«Полицию ненавидят все». Этот лозунг, который нередко скандируют протестующие на манифестациях во Франции, выражает отчаяние, охватившее далеко не только самых активных участников общественной жизни. Стражи порядка нередко становятся объектами критики из-за того, что подавляют, и порой весьма жёстко, любые народные волнения. Кроме того, сами они, похоже, уже не отделяют свои прямые обязанности от функций личной охраны власть предержащих. Всё это не способствует их популярности в обществе.
Видеокадры, запечатлевшие агонию Джорджа Флойда, который был задушен полицейским в Миннеаполисе под бесстрастными взглядами других стражей порядка, вызвали в США беспрецедентную по своим масштабам волну народного гнева. Сотни тысяч человек вышли на улицы в разных городах страны, чтобы выразить, порой жестокими способами, своё возмущение той дискриминацией со стороны полиции, жертвами которой становятся представители меньшинств. Несколькими днями позже десятки тысяч манифестантов собрались на акции протеста в Париже и во многих других городах Франции по призыву ассоциации «Правда и справедливость для Адама», созданной в память об Адаме Траоре, погибшем в июле 2016 года в результате жестокого ареста жандармами.
Вместе с простыми французами в колоннах прошли известные политики, свою поддержку движению выразили звёзды кино, футбола и музыки. Под влиянием этих бурных событий министр внутренних дел Кристоф Кастанер подверг критике использование удушающих приёмов и пообещал провести работу со стражами правопорядка в плане деловой этики, и в первую очередь в вопросах расизма.
Масштаб выступлений, а также резонанс, вызванный ими в политических кругах и в прессе, контрастирует с историей борьбы против полицейского насилия. Юсеф Хаиф и Ламин Дьенг, Виссам Эль-Ямни и Ибрагим Бах, а также Зиед Бенна и Буна Траоре, Аллан Ламбен, Амин Бентунси и многие другие – это лишь некоторые имена из длинного списка молодых людей, выходцев из бедных семей, в смерти которых прямо или косвенно повинны стражи порядка.
За период с января 1977 по декабрь 2019 годов от рук полицейских и жандармов погибли 676 человек, то есть в среднем 16 человек в год – такие данные приводятся на сайте Basta!. Каждому второму из них не исполнилось ещё и 26 лет, почти половина инцидентов приходится на парижский округ, а также окрестности Лиона и Марселя. (1)
Реакция на подобные драмы всегда выглядит одинаково: в том квартале, где жил погибший, несколько ночей подряд не прекращаются беспорядки, его близкие организуют манифестации местного значения, затем начинаются многолетние баталии в суде по искам родственников и нескольких особо настойчивых активистов, но они очень редко заканчиваются вынесением приговора представителям власти, непосредственно причастным к инциденту. (2)До недавних пор все усилия, направленные на обеспечение более широкой поддержки подобных инициатив, оставались бесплодными.
Эта тема не пользуется популярностью, потому что дело касается «плохих жертв», «известных полиции не с лучшей стороны». С помощью таких фраз серьёзность проступков в отношении их обесценивается, а пресса всегда готова сообщить всё, что можно, об их предполагаемых прежних прегрешениях, заставляют сомневаться в том, как на самом деле развивались события, и придают ещё большую убедительность доводам полиции.
Кроме того, подобные проявления пагубно влияют на популярность левых политических сил и профсоюзов, исторически болезненно воспринимающих любые гонения на рабочих, но, в то же время, трудно взаимодействующих с трудящимися, не подчиняющимися порядку, которых раньше принято было называть люмпен-пролетариатом.
Проблема усугубляется ещё и нарастающей разобщённостью между такими организациями и молодыми жителями пригородов: общественные ассоциации уже не в состоянии принимать эту молодёжь в свои ряды и не вполне понимают, а потому и не всегда учитывают, конкретные условия, в которых живут эти люди. (3) Вместе с тем, попытки добиться политической независимости для небогатых кварталов, то есть создать структуры, которые позволили бы взглянуть на их жизнь с другой стороны, почти нигде не имели продолжительного успеха. (4)
Так чем же объясняется размах протестных выступлений в июне 2020 года? Можно предположить, что всё дело в совпадении событий во Франции с гибелью Джорджа Флойда в США и с волной возмущения, которая поднялась на международном уровне и частично подпитывалась неодобрительными оценками той политики, которую проводит Дональд Трамп.
