Описать пять тысяч лет истории Индийского субконтинента в одной не очень объемной книге — задача не из простых, но Джон Зубжицки, специалист по Южной Азии, с ней справился. В фрагменте его книги «Краткая история Индии», в котором рассказывается о том, как в XVIII веке Британская Ост-Индская компания (ОИК), оттеснив французов, положила начало созданию крупнейшей британской колонии.
Фрагмент книги Джона Зубжицки «Краткая история Индии»
Первым индийским правителем, который присоединился к войску под командованием европейского офицера в обмен на права на территорию, стал Музаффар Джанг (?–1751), внук низама Хайдарабада. Смерть Низама аль-Мулька в 1748 году привела к четырехлетнему кризису престолонаследия, во время которого шесть его сыновей и один внук боролись за престол самого богатого и могущественного государства Южной Индии.
Музаффар Джанг был объявлен новым низамом на тщательно подготовленной церемонии в Пондишери в 1750 году, после того как войска под командованием французов разбили его соперника, Насира Джанга (1712–1750). Выбор Дюплекса в пользу Пондишери вместо Хайдарабада был очень важен. Он хотел напомнить мусульманскому миру, что власть от наместника Декана перешла к французам. В ответ на его поддержку Музаффар Джанг признал Дюплекса наместником всей Южной Индии, от реки Кришны до мыса Коморин. Теперь французы получили почти абсолютную власть над 30 миллионами человек.
Правления Джанга так и не признал могольский падишах в Дели, который продержался на троне каких-то шесть недель, после чего попал в западню и был убит. Но, признав французов, Джанг создал прецедент, который навсегда изменил политическую карту Индии. С тех пор индийские правители, которые желали утвердить свою власть при поддержке английских войск, должны были отдавать им части своей территории и оплачивать содержание войск, размещенных на их земле, под предлогом якобы защиты от внутренней и внешней угрозы. От них также ожидали приглашения в свою столицу британского «резидента», за которым оставалось последнее слово в вопросах царского брака и наследования. Отрезанные от возможности проводить независимую внешнюю или военную политику, такие индийские государи оказывались просто марионетками строителей империи из Лондона.
Авантюризм Дюплекса обернулся для него крахом. В 1754 году он был заменен на своем посту французским морским офицером Шарлем Робером Годео де Займоном, который прибыл в Индию, чтобы наладить французские взаимоотношения с англичанами. Это освободило сцену для Клайва*, который быстро пошел в гору по карьерной лестнице внутри компании и приобрел репутацию военного стратега и блестящего лидера.
Звезда «Клайва Индийского» взошла во время осады Аркота в 1751 году. Аркот, город с сотней тысяч жителей, был столицей Карнатика, прибрежного региона к северу от Мадраса, который управлялся наместником Низама аль-Мулька, Анвар-уд-Дином. В 1749 году, когда тот был убит в бою, французы поддержали его марионетку, Чанда-Сахиба (ум. 1752), на должности нового наваба. Чтобы избежать такого сценария наследования, при котором французы и их марионеточный правитель Карнатика окружат Мадрас, Клайв решил напасть на Аркот. С отрядом всего в 200 европейцев и 300 индийских сипаев Клайв сумел взять форт Аркота. Армия под командованием сына Чанда-Сахиба, усиленная 150 французскими солдатами, окружила форт и обстреляла английские позиции тяжелой артиллерией. Хотя Клайв потерял почти половину своих людей, он выдерживал осаду объединенных индийских и французских сил 53 дня, пока из Мадраса не пришло подкрепление.
Как и защитники Джелалабада, Лакхнау и Читрала впоследствии, люди Клайва стали олицетворением «…стойкости и несгибаемой храбрости британского народа, — восхищался Джеймс*. — Те, кто удержал эти крепости, показали мужество как защитники порядка и цивилизации, а их твердыни стали волноломом, о который разбиваются воды хаоса и варварства». Как губернатор Мадраса Томас Сондерс доложил директорам в Лондоне, Аркот показал слабость индийцев: «Конечно, любое европейское государство, которое решится воевать с ними, при помощи умеренной армии сможет овладеть всей страной».
В 1753 году Клайв уехал в Англию и два года спустя вернулся как заместитель губернатора форта Сент-Дэвид в Куддалоре, к югу от Мадраса. На тот момент между французами и англичанами был заключен мир, но хрупкое спокойствие, казалось, вот-вот разрушится. 16 августа 1756 года до Мадраса дошли вести, что Калькутта досталась навабу бенгальской армии и более сотни английских пленников умерли в темнице, которую прозвали «черной ямой».
