УССР, но низовые партийные и советские органы и спецслужбы (ЧК, ГПУ, НКВД) всякий раз оказывались способными выполнять поставленные партийным начальством задачи [33].
Важной частью создания и закрепления советской украинской политической системы стал запрет на идеологические дискуссии в ВКП(б)/КПУ. Устанавливая контроль над партией, Сталин сумел добиться запрета на фракционное объединение [34], а также снизил политическую роль не только съездов Советов, но и партийных съездов, формально передав право на принятие решений ЦК (союзному и республиканским), а неформально – союзному Политбюро [35]. Однако в такой массовой организации, как ВКП(б), полностью избежать деления на группы было невозможно, и, поскольку идеологические фракции были запрещены, такое деление уже в 1930-е стало происходить по региональному принципу [36]. Этот принцип не угрожал «генеральной партийной линии», продвигая выгодные для персоналистского режима ценности личной верности.
К началу 1941 года политическая система УССР в целом сложилась и стабилизировалась. Украинские партийные органы контролировали все центры власти на всех уровнях. Захваченные территории Польши и Румынии в 1939–1940 годы [37] были инкорпорированы в УССР [38].
Огромный удар по установившейся политической системе нанесла война. Украинские националистические группы, выступившие союзниками нацистской Германии в войне с СССР, попытались использовать оккупацию Украины для создания нового украинского государства, однако этот проект не был поддержан германскими властями [39]. После своего возвращения на Украину сталинская политическая система довольно быстро восстановила контроль над оккупированными немцами территориями, пользуясь поддержкой населения в борьбе с коллаборантами [40]. К 1953 году украинское националистическое сопротивление было полностью подавлено [41].
При этом Вторая республика вернулась в изменившуюся страну. Война превратила Украину в разоренные, опустошенные земли: 5,5 миллиона человек были убиты, почти 4 миллиона были эвакуированы в другие республики СССР, а 2,2 миллиона молодежи были вывезены как рабочая сила в Германию. 714 городов и более 27 тысяч сел были разрушены; были уничтожены более 16 тысяч предприятий, более 800 шахт, почти 30 тысяч колхозов и совхозов. Необходимо было заново строить дороги, мосты и электростанции [42]. Украина нуждалась в огромных человеческих и финансовых ресурсах для восстановления. Новые кадры управленцев, рекрутированные в других советских республиках, получили еще большую власть, чем довоенные элиты [43].
Возросшая власть усилила и конкуренцию между различными группами внутри управленческой верхушки поствоенной Украины – особенно после десталинизации, когда контроль Москвы за региональными элитами снизился. Эта конкуренция привела к возникновению неформальных региональных групп, объединявших партийные, советские и управленческие кадры. Особенно влиятельными группами стали харьковская, днепропетровская и донецкая, поскольку именно в эти области направлялись основные ресурсы. Их конкуренция и определяла развитие Украины в 1960–1980-е годы [44].
Эти групповые сообщества возникли в крупных областных центрах Украины, и их власть распространялась на соседние области. Так, «харьковчане» контролировали Полтавскую, Сумскую и Черниговскую области, «днепропетровцы» – Херсонскую, Черкасскую и Кировоградскую, а «дончане» – Луганскую и Запорожскую (впрочем, в конкуренции с «днепропетровцами»). Днепропетровское сообщество, благодаря успеху Леонида Брежнева, ставшего генеральным секретарем КПСС в 1964 году, также участвовало в конкуренции общесоюзных элитных групп [45].
Конкуренция между ними привела к тому, что управление распределялось не между ветвями власти, а между ставленниками отдельных номенклатурных групп. С конца 1950-х этот баланс можно проследить по назначениям первого секретаря КПУ и председателя Совета министров Украины. Если харьковчанин становился первым секретарем, то председателем Совмина назначали представителя днепропетровской или донецкой группы. Региональные сообщества дополняли формальные институты власти своими неформальными практиками, основанными на коллективном управлении [46]. Так, власть многолетнего правителя Украины, первого секретаря КПУ Владимира Щербицкого, была уравновешена представителями донецкого сообщества. Во время перестройки в партийные структуры ЦК КПУ вошли харьковчане.
