С начала текущего санитарного кризиса то тут, то там начали появляться рассуждения о необходимости взаимопомощи, солидарности и сотрудничества.
Важно с самого начала отметить, что взаимная помощь в собственном смысле слова не является ограниченным во времени набором действий, определяемых чрезвычайной ситуацией кризиса. Взаимопомощь с точки зрения ее наиболее влиятельных теоретиков, обладает настоящим революционным динамизмом, является двигателем полностью обновленного образа общества.
Как известно, взаимопомощь была одним из важнейших теоретических и практических постулатов анархизма XIX века. Его выдающимся представителем, конечно же, является Петр Кропоткин, автор знаменитой книги 1902 года “Взаимопомощь как фактор эволюции“.
Я всерьез увлеклась изучением данного понятия, когда приступила к подготовке своей новой книги о философии анархии и анархизма. Стимулом начать писать стало открытие, что анархизм был, пожалуй, наиболее пластичной из всех политических теорий, так как он не ссылается ни на какую определенную политическую доктрину, не устанавливает догматически никакого четкого свода доктрин, и представляет собой множество теорий и конкретных практик, реализуемых во всем мире.
Пластичность анархизма, а, следовательно, и сам анархизм пластичности, проявляются в созидательном процессе, они изобретают свои собственные формы, утверждая при этом необходимость такого изобретения. Отсутствие принципов (ан-архия) подразумевает производство префигуративных форм и действий.
Взаимопомощь – одна из таких форм.
Она стала необходимой для того, чтобы вернуться к истокам анархизма и переопределить его политическое значение. И вновь взаимная помощь – это не просто забота или солидарность. Она опирается на биологическую теорию, относящуюся к эволюционизму. Она определяется Кропоткиным как эволюционное движение, которое он противопоставляет понятию Дарвина о естественном отборе. Живые существа по Кропоткину не только соревнуются, но и помогают друг другу выживать.
Прежде чем остановиться на этом пункте, я должна отметить, что биологические корни понятия взаимопомощи высмеяли и отвергли. Во-первых, ее посчитали слишком наивной, слишком уверенной в существовании некой естественной доброжелательности. Во-вторых, и это уже серьезнее, взаимопомощь посчитали опасной из-за подразумеваемого флирта с социобиологизмом (Edward Wilson, Sociobiology, the New Synthesis, 1975), а также из-за потенциальной перспективы предложения натуралистической и эссенциалистской основы для политики.
В-третьих, и было (предположительно) доказано с конца XIX века большим количеством биологов и этологов, что все виды альтруистического поведения как у животных, так и у человека были всего лишь формами завуалированного эгоизма. Мы помогали другим только тогда, когда это в той или иной мере могло принести нам пользу (или нашим генам, см. “Эгоистичный ген” Ричарда Докинза).
Альтруизм. Это ключевое понятие, связанное с взаимопомощью. Кропоткин им не пользуется, но мы понимаем, когда читаем “Взаимопомощь“, что оно постоянно поддерживает его анализ. Должна также отметить, что термин “альтруизм”, придуманный Огюстом Контом, не стал каноническим философским понятием, не выйдя за пределы некоторых англо-саксонских этических теорий.
Альтруистическое поведение можно определить как “поведение, которое приносит пользу другим при определенных издержках для себя”. Понятно, что взаимопомощь может рассматриваться как высшая форма альтруистического поведения. Опять же, альтруизм, а следовательно, и взаимопомощь, не получили того философского внимания, которого они заслуживали. Ни слова о них, например, нет в этике Левинаса.
Опять слишком наивно, слишком морально упрощенно и эссенциалистично.
Биологи, в свою очередь, согласны с тем, что некоторые виды поведения животных являются альтруистическими: например, разделение пищи, взаимный груминг у обезьян. Однако, по их мнению, альтруистическое поведение всегда реципрокно. Помощь другим возможна только в том случае, если она поддерживается ожиданием того, что другие помогут в ответ.
Родовой альтруизм (жертва индивида ради сохранения рода, поведение, направленное на улучшение генетических перспектив выживания и воспроизводства детей), групповой отбор (сохранение группы ценой уничтожения других групп), являются наиболее известными формами альтруистического поведения. Позже такие экономисты, как Роберт Аксельрод, установили, что формальным паттерном альтруизма было просто “око за око”.
Пришло время пересмотреть связь, существующую между взаимопомощью и альтруизмом. Я выбрала здесь противостояние Петра Кропоткина и Питера Сингера, потому что это два совершенно разных, мягко говоря, мыслителя, но оба утверждают о существовании невзаимного альтруизма. Взаимопомощь по замыслу Кропоткина подразумевает приостановление реципрокности. Нереципроокный альтруизм является основой эффективного альтруизма Сингера.
