L’egemonia

«Если б культурную гегемонию определяли по удельному весу, я бы пришел даже к выводу, что главенствующая культура сегодняшнего дня — мистическая, традиционалистская, неоспиритуальная, new age, ревизионистская»,  — пишет в своей статье Умберто Эко. Телевидение предлагает обывателям послушать невероятные истории про тамплиеров, богоявления в Фатиме и преподобного Пия. Светская, критически ориентированная мысль вполне могла бы отправиться на свалку истории хотя бы по причине своей неизбывной скучности, куда меньшей способности развлекать и будоражить. Это, впрочем, не так, и Эко объясняет, почему.

Гегемония левизны (1)

В начале 70-х годов Мариза Бонацци организовала в Реджо Эмилия выставку «Учебники для начальных школ». Затем, в 1972 году, мы с Маризой Бонацци вме­сте обработали материалы выставки и опубликовали в издательстве «Гуаральди» книгу под названием «Лживые листы» (I pampini bugiardi). В книге воспроизводились выдержки из учебников с нашими ироническими подписями. «От нас» были вставлены и краткие предисловия к разделам (бедные; работа; родина; расы; гражданское воспитание; история; наука; деньги и проч.). Остальное — сами тексты. На страницах на­шего издания представали выдержки из школьных книг, где не только повторялись клише фашистских учебников, но использовалось и более ветхое старье даннунцианского пошиба(2).

Приведу только два примера. Курсив мой. Портрет Назарио Сауро3, выстроенный по канонам муссолиниевской скульптурности:

Мощное тело полнится свежей живою кровью, крупная сильная голова, решительный взгляд: ему передался бессмертный дух, витающий над нашими долами, над нашими горами, над нашими итальянскими морями. Духом этим сильна Италия, наша Родина, краше всех других на свете родин.

Второй пример — это абзац о военном параде 2 июня, в день государственного праздника Итальянской республики:

…течет стальной поток, развеваются знамена, сияет оружие, идут воины боевыми порядками… Колоссальные танки и бронетранспортеры, годные для продвижения войск даже через облако ядерного взрыва… Артиллерийские орудия… Легкие и подвижные наступательные машины…

Без всякого сомнения, тексты, внушающие невинным детям, что наши танки, будто стальные кони, дружно мчат сквозь легкие облака ядерного взрыва, — это недобросовестные тексты. Книга, составленная нами, получила неплохой резонанс и внесла посильный вклад, наряду с другими выступлениями (в предисловии я цитировал тематический номер журнала «Рендиконти»), в обновление — на общенациональном уровне — текстов школьных учебных пособий. Ни один министерский работник не высказался на эту тему, не была создана никакая комиссия, не была назначена никакая проверка. Как бывает в области культуры, изменение ситуации совершилось самопроизвольно благодаря свободной критике.

Думаю, это и есть норма для цивилизованной страны. Не стану отзываться об учебниках, вызвавших филиппику Стораче4, потому что я их не читал. Вполне готов признать априори, что некоторые места в этих учебниках спорны. В свободной стране спорные мнения оспариваются. Оспариваются — не цензурируются. А если суждено вспыхнуть дис­куссии, то пускай она вспыхивает сама. Естественно, критикующему пристало быть достаточно заслуженным в культурном и в моральном смысле, чтоб его критика звучала авторитетно. Но подобные ре­галии зарабатываются на поле боя.

Не скажу вам ничего нового, напоминая, что школьники должны осваивать свои учебники, и хорошие и плохие, под руководством преподавателя и с сильной поправкой на информацию, поступающую (особенно в нынешнюю эпоху) по другим каналам. У нас в лицее философию учили по Ламанна, серьезному, но неподъемному пронизанному идеализмом. Джакомо Марино, преподаватель философии, человек религиозный, великолепный лектор (он объяснял нам даже Фрейда, рекомендуя в качестве литературы по Фрейду цикл «Врачевание и психика», Стефана Цвейга5) не любил Ламанна и прочел нам совершенно другой, ориги­нальный курс истории философии.

Потом я стал философом, специалистом, но многое в моей науке я помню со времени лицея именно в том виде, в каком это мне излагал профессор Марино.