Итак, политическая система Второй республики возникла и институализировалась на пересечении формальных и неформальных институций и организаций, обеспечивавших – и ограничивавших – эффективность управления. Иерархия советских органов власти были формальной стороной этого системного хиазма. Контроль партийных органов КПСС/КПУ над советскими государственными органами имел смешанный характер: с одной стороны, «руководящая роль» компартии была официально прописана в Конституциях УССР и СССР, а с другой, монополия на власть была по большей части именно у партии, а не органов государственной власти.
Таким образом, возникала политическая система, где формальные публично-правовые и властные отношения совпадали лишь отчасти. Наконец, растущая роль региональных групп в УССР делала формально-неформальный хиазм не только способом существования политической системы, но и важным элементом политической культуры. Именно в ее рамках возникли ритуалы участия граждан в советских «выборах» или заседания партийных ячеек, демонстрировавших лояльность гражданина [47].
Эта политическая система создавала массу препятствий для собственно политической коммуникации как в рамках республики, так и в рамках Союза. В период большевистской украинизации (1923–1931) публичные дискуссии еще имели место. Однако в сталинский период (1932–1953) было уничтожено целое поколение интеллектуалов, способных дискутировать об общем благе. Лишь либерализация второй половины 1980-х [48] открыла возможность для перенастройки политических систем союзных республик. В Украине квинтэссенцией подобной коммуникации стала дискуссия о новом союзном договоре и суверенитете, развернувшаяся в 1990–1991 годах [49].
И именно в этот момент появляются возможности новых политических проектов – союзного (в марте 1991 года поддержанного более 70% украинского населения на Всесоюзном референдуме о сохранении СССР) и суверенно-национального (поддержанного более 90% украинского населения на Всеукраинском референдуме о независимости в декабре 1991 года). Социальный потенциал гражданской вовлеченности в политические процессы разрушал систему на общесоюзном уровне, предоставляя шанс учредить Украину как независимое суверенное государство.
К концу 1980-х политическая система СССР и УССР утратила способность поддерживать и политический, и социально-экономический порядок. Либерализация советского способа управления привела к возникновению сильных центробежных движений как в самой Москве, так и в республиках, и в национальных округах [50]. Президент СССР Михаил Горбачев и большинство лидеров республик пытались составить новый союзный договор, который удовлетворил бы и тех, кто желал большей самостоятельности, и тех, кто желал сохранить Советский Союз в прежнем виде.
После неудачной попытки государственного переворота, предпринятого ГКЧП в августе 1991-го, процесс подготовки союзного договора был прекращен, а РСФСР, УССР и другие республики объявили о своей государственной независимости в конце августа – сентябре 1991 года. В декабре 1991-го Советский Союз был распущен (по Беловежскому соглашению и Алма-Атинскому договору). Украина стала независимым суверенным государством в соответствии с решением Верховной Рады УССР (24 августа 1991 года), решением граждан на референдуме (1 декабря 1991 года) и упомянутыми международными соглашениями.
«Третья республика» Украины (с 1991 года)
24 августа 1991 года Верховная Рада УССР приняла Акт о государственной независимости Украины. Победа президента РСФСР над сторонниками ГКЧП, отстаивавшими монополию на власть союзного центра, привела к окончательному ослаблению союзного правительства и президента Горбачева. Это позволило украинским «национал-коммунистам» (правящее большинство, критически относившееся к «либералам» Ельцина) и «национал-демократам» (влиятельное меньшинство, отстаивающее государственную независимость) достичь консенсуса в отношении провозглашения независимости. Бывший лидер коммунистов Леонид Кравчук возглавил это встречное движение и обеспечил плавный переход от советского режима правления к новому, постсоветскому [51].
Начиная с сентября 1991 года украинские власти начали политику десоветизации и декоммунизации. За три месяца, к моменту проведения референдума о независимости, КПУ была распущена, республиканская структура КГБ упразднена, а значимая часть внутренних войск и армейских частей на территории Украины перешли в подчинение Киеву [52].