Как я только что упомянула, у двух мыслителей мало общего. Кропоткин формулирует свою теорию взаимопомощи в рамках анархической критики капитализма. Сингер не нападает на капитализм, наоборот. Эффективный альтруизм – это способ скромно и осторожно исправить неэффективность мер властей в отношении крайне бедных и прекариата. Подобное не является вызовом идее власти как таковой. Кроме того, капитализм не является антагонистом взаимопомощи и альтруизма. Сингер утверждает, что сверхбогатые люди, такие как Билл Гейтс или Джордж Сорос, на самом деле помогают, давая огромные деньги благотворительным или экологическим организациям.
Он пишет: “Эффективный альтруизм как правило рассматривает равенство не ради самого себя, а ради его последствий. Не очевидно, что делать богатых богаче, делая бедных беднее, в целом имеет плохие последствия. Это повышает способность богатых помогать бедным, а некоторые из богатейших людей в мире, включая Билла Гейтса и Уоррена Баффета, сделали именно это, став, с точки зрения количества выданных денег, величайшими эффективными альтруистами в истории человечества… Было бы нелегко продемонстрировать, что капитализм загнал в крайнюю нищету больше людей, чем вывел из нее; действительно, есть веские основания полагать, что дело обстоит наоборот”[1].
Сингер упоминает Кропоткина в нескольких своих книгах, но только коротко и мимоходом. Понятно, что Сингер никогда бы не представился анархистом – даже если это можно и нужно было бы обсудить.
Тем не менее, я думаю, что у Кропоткина и Сингера гораздо больше общих черт, чем кажется. Они, насколько я могу судить, единственные мыслители, которые видят связь между биологией, этикой и политикой без примата биологизма. Эта связь как раз и является взаимопомощью для первого, а для второго – эффективным альтруизмом. Для Кропоткина взаимопомощь – это эволюционный фактор, для Сингера – это рациональный расчет, вытекающий из биологической эволюции.
Если я сейчас и затрагиваю эту тему, то только потому, что, на мой взгляд, стала насущной переоценка политического потенциала биологического – которая, опять же, не имеет никакого отношения к попыткам придать политике биологическую основу. Систематическая критика биополитики, как я пыталась продемонстрировать в других местах, стала недостаточной для того, чтобы концептуализировать точку соприкосновения эволюционного и исторического, что в разной мере и разным образом структурирует все живое.
Инвертируя порядок аргументации, я начну с представления Сингера об этой точке соприкосновения, затем вернусь к Кропоткину.
Для Сингера эффективный альтруизм – это не проблема великодушия, а вопрос расчета. “Эффективный альтруизм” – это специфическая ветвь утилитаризма. Речь идет о “максимизации счастья” на основе равного учета интересов. “Мы должны придавать одинаковое значение сходным интересам”.
Но что значит максимизация счастья? “Эффективный альтруизм”, – пишет Сингер, – “основан на очень простой идее: мы должны делать максимум хорошего, насколько это возможно”[2]. Эффективный альтруизм – это “проект использования аргументов и разума для того, чтобы выяснить, как принести пользу другим людям, насколько это возможно, и на этом основании действовать”[3].
Что такое “хорошо”? “Хорошо” – это все, что предотвращает страдания и смерть от опасных условий жизни. А предотвращение, здесь, подразумевает дарение. Или, точнее, зарабатывать, чтобы отдавать. “Зарабатывать чтобы отдавать” – это особый способ делать добро”[4]. Очевидно, принцип прост: люди из богатых стран должны давать деньги людям из бедных стран. Без какого-либо централизованного контроля.
Эффективные альтруисты дарят только незнакомым людям, людям, которых они лично не знают, так что даритель не должен ожидать ничего взамен. “Имеет место подлинный, невзаимный альтруизм по отношению к незнакомым людям”[5]. Понятно также, что эффективный альтруизм – это способ борьбы с корыстными интересами: “[эффективные альтруисты] способны оторваться от личных соглашений, которые в противном случае определяли бы образ нашей жизни»[6].
Прежде чем углубиться в детали процесса дарения, давайте рассмотрим его связь с биологией. Родство или групповой альтруизм образуют “круг”, объясняет Сингер, биологический круг взаимности (или “близости”). Взаимный альтруизм биологически присущ видам как таковым. Невзаимный альтруизм, таким образом, подразумевает расширение данного круга. Но в какой степени он имеет также и биологические основания? Эти интересные вопросы Сингер поднимает в книге The Expanding Circle, Ethics, Evolution and Moral Progress, впервые опубликованной в 1981 г. и с тех пор постоянно редактируемой и переиздаваемой.