Однажды я спросил у Марино, какой журнал по вопросам культуры он может мне рекомендовать дополнительно к уже известному мне «Фьера Леттерария» (в те времена имевшему сугубо религиозное направление, хотя рассказывалось в нем о чем угодно). Он посоветовал мне еще один серьезный и не менее религиозный журнал, «Гуманитас». Эту рекомендацию я хотел бы рассмотреть сейчас в свете пресловутого вопроса о «культурном засилии левых».

Сегодня юноша, который, как водится, не много знает об Италии прошлых лет, читая газеты и слушая политиков (если уж он читает и слушает), вынесет только одно впечатление: что со времен окончания войны и вплоть до «Чистых рук»6 Италией рулили исключительно левые интеллигенты, которые, владея всеми рычагами власти, установили повсюду свою культурную гегемонию, грустные результаты чего мы наблюдаем и по сей день. Я хотел бы возразить этим юношам, что со времен окончания войны нашей страной управляла христианско-демократическая партия, крепко державшая контроль над министерством образования, и что существовали солидные рели­гиозные издательства («Морчеллиана», «СЕИ», «Студиум», «Аве»), а также что имелось специальное христианско-демократическое издательство «Чинкве Луне». «Риццоли» было прибежищем консерватизма, и не было ничего левого в таких издательствах, как «Мондадори», «Бомпиани», «Гардзанти». Школьные учебники издавались в «Ле Монье», «Принчипато», «Валларди» — весьма далеких от коммунистов. Марксизм не подходил и близко к таким популярным еженедельникам, как «Доменика дель Коррьере», «Оджи», «Темпо». Не существовало больших газет левой ориентации, не считая «Униты», но «Униту» покупали только те, кто голосовал за коммунистов. Проще всего сказать так без учета издательства компартии («Универсале дель Кангуро»), единственным по-настоящему левым издательством было «Эйнауди». Да и то, когда они в 1948 году опубликовали первую книгу по совет­скому диалектическому материализму, это была книга автора-иезуита. «Фельтринелли»7 родилось на свет позже. Главными хитами «Фельтринелли» были «Леопард» Джузеппе Томази ди Лампедузы и «Доктор Живаго» Бориса Пастернака; ни ту, ни другую вещь не назовешь ослепительными проявлениями марксизма.

Так что речь идет не о марксизме, а скорее о «левой мысли». Когда походя говорят о «левой мысли», имеют в виду мысль светскую, либеральную, деятельную, можно даже сказать — крочеанскую8. Вообще же в университетах власть и места на конкурсах делились между двумя главными группами: группой католиков и группой некатоликов. Группа некатоликов вмещала в себя всех, в том числе и немногих имев­шихся профессоров марксистской складки.

Как же смогла установиться гегемония левых в культуре? Ведь она в конце концов постепенно установилась? И почему правящие христианские демо­краты не заняли оборону и не вознесли Диего Фаббри превыше Бертольта Брехта9?

Объяснение не в том, что, как кое-кто утверждает ныне, правящая партия проявила широкую и безмятежную терпимость. Это частично справедливо, однако в 50-е годы, я помню, некоторым коллегам отказывались оформлять трудовую книжку на телевидении, говоря в лицо, что коммунистов не берут. Перечитаем прессу того времени и увидим, какие бушевали споры, сколько было нетерпимых и резких выпадов — ныне такое непредставимо. Однако справедлив и общий вывод. Да, действительно — правящая партия заняла твердую позицию: отдайте нам контроль над экономикой, над министерствами и ведомствами, а в культурную деятельность мы, гак и быть, не будем совать свой нос.

Тем не менее этим объясняется не все. Лицеи не рекомендовали некоторых авторов, и даже, разумеется, их замалчивали. А молодые люди все-таки читали Грамши и Маритена10. По крайней мере, молодые люди католической ориентации точно читали Маритена; полагаю, что и Грамши с Гобетти. Почему это?