Но в 1991–1992 годах перед украинскими властными элитами стояла куда более амбициозная задача, чем обеспечение собственного режима власти. Приватизация советского индустриального наследия и особенности постсоветского капитализма привели к огромному расслоению между привилегированным сословием рентополучателей и обедневшим в ходе экономического кризиса (1991–1996) населением [53]. Кроме контроля над экономикой, эти «рентополучатели» обрели власть как над государственными, так и над криминальными структурами, образовав кланы и патронажные сети [54].
Неформальные устойчивые объединения вокруг патронов-олигархов к 2019 году объединили политиков, бюрократов, парламентариев, судей, прокуроров, акторов местного самоуправления, финансистов, промышленников, криминальных предпринимателей, медиа-компании, партийные организации, благотворительные фонды, аналитические центры, гражданские движения. Эти кланы оформлялись как своеобразные «властные пирамиды». И если в России и Беларуси победили единоличные вертикальные порядки, то в Украине последние тридцать лет прошли в конкуренции и кооперации нескольких отдельных «пирамид» [55].
Политическая система Украины трансформировалась в соответствии с этой специфичной публично-правовой дифференциацией. С одной стороны, Украина — одно из наиболее свободных постсоветских государств, не входящих в ЕС, с развитым демократическим «фасадом» президентских, парламентских и судебных структур, а также с относительно сильным самоуправлением. Институты украинского президентства, парламентаризма и суда доказали свою устойчивость во время глубочайших политических и военных кризисов 2004-го и 2014 годов. С другой стороны, неформальные структуры периодически получают власть, равную или даже бóльшую, чем формальные институты и институции. Эта дуальность «демократического фасада» и «республики кланов» (или «теневого государства») характерна для политической системы современной Украины.
Но все же украинская политическая система, несмотря на противодействие собственников кланов, смогла в значительной мере преодолеть ритуальность выборов. Хотя ведущие партии, как правило, являются одним из элементов клановых структур, для прохождения в Верховную Раду и местные советы они вынуждены участвовать в выборах, результаты которых мало предсказуемы [56]. В период с декабря 1991 года по сентябрь 2019-го выборы в Украине сменили шесть президентов (дважды в условиях политического кризиса) и девять составов Верховной Рады. Впрочем, единого избирательного кодекса также не было создано, а избирательное законодательство все время пересматривается элитами, стремящимися хотя бы отчасти уменьшить электоральную неконтролируемость.
Впрочем, выборы не отменили системной дуальности, которая связана с советским наследием в структурном и социальном аспектах. Структурно постсоветская дуальность, при которой неформальные отношения довлеют над публичными и формальными институтами, отражает соотношение советских государственных и партийных властных органов в УССР/СССР. Неформальные институции делают «естественным» для элит и граждан сосуществование двух наборов правил (демократических и патримониальных), а в моменты их противоречия – выбор в пользу неформальных [57].
В социальном плане постсоветские кланы образовались в рамках региональных номенклатурных сообществ. Самые влиятельные кланы, предопределившие развитие Украины в 1991–2019 годах, возникли в Днепропетровске и Донецке. Впрочем, после «оранжевой революции» (2004–2005) и «Евромайдана» (2013–2014) значимую роль играли также и клановые структуры, ядро которых было связано с постсоветскими олигархическими группами из Черниговщины, Винницы, Харькова и Черновцов [58].
В Третьей республике возник специфический гибридный властный центр – президентская администрация, обеспечивающая коммуникацию между формальными институтами и неформальными объединениями. Продолжая институциональную логику ЦК КПУ/КПСС, президентские администрации в условиях независимой Украины и рыночной экономики обеспечивали принятие решений, которые выполнялись как исполнительной, судебной и законодательной ветвями власти, так и олигархическими группами.