Можно также упомянуть о настойчивости активистов (в частности, членов «Движения за права мигрантов и жителей пригородов» – MIB), которые выступают за объединение усилий для борьбы с полицейским насилием. Харизматичным представителем этого движения стала Асса Траоре, сестра погибшего Адама. Но, возможно, и всей совокупности этих факторов было бы недостаточно, если бы недовольство силами правопорядка не распространилось за пределы той среды, которая выражала его всегда.
«Теория разбитого стекла».
Масштаб этого недоверия пока трудно измерить. Опросы дают о нём лишь отдалённое представление. Согласно результатам одного из них, опубликованным в еженедельнике L’Express, который никогда особо не выступал против сил правопорядка, от 20 января 2020 года, всего 43% французов «доверяют» полиции, 20% респондентов относятся к ней «настороженно», а 10% – «враждебно». Научные исследования подтверждают эту тенденцию.
Так, например, широкомасштабное исследование европейских учёных, проведённое в 2011-2012 годах с участием 51 000 респондентов, позволило сделать вывод о неодобрительном отношении к французской полиции. Она заняла 19 строчку из 26 в рейтинге по такому показателю как уважительное отношение к людям (хуже дела обстоят только в Чехии, Греции, Словакии, Болгарии, Украине, России и Израиле). (5) Любой участник манифестаций подтвердит, что без лозунга «Полицию ненавидят все» теперь не обходится ни одна акция протеста.
Несомненно, применение силы, оправданное или нет, становится всё более очевидным. Смартфоны с цифровыми видеокамерами дают возможность снимать документальные кадры, а социальные сети позволяют распространять их. Недавно около тридцати депутатов, поддержав обращения от профсоюзов полицейских, предложили наказывать штрафом в 15 000 евро и годом тюремного заключения за «распространение любым способом и на любых носителях изображений сотрудников национальной полиции, военных, сотрудников муниципальной полиции и таможенников» (Национальная ассамблея, 26 мая 2020 года). Аналогичная мера была введена в Испании после массовых выступлений «Движения 15-М» в 2011 году.
Силовые приёмы, используемые стражами порядка, в последнее время стали более заметными, так как подобные инциденты теперь случаются не только на окраинах, но и в центральных районах городов, и затрагивают людей, не привыкших к таким действиям. Движение «жёлтых жилетов», акции протеста против нового трудового кодекса и пенсионной реформы, а также проверки в период карантина, установленного из-за эпидемии коронавируса, привели к увеличению количества жертв и свидетелей полицейского произвола, многие из которых вовсе не принадлежат к слоям общества, получившим в социологии название «традиционная добыча полицейских»(6). Пожалуй, именно этим расширившемся влиянием полиции на жизнь общества можно объяснить участившиеся проявления массового сопротивления.
Говоря о наметившейся тенденции, нужно прежде всего опровергнуть устойчивое представление, согласно которому полиция занимается исключительно борьбой с правонарушениями. Если вынести за скобки деятельность немногочисленных спецподразделений, то решение этой задачи представляет собой не более 20% от общего объёма её работы. (7)
Чаще всего полицейские принимают участие в урегулировании бесчисленного множества ситуаций, не относящихся к сфере уголовного законодательства: это и конфликты между соседями, внутрисемейные распри, и разногласия по поводу занятия мест общего пользования, и регулирование дорожного движения, и проблемы административного характера, и обеспечение общественного порядка на массовых мероприятиях, и пресечение нелегальной миграции, и политический надзор, и содействие другим организациям (например, «скорой помощи», службе судебных приставов и др.).
Американский социолог Эгон Биттнер подчёркивает, что «нет такой проблемы человеческого характера, реальной или мнимой, которая не могла бы попасть в поле зрения полиции». (8) Это означает, что полиция – это не столько служба, обеспечивающая соблюдение законности, как следует определения «law enforcement agency», принятого в англо-саксонских странах, сколько «силы правопорядка», то есть организация, поддерживающая определённый общественный порядок.
Однако, начиная с 1980-х годов, многие правители всё чаще рассматривают полицию как волшебную палочку для борьбы с последствиями усугубляющегося социально-экономического неравенства во многих государствах Запада, а также между странами Севера и Юга. Хронология и тональность событий не всегда совпадали, но постепенно темы нестабильности в обществе и миграций (в первую очередь незаконных) приобрели политическую окраску, а партии всех мастей стали использовать эту проблематику в качестве козырной карты в своих предвыборных кампаниях.