Потому что дух дышит где хочет. Католические философы 50-х и 60-х годов делились, если не считать редчайших исключений, вроде христианского экзистенциализма, на неотомистов и на спиритуалистов джентилианского извода — примерно на этом все и оканчивалось, а внерелигиозная (светская) философия изучала меньше всего тексты Маркса, а больше всего — тексты логического неопозитивизма, экзистенциализма, Хайдеггера, Сартра11 и Ясперса, феноменологию, Витгенштейна, Дьюи12, и эти же тексты читали католики. Понимаю, что мои обобщения грубоваты, потому что я узнал о главных светских философах от профессоров-католиков, а не только от светских мыслителей вроде Аббаньяно13 (который, кстати, мыслил по-светски, но безусловно не по-марксистски, и вообще не в духе левых), а главные тексты внерелигиозных мыслителей я прочитал в книжных сериях, издававшихся под редакцией католиков.

Светская культура утвердилась в борьбе с крочеанским идеализмом: это не было борьбой марксизма с христианством (многие марксисты даже оставались крочеанцами). Утвердившись, светская культура заняла главенствующее положение и притянула к себе и профессоров и студентов. Когда устанавливаются подобные гегемонии, декретами их не уничтожишь.

Христианские демократы просчитались из-за того, что они всегда слабо верили в силу идей. Они думали, что важнее контролировать телепрограммы, а авангардистские журналы не играют никакой роли. В результате через четверть века полного политического господства с полным контролем над носителем самой массовой информации — телевидением, христианские демократы обнаружили у себя перед носом поколение 68-го года. Тогда христианские демократы избрали стратегию выжидания. Сесть на берегу реки и ждать, пока по ней проплывет труп врага. Ждать, пока через годков двадцать бунтари набушуются и причалят или к «Комунионе э Либерационе» или к Сильвио Берлускони. Точно, этим дело и кончилось.

Верно и то, что культура левой интеллигенции превратилась в гегемонную под воздействием оглушительного идейного шантажа («ты не думаешь как мы — значит, ты отстал; о, позорно заниматься ис­кусством, не поклоняясь надстройке и базису!»). Это верно. Коммунистическая партия, в отличие от христианских демократов, не щадила сил и средств на культурную борьбу. Конечно, и при бесконечной промывке мозгов некоторым удалось отстоять свою линию мышления — это доказывают великолепные критические статьи Норберто Боббио, полемичные по отношению к «гегемонии». Все мы, когда читали в «Ринашита» или в «Контемпоранео» хвалы социалистическому реализму и обвинения в недостатке идейности в адрес даже «Метелло» Пратолини или «Чувства» Висконти14, относились к критике внимательно, но никто, кроме коммунистов с партбилетами (да и они тоже вряд ли) не принимал ее за чистую монету. Все образованные люди понимали, что Жданов15 — чугунная голова. Вдобавок, если моя ре­конструкция справедлива, пресловутая гегемония левизны медленно устанавливалась именно в тот исторический период (от Венгрии до Чехословакии), когда сталинизм, реалистический социализм и диамат себя вконец скомпрометировали, даже в глазах воинствующих социал-коммунистов. А следовательно, речь уже не шла о гегемонии марксистской мысли, или не только о ней. В серьезной степени речь шла о гегемонии критической мысли.

Благодаря какой поруке люди, мыслившие в критическом плане (светском или религиозном) смогли внедриться в издательства, на телевидение, в газеты? Достаточное ли объяснение — то, что партия христианских демократов открыла некоторым представителям оппозиции возможности работы на правительство, с целью вселить раскол в лагерь левых, что, кстати, в общем-то удалось? Одни стали «подтягиваться» к другим — поправевшие к поправевшим, левые к левым, колеблющиеся к левым, — в надежде на широкие возможности, которые открывала работа во влиятельных оппозиционных структурах или при правительстве? Так же как ныне колеблющиеся подтягиваются к правым, все по той же причине? Не думаю.

Во второй половине века «левая», критически ориентированная культура стала чувствительней к духу времени, разыграла несколько выигрышных комбинаций и подготовила самые квалифицированные кадры. Эти кадры пополнялись за счет роста снизу, а не «спуска» сверху. Рост был естественным, не происходило никаких торгов между партиями. В процессе принимали участие представители самых разных партий и групп — от коммунистов до республиканцев, от либералов до социалистов и даже продвинутые католики.

