Следующие размышления касаются не эпидемии, а того, что мы можем понять по реакции людей на нее.
Речь идет о том, чтобы помыслить ту легкость, с которой все общество согласилось чувствовать себя зараженным, изолировать себя по домам и отказаться от нормальных условий жизни, трудовых отношений, дружбы, любви и даже религиозных и политических убеждений. Почему не было никаких протестов и никакого возмущения, как это обычно бывает в таких случаях? Гипотеза, которую я хотел бы предложить, заключается в том, что каким-то образом, пусть и бессознательно, чума уже давно к нам пришла, и что очевидно условия жизни людей уже давно стали такими, и внезапного звонка было достаточно, чтобы они проявились такими, какими они уже были – то есть, невыносимыми, как во время чумы. И это, в некотором смысле, единственный позитивный факт, который можно извлечь из нынешней ситуации: возможно, что впоследствии люди начнут задаваться вопросом, правильно ли они жили?
И еще, что мы должны помыслить, так это о неизбежность религии, которая появляется в этой ситуации. На это намекает терминология, заимствованная из эсхатологической лексики, которая навязчиво использует слово “апокалипсис” для описания нынешнего феномена, особенно в американской прессе, и часто прямо указывает на конец света. Как будто религиозная потребность, которую церковь уже не в состоянии удовлетворить, постепенно ищет что-то иное и находит его в том, что стало религией нашего времени: в науке. Она, как и любая другая религия, может порождать суеверия и страхи или, в любом случае, использоваться для их распространения. Никогда прежде мы не были свидетелями зрелища, типичного для религий во времена кризиса, различных и противоречивых мнений и предписаний, начиная от еретической позиции меньшинства (пусть даже представленного престижными учеными) тех, кто отрицает серьезность явления, и заканчивая доминирующим ортодоксальным дискурсом, который утверждает это явление и, тем не менее, часто радикально расходится во мнениях о том, как с ним справляться. И, как всегда в этих случаях, некоторым экспертам или самозванцам удается заручиться благосклонностью монарха, который, как и во времена религиозных споров, разделявших христианство, принимает сторону в соответствии с собственными интересами за того или иного действующего лица и навязывает ему свои меры.
И вот что еще дает пищу для размышлений – очевидный крах разделяемых повсеместно убеждений и мнений. Казалось бы, люди больше ни во что не верят, за исключением голого биологического существования, которое должно быть сохранено любой ценой. Но на страхе потерять жизнь может быть основана только тирания, только чудовищный Левиафан с обнаженным мечом.
Поэтому – как только чрезвычайная ситуация, чума, будет отменена, если это вообще случится – я не верю, что, по крайней мере, для тех, кто сохранил минимальную ясность ума, можно будет вернуться к прежней жизни. И это, пожалуй, самая отчаянная вещь сегодня – даже если, как говорится, “надежда есть только у тех, у кого больше нет надежды”.
ИСТОЧНИК: Quodlibet