Хотя структурно политическая система независимой Украины напоминает советско-украинскую, динамика этих систем различна. Властные балансы советской Украины обеспечивали управляемость республики, ее социально-экономическое развитие и подконтрольность союзному центру. Динамика постсоветской украинской политической системы происходит в виде революционных [59] или ре-эволюционных [60] циклов. Конкуренция кланов за контроль над политическими и экономическими институтами, а также попытки президентских кланов установить вертикальный порядок дважды приводили к сменам режимов путем, не предусмотренным Конституцией. Циклическое развитие Третьей республики, возможно, так и не было прервано «Евромайданом». По данным Всемирного банка, роль частных компаний, принадлежащих политикам и чиновникам, после «Евромайдана» лишь выросла: к 2016 году их вес в общей экономике достиг 28% [61].
Политическая система Третьей республики развивалась в ходе противостояния парламентской и президентской форм правления [62]. Борьба президентов Кравчука (1991–1994) и Кучмы (1994–2005) с парламентом привела к установлению смешанной президентско-парламентской республики, согласно Конституции 1996 года. Эта борьба возобновилась в условиях первого, «оранжевого», «майдана», приведшего к усилению парламента и правительства и к ослаблению власти президента. Затем, в 2010 году, президент Янукович (2010–2014) сумел добиться от Конституционного суда решения, возвращающего президентско-парламентскую модель.
Отношения президента и парламента были пересмотрены и после «Евромайдана». Одним из первых решений Верховной Рады после бегства президента Януковича в феврале 2014 года касалось восстановления парламентско-президентской республики. Однако эта модель оказалась изменена в сентябре 2019 года, когда пропрезидентское большинство в Верховной Раде приняло поправки к Конституции Украины [63], уменьшающие иммунитет депутатов, и Закон об импичменте [64], который оставляет президента фактически неподсудным. Эта линия напряжения в украинской политической системе является заложницей политической конъюнктуры после каждого избирательного цикла и является источником рисков для стабильности политического развития.
Украинская политическая система в связи с многочисленными внутренними противоречиями остается весьма динамичной. Эта динамика, правда, не способствует устойчивому развитию и строительству консолидированной демократии – но она же препятствует установлению авторитарных режимов.
_________________________________________________________________________________
[1] Aristoteles. Politika. 1252α (https://bit.ly/3aeC2de).
[2] Историю понятия «политика» см. в: Deutsch K.W. On the Concepts of Politics and Power // Journal of International Affairs. 1967. № 2. Р. 232; Heywood A. Key Concepts in Politics and International Relations. London, 2015. Р. 17 и далее.
[3] Больше об этом: Minakov M. Development and Dystopia. Studies in Post-Soviet Ukraine and Eastern Europe. Stuttgart, 2018. Р. 44.
[4] Собственно, это совпадает и с пониманием «политической власти» у Мишеля Фуко (Foucault M. Politics, Philosophy, Culture: Interviews and Other Writings, 1977–1984. London, 2013), а также «власти» у Никласа Лумана (Luhmann N. Trust and Power. London, 2018) и Юргена Хабермаса (Habermas J., McCarthy T. Hannah Arendt’s Communications Concept of Power // Social Research. 1977. № 1. Р. 3–24).
[5] North D., Wallis J., Weingast B. Violence and Social Orders: A Conceptual Framework for Interpreting Recorded Human History. Cambridge, 2009. Р. 150 и далее; Beck T., Clarke G., Groff A., Keefer P., Walsh P. New Tools in Comparative Political Economy: The Database of Political Institutions // The World Bank Economic Review. 2001. № 1. Р. 166 и далее.
[6] См.: North D. Institutions, Institutional Change, and Economic Performance. Cambridge, 1990; Carey J.M. Parchment, Equilibria, and Institutions // Comparative Political Studies. 2000. № 6. Р. 735–761.
[7] Ibid. Р. 736; Helmke G., Levitsky S. Informal Institutions and Comparative Politics: A Research Agenda // Perspectives on Politics. 2004. № 4. Р. 725; Hale H.E. Patronal Politics: Eurasian Regime Dynamics in Comparative Perspective. Cambridge, 2014. Р. 213 и далее.