Я понимаю, что Стораче злится, видя, что школьные учебники интерпретируют историю не в том свете, как ему хочется. Но тут я задаюсь вопросом: а почему Стораче не задействует собственных авторитетных писателей? Почему не объявляет, что отныне, да будет всем известно, гегемонию олицетворяют правые? Ведь любимых правыми классиков литературы сегодня, как мы видим, беспрестанно славят на страницах газет и журналов. Современную историю то и дело переписывают. В каталогах издательств кишмя кишат не только крупные писатели консервативного направления, но и самые несущественные книжонки, напитанные духом реакционного оккультизма, который так мил духовным наставникам Стораче.

Если б культурную гегемонию определяли по удельному весу, я бы пришел даже к выводу, что главенствующая культура сегодняшнего дня — мистическая, традиционалистская, неоспиритуальная, new age16, ревизионистская. По-моему, государствен­ное телевидение уделяет больше внимания Папе, чем Джордано Бруно, больше занято Фатимой, чем Марцаботто, и преподобным Пием, нежели Розой Люксембург17. На страницах нашей печати тамплиеры своей численностью многократно превосходят численность партизан.

Так почему же, имея столько издательств, газет, культурных полос, еженедельников правого направления, Стораче до сих пор окружен неприятелями со всех сторон? Возможно ли, что по ликвидации ортодоксального марксизма самим ходом истории, последние марксисты все еще преобладают среди учителей средних школ?

Почему Берлускони (полностью разделяющий опасения Стораче), при безграничной медийной власти, которая у него в руках, поддается обаянию «гегемонов»-левых и каждый год печатает великолепно подготовленные издания «Коммунистического манифеста» и иные протокоммунистические тексты, вроде «Города Солнца» Кампанеллы или «Новой Атлантиды» Фрэнсиса Бэкона? Уж не хочется ли ему произвести впечатление на представителей светской культуры, перед которыми он, несмотря ни на что, заискивает? Почему бы ему не сделать свой собственный сборник «Лживые листы»? Мы все эти листы прочтем, ища материал для нашей острой критики. Ведь культурную гегемонию завоевывают только книгами.

Перевод с итальянского Елены Костюкович

Приводится по изданию: Эко У. Полный назад! «Горячие войны» и популизм в СМИ. — М.: Эксмо, 2007. — с. 295-308.

Примечания

1. «L’egemonia della sinistra». «Репубблика», ноябрь 2000 г. (Название статьи переводится Е.Костюкович как «Гегемония левизны в культуре». Здесь было решено изменить перевод заглавия на более близкий оригиналу. На мой взгляд, он лучше отвечает интенции Эко. — V.)

2. Националистические воинственные перепевы творчества и публичных эскапад Габриэле Д’Аннунцио (1863-1938) — литератора-декадента, общественного деятеля, участника войн, реваншиста, идеолога итальянской агрессии в течение всей Первой мировой и перед Второй мировой войнами.

3. Назарио Сауро (1880-1916) — геройский итальянский подводник, казнен австрийцами во время Первой мировой войны.

4. Франческо Стораче (р. 1959) — депутат от правой группы MSI-DN (наследницы распущенной по суду Национально-фашистской партии, впоследствии MSI-DN приняли имя «Национальный Союз»). В ноябре 2000 г. предложил переписать учебники истории для средней школы, устранив сведения о героических эпизодах антифашистского Сопротивления.

5. В эту трилогию австрийского писателя Стефана Цвейга (1881-1942) вошли художественные биографии австрийских ученых и врачей Ф. Месмера, 3. Фрейда и американской врачевательницы, основательницы «христианской науки» Мэри Бейкер Эдди.

6. «Чистые руки» — судебные расследования по делам о коррупции, начавшиеся в Милане в феврале 1992 г. и распространившиеся по всей Италии. Волной расследований, обнаруживших множественные случаи незаконного финансирования политической деятельности, накрыло ведущие итальянские политические партии, в первую очередь — социалистическую.

7. «Фельтринелли» — издательство, основанное в Милане в 1954 г. интеллектуалом-террористом Джанджакомо Фельтринелли, вывезшим из СССР рукопись «Доктора Живаго» (итал. публ.: 1957), в 1972 г. подорвавшимся на собственной мине.