Калькутта к тому времени стала процветающим портом с населением около 400 000 человек, и лишь малая часть из них была британцами. Этот город далеко превзошел торговые поселения французов, голландцев и датчан. Отношения европейских торговцев с навабом Аливарди-ханом (1671–1756) оставались дружественными и взаимовыгодными. Смерть наваба в 1756 году совпала с началом Семилетней войны. Директора английских и французских компаний в ответ на новости из Европы начали укреплять свои гарнизоны.
Фортификационные работы раздражали наследника Аливарди-хана, Сирадж-уд-Даулу (1733–1757), который видел в них угрозу своей власти и приказывал прекратить их. Французы подчинились, но англичане проигнорировали это требование. Когда уд-Даула отправил на переговоры посла, который сообщил о том, что время на размышления закончилось, английский офицер дал послу пощечину и выгнал вон. Вернувшись в столицу, Муршидабад, посол отчитывался Сираджу: «Осталась ли у нас какая-нибудь честь, если кучка торговцев, которых даже не научили омывать свой срам, в ответ на приказ нашего правителя выгоняет его посланника?» Когда последняя отчаянная попытка Сираджа уговорить англичан, чтобы они вели себя как положено купцам, не удалась, он собрал большую армию и двинулся к югу, на Калькутту.
Хотя предупреждений о наступающем неприятеле было достаточно, высокомерие помешало защитникам Калькутты, и они не потрудились приготовиться к защите города. Офицеры хотели разрушить дома возле форта Уильяма, чтобы было удобнее вести стрельбу, но владельцы домов не позволили, опасаясь, что никто им не оплатит издержки. К 16 июня 1756 года силы уд-Даула достигли Дум-Дума — места, где сейчас расположен международный аэропорт. В форте начались беспорядки и паника, 2500 в основном британских жителей города пытались найти в нем убежище. Пока враг подходил, некоторые смогли уплыть на одном из двадцати с лишним судов, стоявших на реке. Одним из беглецов оказался губернатор города Роджер Дрейк.
За несколько часов люди наваба овладели фортом Уильям, но вместо того, чтобы перебить оставшихся защитников, взяли их в кольцо. Уд-Даула пообещал пленникам, что не тронет и волоса на их голове. Но, когда вусмерть пьяный английский моряк застрелил могольского солдата, отнимавшего у них ценности, настроение правителя изменилось. Всех выживших затолкали в тесный карцер форта площадью 4,3 ˟ 5,5 метра с только одним окошком и без всякой воды.
«Отвратительная смерть»
Рассказы о «черной яме» основаны преимущественно на докладе, представленном командиром британского гарнизона Джосайей Холуэллом (1711–1798). Согласно рассказу Холуэлла, когда спустя десять часов заточения дверь камеры открыли, было шесть часов утра, внутри сгрудились трупы, и только 23 пленника подавали признаки жизни. Вернувшись в Англию в следующем году, он опубликовал «Достоверный рассказ об ужасной смерти английских джентльменов и прочих задохнувшихся в черной яме». Более новые исследования оценивают число заключенных только в 43. Сирадж-уд-Даула не приказывал закрывать пленников в «черной яме» и узнал о них только впоследствии.
Самая успешная сделка
«Черная яма» в умах английских политиков будет символизировать варварство индийцев и использоваться для усиления механизмов британского управления. Проще говоря, это злодеяние станет спусковым крючком для захвата Калькутты, а затем и остальной Бенгалии. В январе 1757 года военный флот Британии взял город без особого труда. Но, вместо того чтобы вернуться в Мадрас, Клайв решил захватить французское торговое поселение в Чанданнагаре, чтобы весь регион оказался под контролем Британии. Теперь все было готово для решающей битвы при Плесси.
Большинство историков снижает значение сражения при Плесси до обычной стычки. После утреннего артиллерийского обстрела начался жесточайший тропический ливень, который привел в негодность почти весь боезапас наваба, в то время как британцы защитили свои боеприпасы непромокаемым брезентом. Беспорядочная атака, начавшаяся с чрезмерного энтузиазма британского офицера, окончилась победой армии Клайва. По отчетам, 800 европейцев и 2000 местных солдат сражались против вражеской армии в 50 000 человек, но на самом деле у уд-Даула не было ни шанса. Торговцы и знать, которые хотели избавиться от наваба, заручились поддержкой его главнокомандующего, Мир Джафара (ок. 1691–1765), который отвел свои войска в тыл как раз тогда, когда они были нужны.