[8] Van Cott D.L. A Political Analysis of Legal Pluralism in Bolivia and Colombia // Journal of Latin American Studies. 2000. № 1. Р. 207–234; Brinks D. Informal Institutions and the Rule of Law: The Judicial Response to State Killings in Buenos Aires and Sao Paulo in the 1990s // Comparative Politics. 2003. № 1. Р. 1–19; Levitsky S., Way L. Competitive Authoritarianism. Hybrid Regimes in the Post-Cold War Era. Cambridge, 2010; Gel’man V. The Dynamics of Subnational Authoritarianism // Russian Politics & Law. 2010. № 2. Р. 7–26; Magyar B. Post-Communist Mafia State. Budapest, 2016.
[9] Tilly C. Coercion, Capital, and European States, AD 990–1990. Oxford, 1992. Р. 12; Ghani A., Lockhart C. Fixing Failed States: A Framework for Rebuilding a Structured World. Oxford, 2008. Р. 3.
[10] Helmke G., Levitsky S. Op. cit. Р. 727 и далее.
[11] История России: ХХ век / Ред. А. Зубов А. и др. М., 2016. Т. 1. С. 476 и далее; Baron N., Gatrell P. Population Displacement, State-Building, and Social Identity in the Lands of the Former Russian Empire, 1917–23 // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2003. № 1. Р. 53 и далее.
[12] Tilly С. From Mobilization to Revolution. Ann Arbor, 1977. Р. 45.
[13] Ibid. P. 47.
[14] Протасов Л. Всероссийское Учредительное собрание: история рождения и гибели. M., 1997. С. 117 и далее.
[15] Martin T.D. The Affirmative Action Empire: Nations and Nationalism in the Soviet Union, 1923–1939. Ithaka, 2001. P. 33 и далее.
[16] Это название весьма условно. Оно употребляется как в научной, так и в популярной историографии. В узком смысле это название относится к «первой» УНР, однако разные интерпретаторы говорят о Третьем или Четвертом универсале (см.: Лисяк-Рудницький І. Історичні есе. Киев, 1994; Звіт Українскього інституту національної памяті «Третій універсал – Перша республіка». Киве, 2017; Ложкин Б., Федорін В. Четверта Республіка: чому Європі потрібна Україна, а Україні–Європа. Киев, 2016). Другие, например, Кость Бондаренко, закрепляют понятие «Первая республика» исключительно за УНР до переворота гетмана Скоропадского; а Вторая республика ассоциируется с другим – военно-политическим проектом Директории УНР (см.: https://bit.ly/2J8ggfs).
Также «Вторая республика» часто используется для наименования независимой Украины, а не УССР; в этом случае национал-патриотические историки указывают на «ненациональный» характер УССР. В моем случае «нумерация» республик уходит от этих деталей и разбивает период становления государства на территории Украины по периодам, переживаемым политической системой.
[17] Szporluk R. Ukraine: From an Imperial Periphery to a Sovereign State // Daedalus. 1997. № 3. Р. 87.
[18] Это особенно заметно при сравнении территорий, на которые распространялись решения Центральной Рады во Втором и Третьем универсалах. Второй универсал Рады распространялся на Киевскую, Полтавскую, Подольскую, Волынскую и Черниговскую губернии. Третий универсал касался еще и Екатеринославской, Харьковской, Херсонской и Таврической губерний.
[19] Солдатенко В. Українська революція. Киев, 1999. С. 145.
[20] Поскольку по части украинских земель проходили фронты Первой мировой, вовлечение военных в украинский политический проект УНР означало дополнительный источник реально политического веса.
[21] Протасов Л. Указ. соч. С. 223–234.
[22] Солдатенко В. Указ. соч. С. 29; Velychenko S. State Building in Revolutionary Ukraine: A Comparative Study of Governments and Bureaucrats, 1917–1922. Toronto, 2011. Р. 11–12.