Является ли эффективный альтруизм продолжением взаимного альтруизма в смысле биологической тенденции? И да и нет. Расширение круга достигается разумом. Верно, что разум первоначально является биологическим феноменом, результатом эволюции. В то же время, появление разума знаменует собой прерывание преемственности в рамках непрерывного эволюционного потока. Это прерывание – не чистый разрез, а, опять же, расширение, открытие.
“Альтруистические импульсы, некогда ограниченные родством и собственной группой, могут быть распространены на более широкий круг мыслящих существ, которые видят, что они и их родственники являются одной группой среди других, и с беспристрастной точки зрения не более важны, чем другие. Биологические теории эволюции альтруизма через выбор рода, взаимность и выбор группы могут быть сделаны совместимыми с существованием невзаимного альтруизма по отношению к незнакомым людям, если они могут согласиться с таким расширением круга альтруизма”[7].
Появление разума представляется прерывающей преемственностью. Мы видим, как идея “расширения” подразумевает как разрыв с биологическим, так и его сохранение. В гегелевских терминах мы можем охарактеризовать расширение круга как Aufhebung.
Рациональный расчет является как продолжением, так и метаморфозой начального взаимного биологического тренда. Расширение круга подразумевает, что дар должен приносить пользу не только рациональным существам, но и животным, растениям, [или, возможно,] [и] даже горам, скалам и ручьям […]”[8].
Что имеется в виду под альтруистическим расчетом?
1) По словам Сингера, максимизация счастья означает максимизацию эффекта от дара путем подсчета количества людей, которым он будет полезен, и выбора каждый раз большего количества. “Тоби Орд представил ещё один пример различия стоимости между помощью людям в богатых странах и помощью людям в других местах. Допустим, вас призывают пожертвовать средства для благотворительных организаций в богатых странах, предоставляющих слепым людям собак-поводырей.
Возможно, вы считаете, что их стоит поддержать, но только до тех пор, пока вы не оцените объем расходов и альтернативу, на которую вы могли бы потратить свои средства. Обеспечение одного человека в США собакой-поводырем обходится примерно в 40 000 долларов, при этом большая часть расходов приходится на дрессировку собаки-поводыря и подготовку самого человека. Но затраты на то, чтобы не дать человеку ослепнуть из-за трахомы, самой распространенной и легко предотвратимой причины слепоты, составляют от 20 до 100 долларов США.
Если вы умеете считать, то вы увидите, что выбор состоит в том, чтобы предоставить одному человеку собаку-поводыря или предотвратить где-то от четырехсот до двух тысяч случаев слепоты в развивающихся странах».
2) определение и вычисление того, сколько вы можете дать.
3) выяснение того, что является сейчас наиболее важным и наиболее надежной благотворительной или неправительственной организацией.
4) установление лимитов: “Мы должны дарить до тех пор, пока не достигнем уровня предельной полезности, т.е. уровня, на котором, отдавая больше, я причинил бы столько же страданий себе или тем, кто от меня зависит, сколько облегчил бы мой дар” – пределов, за пределами которых отдача стала бы контрпродуктивной[9].
Сингер добавляет: “Действительно, эффективные альтруисты говорят больше о количестве людей, которым они могут помочь, чем о помощи конкретным людям”. “В соответствии с только что высказанными соображениями, многие из наиболее выдающихся эффективных альтруистов имеют опыт или особенно сильны в областях, требующих абстрактного мышления, таких как математика”. “Мой любимый пример сочетания эффективного альтруизма и умения считать – сайт Counting Animals, на котором есть подзаголовок “Место для людей, которые любят животных и числа”[10].
Сингер определяет такую математическую мораль, так сказать, как основанную на представлениях об общих интересах и ориентированную только на последствия[11]. Именно в этом смысле она, как говорится, “эффективна”.
Эффективные альтруисты должны “жить скромно и жертвовать большую часть своего дохода – часто гораздо больше, чем традиционная десятая часть, или десятина – в наиболее эффективные благотворительные организации; исследовать и обсуждать с другими, какие из благотворительных организаций наиболее эффективны, или опираться на исследования, проведенные другими независимыми оценщиками; осуществлять такой выбор карьеры, в рамках которой они могут заработать больше всего – но не для того, чтобы иметь возможность жить богато, а для того, чтобы делать больше добра; вести разговоры с другими людьми, лично или в режиме онлайн, о благотворительности, чтобы идея эффективного альтруизма распространилась; жертвовать части своего тела – кровь, костный мозг, или даже почки, незнакомым людям”[12]
Эффективный альтруист должен спрашивать: “что люди могут сделать, чтобы максимально уменьшить страдания в этом огромном страдающем мире?”[13].