8. «Крочеанское» мышление для Эко означает «неотрешенное», живо связанное с реальностью.

9. Диего Фаббри (1911-1980) — итальянский писатель-католик, сочинявший драмы на религиозные темы. Бертольт Брехт (1898-1956) — немецкий поэт и драматург, в молодости анархо-индивидуалист, разрабатывавший теорию театра «эпохи науки и социалистической революции».

10. Жак Маритен (1882-1973) — французский философ-католик, неотомист, автор книг «Различить, чтобы объединить, или Уровни познания» (Distinguer pour unir ои les degr?s du savoir, 1932) и «Интегральный гуманизм. Преходящие и духовные проблемы нового христианства» (Humanisme int?gral. Probl?mes temporels et spirituels d’une notwelle chr?tient?, 1936. Рус. пер.: 1994). Филофия Маритена контрастирует и с индивидуалистским буржуазным мировидением, и с массифицирующим марксистским, и полемична по отношению к любой тоталитарной идеологии.

11. Мартин Хайдеггер (1889-1976) — немецкий философ, представитель фундаментальной онтологии и герменевтики. К экзистенциализму Хайдеггера отнесли вопреки его воле. Жан-Поль Сартр (1905-1980) — французский писатель и философ, основатель атеистического экзистенциализма.

12. Карл Ясперс (1883-1969) — немецкий психиатр и философ, один из основателей экзистенциализма. Людвиг Витгенштейн (1889-1951) — австрийский философ, с 1929 г. жил в Англии, один из основоположников лингвистической философии. Джон Дьюи (1859-1952) — американский философ, создатель школы инструментализма.

13. Никола Аббаньяно (1901-1990) — итальянский философ, ведущий представитель экзистенциализма в Италии, автор труда «Структура существования» (La struttura dell’esistenza, 1939), где вводится концепция «позитивистского экзистенциализма» в полемике с Хайдеггером и Ясперсом.

14. «Ринашита» — основанный Пальмиро Тольятти в 1944 г. ежемесячный, впоследствии — еженедельный журнал Компартии Италии, выходивший до 1990 г. и прекративший свое существование после роспуска Компартии. В том же году была основана «Партия итальянских коммунистов» и «Ринашита» возобновила свой выход в качестве ее органа. «Контемпоранео» — политически-литературный журнал марксистского направления, выходил с 1958 по 1964 г. Сюжет романа итальянского писателя Васко Пратолини (1913- 1991) «Метелло» (Metello, 1955) разворачивается в рабочей среде и описывает ряд исторических событий от объединения Италии (вторая половина XIX в.) до 50-х гг. XX в. Фильм итальянского режиссера Лукино Висконти (1906-1976) «Чувство» (II Senso, 1954) посвящен истории любви знатной итальянки к австрийскому офицеру на фоне исторических событий Рисорджименто (объединения Италии).

15. Андрей Александрович Жданов (1896-1948) с 1944 г. в качестве секретаря ЦК ВКП(б) занимался идеологическими вопросами.

16. New agе (новый век, англ.) — социальное и культурное движение конца XX в. Предполагает создание глобального мировоззрения, эклектическое соединение науки, религии и оккультизма, преобладание индивидуального опыта.

17. Фатима — местность в Португалии, где, согласно свидетельству трех пастухов, с 13 мая по 13 октября 1917 г., имело место неоднократное явление Богоматери. Ныне святилище в Фатиме — мировой центр паломничеств. Марцаботто — городок в Тоскано-Эмилианских Апеннинах, место массового убийства мирных граждан во время Второй мировой войны (29.9-18.10.1944) немецкими карательными отрядами под командованием майора В. Редера. Преподобный Пий из Пьетрельчина (Пио Форджоне, 1887-1968) — народный святой, живший в Кампанье, в провинции Беневенто. Монах-минорит, капуцин, в сентябре 1918 г. мистически обрел стигматы (раны, подобные Христовым) и с того времени стал почитаться народом как святой. Канонизован папой Иоанном Павлом II 16 июня 2002 г. Роза Люксембург(1871-1919) — одна из основателей коммунистической партии Германии. Убита после подавления Берлинского восстания в январе 1919 г.

Взято тут