Вопросы социальной политики, предупреждения правонарушений и развития общества не утратили своей значимости, однако при их решении на передний план вышли такие меры безопасности как контроль и принуждение. Следовательно, речь идёт не столько о преодолении структурных причин неравенства (которые очень на руку одним и недостижимы для других), сколько о принуждении к дисциплине той части общества, которая особенно активно восстаёт против нового неолиберального общественного порядка как внутри страны, так и на международном уровне.
Среди всех рассуждений, которые сопровождают эту тенденцию, особое место занимает «теория разбитого стекла». Она была разработана двумя университетскими учёными из США Джеймсом К. Уилсоном и Джорджем Л. Келлингом и состоит в том, что терпимость к мелким признакам беспорядка в городах постепенно приводит к развитию более опасных форм преступности. (9)
Несмотря на отсутствие эмпирических подтверждений — впоследствии Уилсон признал, что эта была всего лишь «спекуляция» (The New York Times, 6 января 2004 года), теория получила мировую известность после того, как Рудольф Джулиани, мэр Нью-Йорка в 1994-2001 годах, и руководитель городской полиции Уильям Бреттон взяли её за основу при реформировании этой службы.
В США, во Франции, а также в Великобритании и Испании проявились две дополнительные тенденции: ужесточение уголовного наказания за мелкие правонарушения в общественном пространстве и активное применение мер административного характера, законность которых сомнительна, например, запрет на попрошайничество, введение комендантского часа для несовершеннолетних или для групп людей, то есть всё делается для пресечения того, что в Британии называют «антиобщественным поведением» (anti-social behaviours).
Употребление алкоголя и наркотиков на улице, неправомерное использование общественных мест, неоплата проезда в транспорте, азартные игры, «агрессивное» попрошайничество, протирание лобового стекла машины перед светофором, уличная торговля (прохладительными напитками, дисками CD и DVD, сумками, тёмными очками, ремнями и т. п.), проституция – вот что должно стать для полиции главным объектом борьбы.
Этому ведомству правительства многих стран поручают задачи по пресечению небольших правонарушений и «неприличного поведения», предоставляя ему новые полномочия. Как отмечают Уилсон и Келлинг, полиция «вправе арестовать человека на том основании, что он «выглядит подозрительно», «бродяжничает» или «находится в общественном месте в нетрезвом виде», но все эти обвинения не имеют под собой прочных законных оснований.
Однако, если подобные факты имеют место, то не потому, что общество уполномочило судебные инстанции на борьбу с бродяжничеством или с пьянством, а потому, что оно хочет снабдить полицию правовыми инструментами, которые позволяли бы ей изгонять нежелательных персон из того или иного квартала, если все усилия неформального характера, направленные на поддержание порядка, потерпели крах».
Так или иначе, поручая ведомству решение того или иного вопроса, стоит задуматься о последствиях. Ведь таким образом указанное ведомство получает возможность управлять ситуацией, а его выводы приобретают больший вес. По словам американского политолога Мюррея Эдельмана, бюрократические структуры склонны «создавать проблемы, такие как обоснование предлагаемых ими решений» (10): существуют ведомственные стереотипы, исторически сложившиеся и укоренившиеся, которые выглядят как стандартные процедуры, сценарии, действия и представления, усваиваемые исполнителями в ходе профессионального обучения и в повседневной работе (через советы и предупреждения старших коллег).
Полицейские любят говорить, что они «не социальные работники», и подчёркивать необходимость принудительных мер. То есть они регулируют общественный порядок в городах на свой лад, используя, в частности, силовые приёмы. В одном интервью комиссар каталонской полиции Mossos d’Esquadra рассказал о своей политике в отношении молодых людей, собирающихся в общественных местах Барселоны:
«Приходишь на площадь, устраиваешь им разнос, так, чтобы они почувствовали давление, и говоришь им: «Я буду приходить сюда каждый день. Если завтра снова тебя увижу, то потребую предъявить документы. Если будешь употреблять спиртное на улице, отправлю под суд, и если найду у тебя шоколад [коноплю] – тоже». Таким образом я заставляю их разойтись. Это позволяет убрать проблему из поля зрения».
Сочетание репрессивных мер с изгнанием тех, чьё присутствие нежелательно, довольно точно иллюстрирует практическую суть работы стражей порядка по выполнению поставленных перед ними задач.
Почему люди подчиняются полиции?