Спонсировало этот заговор семейство Джагат Сет, крупнейшие финансисты Бенгалии, которые потеряли веру в то, что уд-Даула обеспечит безопасность их торговли, необходимую, чтобы та процветала. Их роль позволила английскому историку Нику Робинсу относиться к событию при Плесси «скорее как к коммерческой сделке, чем как к битве». Можно рассматривать эту битву и как первый шаг к созданию Британской империи в Индии, а также «Плесси можно считать самой удачной сделкой Ост-Индской компании».
Клайв удостоил Джафара должностью губернатора Бенгалии, хотя на деле он был всего лишь марионеточным правителем. Сирадж-уд-Даулу выследили и убили неподалеку от его столицы, Муршидабада. В возрасте всего 32 лет Клайв оказался покорителем Бенгалии — и притом очень богатым. Несмотря на строгие инструкции из Лондона отбивать французские атаки и не затевать драк с местными правителями, Клайв взял ситуацию в свои руки, увидев возможность обогатиться самому и добиться политической и экономической выгоды для компании. Одним махом он получил 2,5 миллиона фунтов для компании и 234 000 фунтов для себя, став одним из самых богатых людей в Англии.
В 1760 году Клайв вернулся в Англию героем, оставив своим преемником выжившего в «черной яме» Джона Холуэлла. Решив воспользоваться кризисом престолонаследования, который возник после смерти сына Джафара, Холуэлл попытался захватить управление Бенгалией в свои руки. Но ему не позволили этого директора компании, решив сделать новым правителем зятя Джафара, Мир Касима (?–1777). Когда Джафар попытался препятствовать, он был свергнут с престола.
Вскоре британцам пришлось пожалеть, что они поддержали Касима. Новоиспеченный наваб отправил в отставку местных чиновников, подозреваемых в сотрудничестве с ОИК, потребовал увеличения содержания, придирался к условиям прохождения английских кораблей и взялся за реорганизацию своих сил вдоль границ европейских владений, прибегнув к помощи двух христианских наемников: солдата удачи из Эльзаса Вальтера Рейнхардта и исфаханского армянина Ходжи Грегория. Когда пришли известия, что Касим уничтожил в Патне пленных сотрудников компании и их индийских союзников, советник ОИК в Калькутте 4 июля 1763 года официально объявил войну навабу, решив посадить Джафара обратно на трон.
Чтобы возместить потери, понесенные при Плесси, и восстановить независимость Бенгалии, Мир Касим заключил союз с могольским императором Шах Аламом II (1728–1806) и навабом Авадха, Шуя-уд-Даулом. Шах Алам был восстановлен на троне в Дели, после того как афганские войска под командованием Ахмад-Шаха Дуррани разгромили маратхов в 1761 году, в решающей битве при Панипате, к северу от Дели. Когда просьба императора к британцам о поддержке в обмен на дивани (управление финансами) в Бенгалии была отвергнута, он вступил в союз с Мир Касимом.
Когда тройственная армия начала поход на Калькутту, британские сипаи под командованием майора Гектора Манро выдвинулись им навстречу. Чтобы точно удостовериться, что с британской стороны не будет дезертирства, те сипаи компании, которые отказались идти, «были привязаны руками к пушкам, животом к жерлу, и выстрел был произведен перед их дрожащими сослуживцами». Лишь второй раз в истории компании ее солдатам приходилось сражаться с могольскими войсками. Сражение при Буксаре, которое привело к разгрому трех огромных могольских армий, превратило ОИК в главенствующую силу на северо-востоке Индии. «При Буксаре были разбиты последние остатки сил Моголов в Северной Индии», и это была, «вероятно, самая важная битва Британии в Южной Азии», пишет британский историк Джон Кей.
Во время унизительной церемонии в палатке Клайва Шах Алам передал ему дивани над всей Бенгалией. Сбор налогов в некогда могольском владении, налоговые управления в Бенгалии, Бихаре и Ориссе теперь стали подчинены ОИК. То, что некогда называлось компанией для «зарубежной торговли», теперь превратилось в капиталистическое колониальное государство — издающее законы, осуществляющее правосудие, учреждающее налоги, заключающее мир и объявляющее войны. ОИК стала первой торговой компанией, чеканившей свою монету, монетизируя свой золотой резерв ради упрощения торговли.