Естественный отбор и борьба за существование между живыми существами и видами – не единственные законы эволюции: таково фундаментальное утверждение Кропоткина. Существует естественное стремление к солидарности и сотрудничеству между живыми существами.
Такой взгляд непосредственно не противоречит Дарвину. Сам Дарвин в “Происхождении человека” признал существование подобного стремления к солидарности. Этот взгляд скорее противоречит социальному дарвинизму, основанному, по мнению Кропоткина, на гоббсовом представлении об обществе, состоянии перманентной войны и борьбы за существование.
Защита от врагов, необходимость выживания, укрепления единства и взаимной поддержки ради сохранения общества – таковы причины взаимопомощи. В первой части своей книги Кропоткин анализирует поведение муравьев и пчел, системы взаимной защиты птиц: журавлей, попугаев. Он упоминает о строе птиц во время миграций, о том, как волки собираются на охоту, и приводит многие другие примеры.
Кропоткин проводит радикальную трансформацию философского ядра анархизма. Он это выполняет за счет представления “жизни”, как того, что Юсуке Катакура называет “принципом становления, всегда уже существующего во множественности не только в Европе, но и во всех сторонах света”[14].
Как географ Кропоткин развил свою теорию, основываясь на наблюдениях, сделанных во время экспедиций в Сибирь и Маньчжурию, где он обнаружил, что многие животные смогли пережить чрезвычайно суровые условия жизни, блуждая по огромным территориям, лишенным искусственных границ. То, что он непосредственно называет “взаимопомощью”, – это не только сотрудничество, но и, что более важно, такой тип отношений, который позволяет поддерживать небольшие отклонения особей (в то время как Дарвин утверждает, что отклонения отсортировываются благодаря естественному отбору, который приводит к устранению самых слабых).
Катакура весьма справедливо заявляет: “В отличие от широко распространенного мнения о том, что анархизм опирается на веру в фундаментальный характер Добра, Бытия или Индивидуума, взаимопомощь не является существом жизни, а представляет собой лишь условную динамическую связь между живыми существами, всегда предшествующую индивидууму, которая формирует индивидуума и сохраняет его вариации (…). Короче говоря, сохранение предшествующего приводит к созданию множества новых состояний и увеличению разнообразия. В теории Кропоткина множественность всегда становится возможной благодаря возвращению старого”[15].
Во второй части своей книги Кропоткин, оставив животных, анализирует социальную траекторию взаимопомощи с целью изучения поведения человека. В качестве социальных форм взаимопомощи он описывает многообразие социальных эгалитарных форм в современном мире: кланы, гильдии, сельские общины, сельскохозкооперация, профсоюзы и др. Эти формы, как он показывает, сохраняют устойчивость и сопротивляются каждый раз, когда оказываются под угрозой, как часто происходит с развитием капитализма и его связью с государственными гегемониями, как в Европе, так и в других частях света.
Кропоткин не утверждает, что эти устойчивые эгалитарные формы “биологически детерминированы”, что они просто остатки животного прошлого. Они свидетельствуют об историзации биологии, так как проявляются в точке соприкосновения природы и общества, что отчасти стирает границы между эволюцией и историей.
“Стремление к взаимопомощи у людей имеет столь древнее происхождение и так глубоко переплетается со всей прошлой эволюцией человеческого рода, которая, несмотря на все превратности истории, поддерживается человечеством до настоящего времени”. Очень часто подобные слова понимают неправильно. В нем не утверждается, что социальные формы сотрудничества и взаимного влияния имеют биологическую природу, что они являются развитием форм поведения животных. Здесь мы также находим как преемственность, так и разрыв с биологическим.
Кропоткин утверждает, что не может быть истории без осознания возврата предшествующих форм. Примитивные формы взаимопомощи не являются инстинктивными, они действуют как воспоминания определенного рода, без которых история была бы невозможна. Конечно же, существуют разрывы с этим прошлым, что доказано появлением капитализма, или распадом небольших общин в нынешних гигантских безличных индустриальных городах. Но помаять о положении вещей, предшествовавшем капитализму, никуда не теряется. Акторами взаимопомощи в современном обществе являются “анонимные массы”.
В современной науке, как и в анархизме, пишет Кропткин: “Все социальные гарантии, все формы общественной жизни племени, коммуны и раннесредневековых городах-республиках; все формы межплеменных, а затем и межстрановых отношений, из которых впоследствии развилось международное право; все формы взаимопомощи и все институты сохранения мира – в том числе и жюри, – развивались творческим гением анонимных масс.