Несомненно, подобные приёмы вызывают сопротивление со стороны тех, на кого они направлены. Оно выражается в форме оскорблений, отказа подчиняться, а то и конфронтации, индивидуальной или групповой, главным образом в тех случаях, когда соотношение сил оказывается не в пользу полицейских. Во Франции участились случаи оскорблений и насильственных действий в отношении представителей закона: в 1990 году было зафиксировано 22 000 таких инцидентов, а в 2019 – уже 68 000, то есть за тридцать лет их стало втрое больше.
В ответ на сложившуюся ситуацию полицейское ведомство снабжает своих сотрудников средствами защиты (бронежилетами, гранатами для рассеивания толпы) и нападения (травматическим оружием, электрошокерами). Это оборудование служит поводом для обвинений в милитаризации полиции, особенно ярко проявляющейся в спецподразделениях, таких как бригады французской антикриминальной полиции.
Их эмблемы с изображениями хищников (тигров, волков, львов, крокодилов, кобр и т. п.), которые следят за порядком в спящем городе, подчёркивают то отношение к миру и к людям, которое стремятся воплощать собой сотрудники этих подразделений. Нью-Йоркская служба Street Crimes Unit, прекратившая своё существование в 2002 году после того, как её бойцы изрешетили пулями молодого безоружного афроамериканца Амаду Диалло, избрала своим девизом слова «Ночь принадлежит нам» («We own the night»).
Эти подразделения, использующие в своей работе агрессивные приёмы, ответственны за многие факты насилия, порой со смертельным исходом, за которые критикуют полицию. Их обвиняют также в нагнетании напряжённости везде, где они появляются.
Всё это подталкивает к формированию дополнительных подразделений, которые в разных странах именуются «местными» или «общинными». Их задача состоит в том, чтобы приблизить полицию к народу за счёт заметности её присутствия (пеших патрулей) и создания пространств для обсуждения местных проблем. Но такие попытки наталкиваются на отсутствие энтузиазма со стороны полицейских, а нередко и на финансовые ограничения, ведь на содержание сотрудников необходимы средства.
Однако там, где удалось создать подобные подразделения, они способствуют выработке более взвешенной позиции полицейских в регулировании общественных отношений и помогают рассматривать их с точки зрения безопасности. (11) Таким образом, «репрессивная» и «превентивная» функции полиции не столько противопоставляются одна другой, сколько дополняют друг друга, чтобы вводить в определённые рамки повседневную жизнь всё более широких слоёв населения.
Можно ли сказать, что все эти стратегии выполнили свои обещания относительно пресечения мелких проявлений беспорядка в городах? По всей видимости нет. Но стоило ли всерьёз верить в них, если не шло даже речи о воздействии на глубинные причины таких фактов? Впрочем, многие полицейские хорошо это понимают, ведь в интервью они говорят о «бочке Данаид». Однако эта неудача никоим образом не повлияла на последующие решения правителей. Напротив, она привела лишь к усилению мер безопасности, а профильное ведомство воспользовалось этим, чтобы требовать всё больше полномочий.
Политическое решение о том, чтобы превратить полицию в передовой отряд защиты общественного порядка в городах, действительно изменило её статус в бюрократической среде и поставило правительства в невыгодное для них взаимозависимое положение. Это явление особенно заметно во Франции и в США (см. «Страна, в которой полицейские убивают») за счёт наличия в этих странах влиятельных ведомственных профсоюзов. В этой среде доля членства в профсоюзе достигает около 70% (в государственных структурах она не превышает 19%, а в частном секторе составляет 8%), так что полицейские – самые организованные трудящиеся Франции.
Эти профсоюзы, структурированные согласно подразделениям (рядовые, офицеры и комиссары), играют важную роль в карьерном росте. Полицейские, будучи связанными обязательством о неразглашении, являются единственными, кто имеет право высказываться в средствах массовой информации, если не считать начальства, что ограничивает возможности вынести за пределы профессиональной среды существующие в ней разногласия и укрепляет ложное представление о полиции как о едином целом. Всё это способствует внедрению фактически совместного управления, при котором переговоры сочетаются с публичными увещеваниями и коллективными акциями (манифестации, больничные, отказ от выполнения «несрочных» задач).
Полиция не смогла остаться в стороне от либеральных реформ, однако сумела защититься от них лучше, чем другие государственные структуры, в том, что касается пересмотра статуса, зарплат или финансирования. Например, при обсуждении пенсионной реформы в декабре 2019 года профсоюзам достаточно было лишь упомянуть о возможном прекращении работы полиции, чтобы её сотрудникам был немедленно предоставлен особый режим, в то время как сотни тысяч работников в сферах транспорта, здравоохранения, образования и т. д. неделями бастовали и устраивали манифестации, но не могли добиться выполнения своих требований.