На новостях о том, что компания получила дивани, ее акции в период между 1767 и 1769 годами взлетели до небес. Но эти благодатные времена были недолговечны. Ответственная только перед своими акционерами, компания не была готова справедливо управлять регионами, которыми завладела. Жестокий циклон в 1769 году оставил Бенгалию и Бихар без урожая риса, и в некоторых местах цены на повседневные товары подскочили в пять раз. Миллионы людей оказались на грани голодной смерти. К июню 1770 года появились сообщения о том, что в деревнях едят мертвецов. Для создания резерва ничего не было сделано. Вместо этого сотрудники компании были уличены в получении выгоды от спекуляции зерном. Как емко написал об этом британский автор Майкл Эдвардс: «Жажда золота охватила британцев, и Бенгалию не оставят в покое, пока не выпьют всю ее кровь до капли».
По мере усугубления голода катастрофически падал сбор земельных налогов, так что директорам компании пришлось просить у британского правительства экстренную помощь в 1,4 миллиона фунтов, чтобы избежать банкротства. Для британской экономики эта компания была столь важна, что один лишь факт этой просьбы обрушил рынок акций. Поскольку 40 % членов парламента держали акции ОИК, то о необходимости спасать компанию споров не возникло, но цена была слишком велика. Был издан «Регулирующий акт», отдающий Ост-Индскую компанию под надзор правительства. Управляющий совет назначался парламентом и находился в Калькутте, чтобы присматривать за повседневным ведением дел компании.
Теперь интересы государства и ОИК переплелись. А этот закон ознаменовал начало британского колониального правления в Индии. По мере того как компания продолжала захватывать территории, ее администрация разделилась на три «президенции»: Калькутту, Бомбей и Мадрас. Одним из ключевых уложений «Регулирующего акта» было учреждение должности генерал-губернатора, сидящего в Калькутте и наделенного властью над «президенциями» Бомбея и Мадраса. Первым генерал-губернатором стал Уоррен Гастингс — противоречивый персонаж, главный грех которого, по мнению одного историка, заключался в том, что он слишком любил Индию. Чтобы привлечь компанию к ответственности, Гастингс хотел, чтобы британская власть осуществлялась индийскими должностными лицами и системами управления.
Правосудие должно было вершиться индийскими судьями, вопросы о землевладении должны были решать индийские чиновники. По тем временам это была слишком радикальная точка зрения, и последователи Гастингса ее отвергли. Самым долгоживущим его наследием стало побуждение к изучению истории Индии и ее языков, например санскрита. Именно при Гастингсе такие ориенталисты, как Уильям Джонс и Чарльз Уилкинс, написали свои первые труды, переводя индусские эпосы и исследуя отношение санскрита к индоарийской языковой группе. Но при всей своей филантропии и идеализме, Гастингс оставался набобом, в первую очередь думавшим о выгоде компании, ее акционеров и своей собственной. При Гастингсе компания монополизировала производство бенгальской соли и опиума, и первая партия опиума контрабандой была переправлена в Китай с явным пренебрежением к давнему запрету на его ввоз.
Когда в 1785 году Гастингс вернулся в Англию, он ожидал радушного приема у коллег за то, что он привел дела компании в порядок. Вместо этого он подвергся нападкам в парламенте, особенно со стороны главного критика корпорации, Эдмунда Бёрка. По мнению этого англо-ирландского вига, компания стала «королевством магистратов, отделившихся и от страны, их пославшей, но и от страны, в которой они находятся». В течение двух лет после возвращения Гастингса из Индии Бёрк добивался его отстранения. Он представил 22 статьи обвинения, в том числе вымогательство, подкуп, коррупцию и развязывание беспричинной войны против пуштунского племени рохилла. После марафона судебных заседаний, длившегося семь лет, Гастингс был оправдан по всем статьям.
На посту генерал-губернатора его сменил лорд Корнуоллис (1738–1835), который в 1781 году, во время Войны за независимость Америки, осуществлял надзор за сдачей Йорктауна. Корнуоллис был полной противоположностью своего предшественника. Человек военный, глубоко презиравший торгашество, он описывал работу компании в Индии как «самый грязный субподряд системы». Назначенный, чтобы реформировать управление компанией и искоренить подкуп и кумовство, он разделил компанию на коммерческий и политический сектора. Глубоко убежденный, что все местные жители Индостана продажны, он европеизировал службы. «Отныне ни один сын индийца не будет назначаться в гражданскую, военную или морскую службу компании», — заявил он.
Корнуоллис также попытался теснее привязать элиту индийских землевладельцев, заминдаров, к компании, зафиксировав их ренту на постоянной основе. Это должно было резко увеличить урожаи, поскольку каждая вырученная рупия доставалась землевладельцу. Заминдары также несли ответственность за сбор подати с тех крестьян, которые работали на их земле, хотя раньше этим вопросом были обременены британские чиновники. Теперь главенство в вопросах торговли легло на административный сектор компании.
Источник тут
