Канал Невойна представляет перевод статьи философа Славоя Жижека «Военно-поэтический комплекс».
В этой статье, посвященной поэзии Радавана Караджича и фильмам Эмира Кустурицы в контексте войны на территории бывшей Югославии, можно увидеть ситуацию, похожую на нашу нынешнюю. Жижек пишет о празднике военного насилия как изнанке общественной деполитизации и консервативного национализма. В России путинская власть представляет собой сплав консервативных ценностей, милитаризма и безудержного гедонизма — яхты, дворцы, роскошь.
И опирается эта власть на аполитичное общество. Это, на первый взгляд, противоречивое слияние бесстыдного потребления, культа силы и националистической идеологии давно уже стало формулой российской элиты. А теперь на войне раздавленным и испуганным солдатам дана возможность насладиться жалким подобием этого праздника, где постыдное удовольствие от применения голой силы и нарушения запретов можно оправдать верой в протухшую идею имперского национализма.
Теперь, когда Радаван Караджич арестован, пришло время напомнить: Караджич, психиатр по профессии, был не только безжалостным политическим и военным лидером, но и поэтом. Его поэзию не стоит отбрасывать как нечто нелепое, она заслуживает самого пристального чтения, ведь она говорит нам о том, как работают современные этнические чистки. Вот строчки одной из его поэм:
Обратитесь в мою новую веру
Я дам вам то, чего не мог дать никто до меня
Я дам вам жестокость и вино
Тот, кто не имел хлеба, будет сыт лучами моего солнца
Запомните, в моей вере ничто не запрещено
В моей вере — любовь и выпивка
В моей вере можно смотреть на солнце столько, сколько захочется
Это божество ничто вам не запретит
Так повинуйтесь же моему зову, братья
Лидер, предлагающий своим сторонникам вино и жестокость, символизирует бесстыдный зов сверх-Я: все запреты должны быть приостановлены, чтобы субъект мог без конца наслаждаться разрушительной оргией. Сверх-Я — это и есть божество, которое ничего не запрещает. Подобная приостановка моральных запретов — ключевая черта постмодерного национализма. Он переворачивает с ног на голову стереотип, согласно которому страстная этническая самоидентификация восстанавливает прочный набор моральных ценностей и убеждений посреди незащищенности глобального секулярного общества. На самом же деле, такая идентификация провозглашает: «Ты можешь!».
Парадоксально, но сегодняшнее открыто гедонистическое и дозволяющее общество пронизано запретами и ограничениями (в отношении курения и употребления алкоголя, сексуального харассмента и т. д.). В этих условиях страстная приверженность этнической самоидентификации очень далека от того, чтобы ограничивать. Наоборот, она функционирует как освобождающий призыв: «Ты можешь! Ты можешь нарушать все эти строгие ограничения мирного сосуществования в толерантном либеральном обществе! Ты можешь есть и пить что захочешь! Ты можешь насмехаться над политкорректностью! Ты даже можешь ненавидеть, драться, убивать и насиловать!»
Александр Тижанич, один из ведущих сербских журналистов и бывший министр в правительстве Милошевича, так пишет о «странном симбиозе Милошевича и сербов»:
«Милошевич вообще подходил сербам. Во время его правления сербы отменили рабочее время. Никто ничего не делал. При Милошевиче расцвели черный рынок и контрабанда. <…> Более того, Милошевич дал нам право носить оружие и решать с его помощью разные проблемы. <…> Милошевич превратил повседневность Сербии в один сплошной праздник и дал нам возможность почувствовать себя старшеклассниками на выпускном вечере, когда нет вообще ничего такого, за что тебя могут наказать»
Разве не эта ситуация изображена в фильме Кустурицы «Андеграунд»? Главное значение этого фильма состоит не в утверждении выбора стороны в пост-югославском конфликте (героические сербы против предателей и неонацистов, словенцев и хорватов), а в деполитизированной эстетской установке. Когда Кустурица заявляет, что это вовсе не политический фильм, а пограничный субъективный опыт, «отсроченное самоубийство», он обнажает тем самым аполитичную изнанку этнических чисток и военных преступлений.
Изображая «отсроченное самоубийство» в виде нескончаемой оргии выпивки, пения и совокупления, которые происходят вне времени и вне публичного пространства, Кустурица показывает либидинальную экономику этнической резни в Боснии, псевдобатаевский транс безудержной траты, непрерывный бешеный ритм попойки-жратвы-пения-совокупления.
Здесь и кроется ответ на вопрос: «как же они оказались на такое способны?» Мы помним, что война — это продолжение политики другими средствами. То, что Караджич — поэт, позволяет нам увидеть в этнических чистках продолжение поэзии другими средствами. Правда, что Милошевич манипулировал националистическими страстями, но правда и то, что поэты дали ему средства, какими производятся такие манипуляции.
Это они — искренние поэты, а не продажные политики — начали это все, когда в 1970-х и 1980-х стали сеять зерна агрессивного национализма не только в Сербии, но и в других пост-югославских республиках. Здесь, в пост-Югославии мы увидели не военно-промышленный, а военно-поэтический комплекс, воплощенный в фигурах Ратко Младича и Радована Караджича.
Источник: Syg.ma