Подобным образом полиция решительно пресекает любые поползновения, которые она воспринимает как посягательства на свои прерогативы. Недавнее высказывание Кристофа Кастанера о возможном запрете использования удушающих приёмов немедленно вызвало в ответ обвинения в «предательстве» и локальные акции протеста, что заставило министра внутренних дел пересмотреть свою позицию.
Похожие эпизоды бывали и раньше: достаточно вспомнить манифестации протеста против действий министра юстиции Робера Баденте в 1983 году, против закона о презумпции невиновности (15 июня 2000 года), а также возмущение, вызванное изменением порядка содержания под стражей (14 апреля 2011 года) и альтернативного наказания (15 августа 2014-го).
Такое враждебное восприятие критики выражается также в сопротивлении вмешательству любых сторонних организаций, которые могли бы контролировать деятельность полиции. Независимые ведомства, такие как Национальная комиссия по деловой этике в охранных структурах (CNDS), равно как Уполномоченный по правам человека и Генеральный контролёр по надзору за ситуацией в местах лишения свободы, вынуждены вести нескончаемые баталии за возможность исполнять свои обязанности, а сфера их деятельности всегда оказывается не столь широкой, как им хотелось бы.
Это утверждение относится и к судебной системе, которой непросто вести дела, касающиеся полиции, а судьи сами зависят от неё в своей повседневной работе. Кроме того, Генеральная инспекция национальной полиции (IGPN), которой полицейские побаиваются, охотнее наказывает внутренние нарушения, чем рассматривает заявления извне. Глава Инспекции, комиссар Брижит Жюльен признала, что из 378 дел, которыми она занималась в ходе протестных выступлений «жёлтых жилетов», в конечном счёте только два послужили поводами для наложения административных взысканий («Envoyé spécial», France 2, 11 июня 2020 года).
Сочетание автономии этой структуры с ведущей ролью, доверенной ей в сфере поддержания общественного порядка, изменило отношения полицейских и общества. Учитывая те непростые ситуации, с которыми они ежедневно сталкиваются в своей работе (несчастные случаи, насилие, конфликты, нищета), полицейские обычно смотрят на общество с изрядной долей пессимизма. Аналогичный защитный механизм наблюдается также у пожарных. (12) К этому добавляется нелестное представление о тех, кого они привыкли называть «клиентами».
Это дает ключ к пониманию распространённого среди полицейских расизма. Полицейские, глубоко уверенные в правоте идеологии, утверждающей расовое неравенство, немногочисленны, так что к их высказываниям и действиям принято относиться терпимо. Вместе с тем, у многих их коллег в контексте непростых отношений, которые они вынуждены изо дня в день поддерживать с людьми из некоторых, не самых состоятельных слоёв общества (а среди них немало мигрантов и представителей различных меньшинств), крепнут расистские стереотипы, которые в дальнейшем переносятся на всех, кто так или иначе напоминает выходцев из соответствующей среды.
Так или иначе, в последние тридцать лет увеличение сферы вмешательства полицейских автоматически ведёт к тому, что всё более обширным становится и круг подозреваемых групп. Чтобы в этом убедиться, достаточно изучить базу данных TAJ («имевшихся ранее проблем с законом»): полицейские и жандармы вносят в неё сведения о людях, в отношении которых существуют «весомые или совпадающие улики, дающие основание предполагать, что они могли участвовать в качестве исполнителей или сообщников в совершении преступления или правонарушения пятой категории», хотя эти сведения отнюдь не являются предзнаменованием для будущих возможных судебных разбирательств (это означает, что это информация о подозреваемых, а не виновных).
По состоянию на 15 ноября 2018 года в базе данных хранились сведения о 18,9 миллиона человек, что составляет почти 30% от населения Франции… Неудивительно, что французские полицейские отличаются от своих коллег в других странах Европы большим недоверием к гражданам. (13)
Правящие элиты и руководство ведомства поддерживает в полицейских стремление считать себя чуть ли не последним оплотом, заслоняющим порядок от хаоса, а потому в последнее время они, не колеблясь, регулярно используют приёмы, которые раньше применялись только к самым злостным нарушителям закона.