[23] Важно отметить, что лидеры всех политических и военно-политических проектов были озабочены поддержкой своих «проектов». Например, об этом свидетельствуют донесения спецслужб УНР, Гетманата и Директории, собранные в: Кавунник В. (упор.). Архів Української Народної Республіки. Міністерство внутрішніх справ. Звіти департаментів державної варти та політичної інформації (1918–1922). Киев, 2018. С. 16–189. Однако только военной победы было недостаточно для сколько-нибудь уверенного правления.
[24] Lieb Р. Suppressing Insurgencies in Comparison: the Germans in the Ukraine, 1918, and the British in Mesopotamia, 1920 // Small Wars & Insurgencies. 2012. № 4–5. Р. 640.
[25] Nahaylo B. Ukrainian National Resistance in Soviet Ukraine during the 1920s // Journal of Ukrainian Studies. 1990. № 2. Р. 1–18; Velychenko S. Op. cit.
[26] Вовк О. Українська історіографія Холодноярської повстанської організації // Педагогічні науки: теорія, історія, інноваційні технології. 2016. № 59. С. 92–102.
[27] Об этом см.: Markevich A., Harrison M. Great War, Civil War, and Recovery: Russia’s National Income, 1913 to 1928 // The Journal of Economic History. 2011. № 3. Р. 700 и далее; Main S.J. The Red Army during the Russian Civil War, 1918–1920: The Main Results of the August 1920 Military Census // The Journal of Slavic Military Studies. 1994. № 4. Р. 807; а также в: Velychenko S. Op. cit.
[28] Martin T.D. Op. cit.; Himka J.P. The Basic Historical Identity Formations in Ukraine: A Typology // Harvard Ukrainian Studies. 2006. Vol. 1. № 4. Р. 483–500.
[29] Armstrong J.A. Nationalism in the Former Soviet Empire // Problems of Communism. 1992. № 41. Р. 121; Martin T.D. Op. cit. Р. 12 и далее.
[30] В 1939 году название республики изменилось с Украинской Социалистической Советской Республики на Украинскую Советскую Социалистическую Республику.
[31] Про минуле – заради майбутнього / Ред. Ю. Шаповал. Киев, 1989; Ивкин В. Государственная власть СССР. Высшие органы власти и управления и их руководители. 1923–1991 гг. Историко-биографический справочник. М., 1999; Виноградская С., Рогожин А. Всеукраинский Центральный Исполнительный Комитет Советов в первые годы советской власти (1917–1920 гг.). Киев, 1974.
[32] Про минуле – заради майбутнього… С. 29 и далее.
[33] Nahaylo B. Op. cit.; Yekelchyk S. Stalin’s Empire of Memory: Russian-Ukrainian Relations in the Soviet Historical Imagination. Toronto, 2004; Kuromiya H. The Voices of the Dead: Stalin’s Great Terror in the 1930s. New Haven, 2007; Werth N. The Crimes of the Stalin Regime: Outline for an Inventory and Classification // Stone D. (Ed.). The Historiography of Genocide. London: Palgrave Macmillan, 2008. Р. 400–419.
[34] Pipes R. Russia under the Bolshevik Regime: 1919–1924. Boxton: Vintage, 1995. Р. 14 и далее.
[35] Ibid. Р. 15–16.
[36] Об этом см.: Minakov M. Development and Dystopia… Stuttgart, 2018. Р. 126.
[37] Эти земли были захвачены СССР в соответствии с пактом Молотова–Риббентропа, подписанным в августе 1939 года.
[38] Szporluk R. The Making of Modern Ukraine: The Western Dimension // Harvard Ukrainian Studies. 2001. № 1/2. Р. 50–67.
[39] Rossoliński-Liebe G. The «Ukrainian National Revolution» of 1941: Discourse and Practice of a Fascist Movement // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2001. № 1. Р. 83–114.
[40] См., например: Yekelchyk S. Stalin’s Citizens: Everyday Politics in the Wake of Total War. Oxford, 2014.