В то время как все законы каждой эпохи, вплоть до наших собственных, всегда состояли из одних и тех же двух элементов: один, который фиксировал и кристаллизовывал определенные формы жизни, которые были общепризнаны полезными; другой, который был надстройкой – порой даже ничем иным, как хитрой оговоркой, ловко контрабандным образом протаскиваемой с целью установления и укрепления растущей власти дворян, короля и священника – для того, чтобы дать ей санкцию”[16].
“Анонимные массы” организуют сопротивление политическим гегемониям не потому, что ими движет упрямое, бессознательное естественное стремление, а потому, что они помнят прошлое, не обязательно заучивая его. Биологическая жизнь – это особая форма памяти о прошлом, поэтому биологическая жизнь всегда уже исторична.
* * * * *
Как для Сингера, так и для Кропоткина взаимопомощь и эффективный альтруизм не имеют ничего общего с любовью, чувством вины, сочувствием или милосердием, а имеют отношение к логике жизни.
У меня нет возможности здесь проанализировать множество различий и несовместимостей, даже тех, которые существуют между Сингером и Кропоткиным. Но даже с их учетом, я, в конце концов, готова утверждать, что невозможно изъять биологическое измерение солидарности.
Текущая эпидемия стала объектом анализа для многих философов, которые в значительной степени опираются на концепцию биополитики Фуко. Многие мыслители утверждают, что управление кризисом – состояние изоляции, селекция пациентов, нехватка средств защиты, цинизм глав государств – является результатом биополитических методов управления, с помощью которых жизнь людей контролируется, эксплуатируется, нормализуется и управляется в глобальном масштабе. Конечно, было бы трудно утверждать обратное. Но я хочу заметить, что подобный анализ понимает “жизнь” только как нечто пассивное и чисто подверженное контролю и “чрезвычайной ситуации”.
Потенциал жизни к сопротивлению при подобном подходе никогда не рассматривается всерьез. Разнообразные проявления взаимопомощи, которые мы в настоящее время наблюдаем, являются именно выражением такого потенциала. Существует биологическое сопротивление биополитике, сопротивление, которое является одновременно эмпирическим и политическим. Взаимопомощь – это биологический памятник, тайно воздвигнутый в нашей жизни в память об унаследованных от предков формах равенства.
Жизнь – это не пассивное, слепое и смутное измерение бытия, которое достойно лишь просвещения со стороны культуры и языка в отрыве от органического детерминизма. Моя работа с мозгом научила меня тому, что биологическое и символическое, историческое и эпигенетическое неразделимы. Поэтому нам необходимо заново переосмыслить права человека, где память о биологическом прошлом предков должна найти свое отражение и быть достойно формулирована. Ориентировочно: “Все люди эпигенетически рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах. Они наделены разумом, сознанием и памятью и должны поступать по отношению друг к другу в духе братства”.
Примечания:
[1] Singer P. The Most Good You Can Do: How Effective Altruism Is Changing Ideas About Living Ethically. New Haven and London: Yale University Press, 2015. P. 50.
[2] Singer P. The Most Good You Can Do. How Effective Altruism is Changing Ideas About Living Ethically, New Haven and London: Yale University Press, 2015. P. vii.
[3] Effective Altruism. An Introduction (Singer P. Essays in Philosophy: Vol. 18: Iss. 1, Article 1).
[4] Singer P. The Most Good You Can Do. How Effective Altruism is Changing Ideas About Living Ethically, New Haven and London: Yale University Press, 2015, P. 55.
[5] Singer P. The Expanding Circle, Ethics, Evolution and Moral Progress, Farrar, Straus and Giroux, 1981. P. 134.
[6] Singer P. The Most Good You Can Do. How Effective Altruism is Changing Ideas About Living Ethically, New Haven and London: Yale University Press, 2015. P. 85.
[7] p. 135.
[8] p. 120.
[9] p. 241.
[10] p. 89.
[11] р. 79.
[12] Там же.
[13] р. 94.
[14] “La transformation qu’opère Kropotkine du principal facteur philosophique de l’anarchisme aboutit à la découverte de la notion de «vie» en tant que principe du devenir toujours déjà existant dans la multiplicité, non seulement en Europe, mais dans toutes les régions du monde” (Yusuke Katakura. Actualité de l’évolutionnisme anarchiste de Kropotkin – http://1libertaire.free.fr/ActualiteKropotkine.html).
[15] Там же.
[16] Кропоткин П. Современная наука и анархизм.
Источник: fallsemester.org