Об этой тенденции свидетельствуют смерть курьера Седрика Шувиа, задушенного полицейскими, гибель Стива Майя Канисо, которого столкнули в Луару во время полицейской операции, массовое применение травматического оружия против «жёлтых жилетов» и участников манифестации за отказ от пенсионной реформы, именно в эту логику вписывается факт унижения лицеистов (как это было в городе Мант-ля-Жоли в декабре 2018 года, когда их заставляли стоять на коленях, заложив руки за голову), феминисток и проверок людей в рамках чрезвычайного санитарного положения.
Всё это подрывает основы авторитета, которым должна пользоваться полиция. Генеральный секретарь профсоюза Unité SGP Police в составе «Рабочей силы» Ив Лефевр недавно с сожалением рассуждал о том, что удушающие приёмы «применяются всё чаще, потому что всё больше тех, кто пытается избежать контроля со стороны полиции» (Libération, 8 июня 2020 года). Сам того не подозревая, он сформулировал важнейший вопрос: почему вообще мы подчиняемся полиции? Ответ прост: степень подчинения тому ли иному государственному институту пропорциональна представлениям о его легитимности.
А она не даётся один раз и навсегда. Как пояснял социолог Эмиль Дюркгейм, уголовное право «защищает коллективные чувства народа в определённый момент его истории». (14) Это означает, что оно очерчивает моральные границы общества, отделяя большинство «порядочных людей» от меньшинства – «преступников». Возрастающая роль полиции в охране общественного порядка, в управлении потоками мигрантов и даже социально-политическими протестами меняет соотношение сил между этими двумя группами.
Таким образом, «обострённая чёткость» коллективных чувств, о которой говорит Дюркгейм, постепенно теряется, и полицейские могут восприниматься уже не как гаранты общих интересов, а как стражи общественного порядка, справедливость которого оспаривается всё большим количеством граждан. Люди всё менее охотно подчиняются полицейским, а в ответ те всё чаще используют силу, чтобы заставить себя уважать, и это лишь усиливает недоверие к ним. Оно, в свою очередь, усугубляет их недоверие к гражданам и стремление активнее применять меры безопасности.
Этот порочный круг порождает глубокое ощущения удушья, которое санитарная полиция своими действиями довело до крайней точки (за период с 17 марта по 11 мая 2020 года было проведено 20,7 проверок, выявлено 1,1 миллиона нарушений). Намекая на это чувство, а также на физическое удушение Джорджа Флойда, теперь люди выходят на манифестации под объединяющим лозунгом: «Дайте нам дышать!».
*****
(1) База данных составлена и проанализирована Иваном дю Руа и Людо Симбий.
(2) Cf. Mogniss H. Abdallah, Rengainez, on arrive !, Libertalia, Paris, 2012.
(3) Чит. Olivier Masclet, « Le rendez-vous manqué de la gauche et des cités », Le Monde diplomatique, январь 2004.
(4) Чит. Abdellali Hajjat, « Quartiers populaires et désert politique », dans « Banlieues », Manière de voir, n° 89, октябрь-ноябрь 2006.
(5) René Lévy, « La police française à la lumière de la théorie de la justice procédurale », Déviance et société, vol. 40, n° 2, Genève, 2016.
(6) Fabien Jobard, « Le gibier de police immuable ou changeant ? », Archives de politique criminelle, vol. 32, n° 1, Paris, 2010.
(7) Richard V. Ericson, Kevin D. Haggerty, Policing the Risk Society, University of Toronto Press, 1997.
(8) Egon Bittner, « Florence Nightingale à la poursuite de Willie Sutton. Regard théorique sur la police », Déviance et société, vol. 25, n° 3, 2001.
(9) Cf. Georges L. Kelling et James Q. Wilson, « Broken windows : The police and neighbourhood safety », The Atlantic Monthly, Washington, DC, mars 1982.
(10) Murray Edelman, Pièces et règles du jeu politique, Seuil, Paris, 1991.
(11) Об опыте политики прогрессистов на муниципальном уровне в Испании чит. « El giro preventivo de lo policial », спецвыпуск Crítica Penal y Poder, n° 19, Barcelone, 2020.
(12) Чит. Romain Pudal, « Les pompiers entre dévouement et amertume », Le Monde diplomatique, март 2017.
(13) Juha Kääriäinen, Reino Sirén, « Do the police trust in citizens ? European comparisons », European Journal of Criminology, vol. 9, n° 3, Londres, 2012.
(14) Émile Durkheim, Les Règles de la méthode sociologique, Presses universitaires de France, Paris, 1996 (1re éd. : 1895)
Источник: Le Monde