[41] Penter T. Local Collaborators on Trial. Soviet War Crimes Trials under Stalin (1943–1953) // Éditions de l’EHESS. 2011. № 2–3. Р. 341–364; Реєнт О. Друга світова війна та Україна: політичні, соціально-економічні й демографічні наслідки // Гуманітарний Журнал. 2011. № 1–2. С. 12–17.
[42] Magocsi P.R. History of Ukraine. Toronto, 2010. Р. 684–685; Реєнт О. Указ. соч.
[43] Filtzer D. Soviet Workers and Late Stalinism: Labour and Restoration of the Stalinist System after World War II. Cambridge, 2002. Р. 28 и далее.
[44] Minakov M. Development and Dystopia… Р. 129 и далее.
[45] Idem. Republic of Clans: The Evolution of the Ukrainian Political System // Magyar B. (Ed.). Stubborn Structures. Budapest, 2019. Р. 225 и далее.
[46] Коллективный принцип управления являлся формой преодоления «культа личности» (Brown A. The Power of the General Secretary of the CPSU // Rigby T. (Ed.). Authority, Power and Policy in the USSR. London, 1980. Р. 140; Voronkov V., Wielgohs J. Soviet Russia // Pollack D., Wielgohs J. (Eds.). Dissent and Opposition in Communist Eastern Europe. Origins of Civil Society and Democratic Transition. Burlington, 2004. Р. 101.
[47] Zaslavsky V., Brym R. The Functions of Elections in the USSR // Soviet Studies. 1978. № 3. Р. 367; Kotkin S. Uncivil Society: 1989 and the Implosion of the Communist Establishment. New York, 2010. Р. 10 и далее.
[48] Для Москвы перестройка и связанная с ней либерализация начинаются уже в 1986 году, однако в УССР свобода публичных дискуссий устанавливается лишь в 1989-м, особенно в связи с первыми свободными выборами в Верховный Совет СССР (см.: Минаков М. Диалектика современности в Восточной Европе. Киев, 2020. С. 117).
[49] Касьянов Г. Украина 1991–2007: очерки новейшей истории. Киев, 2008. С. 11.
[50] Walker E. Dissolution: Sovereignty and the Breakup of the Soviet Union. Lanham, 2003. С. 3, 211.
[51] Касьянов Г. Указ. соч. С. 22.
[52] Plokhy S. The Gates of Europe. New York, 2015. Р. 701.
[53] Aslund A. How Capitalism Was Built: The Transformation of Central and Eastern Europe, Russia, the Caucasus, and Central Asia. Cambridge, 2013. Р. 17.
[54] Hale H.E. Op. cit.; Minakov М. Republic of Clans…
[55] Hale H.E. Op. cit. Р. 72.
[56] Lankina T., Libman A. Soviet Legacies of Economic Development, Oligarchic Rule, and Electoral Quality in Eastern Europe’s Partial Democracies: The Case of Ukraine // Comparative Politics. 2019.
[57] Fisun O. Rethinking Post-Soviet Politics from a Neopatrimonial Perspective // Democratizatsiya. 2012. № 1. Р. 88–89.
[58] Minakov М. A Decisive Turn? Risks for Ukrainian Democracy after the Euromaidan, (https://bit.ly/2ULyHMv); Idem. The Third Sector Entering The First: Cooperation and Competition of Civil Society, State and Oligarchs after Euromaidan in Ukraine // Marchetti R. (Ed.). Government-NGOs Relationship in Africa, Asia, Europe. London, 2018. Р. 123–143.
[59] Minakov М. Development and Dystopia… С. 105 и далее.
[60] Ермолаев А. Второй (постсоветский) трансформационный кризис (https://bit.ly/3bpQAXw).
[61] Kahkonen S. What is the Cost of Crony Capitalism for Ukraine? (https://bit.ly/2UgbYJp).
[62] Minakov M., Mylovanov T. Why the Post-Soviet Presidential Institution Is Flawed (https://bit.ly/2wynqXD).
[63] См.: https://bit.ly/2xpBLpa.
[64] См.: https://bit.ly/33HVFrB.
Источник: intelros
