Я поддерживаю критику в адрес владельцев социальных сетей за решение прекратить коммуникацию главы государства с гражданами, которая: например есть в текстах Александра Кулика и Стивена Роуча. Однако мой критический анализ этого решения исходит из другой перспективы.
Приватные «социальные сети» не только разрушают коммуникативную природу политического сообщества и подрывают демократию подобными действиями, — случай с этим их решением свидетельствует о том, что современный капитализм движется против своего единственного, по сути, легитимизирующего фактора — капитализм разводится с политической свободой. Так, из «корпоративного гражданина» транснациональные компании становятся врагами «свободного государства».
Современный капитализм переживает очередную реструктуризацию. Когда возглавляемый Западом «Первый мир» выжил в конкуренции с, по большей мере, самоуничтожившимся социалистическим блоком (или «Вторым миром»), «Вашингтонский консенсус» стал моделью, достигшей гегемонии в понимании развития народов всего мира. Эта модель, наряду с неолиберальной экономикой, культурой потребления и демократической политикой, предлагает своеобразную идеальную структуру Жизненного Мира.
В терминологии этой модели идеальная современная нация должна состоять из качественного общества (Good Society), качественной политики (Good Politics) и качественной экономики (Good Economy)[1] — как руководящих принципов сосуществования социальной, политической и частной сфер человеческого бытия.
Качественное общество — это общество идеального типа, которое стремится предоставить своим членам возможность достичь счастливой жизни в постоянном открытом процессе обсуждения идей и действий в соответствии с мерой его основных ценностей (равенства, демократии и самодостаточности).
Качественная политика — это еще один идеальный тип, на этот раз политическая система, которая гарантирует, что центры власти находятся под демократическим контролем, правительство не может контролировать свободу слова и коммуникации, а государственное управление не коррумпировано.
Оба — качественное общество и качественная политика — нуждаются (по словам лорда Скидельского) в качественной экономике, которая представляет собой приватный сектор с идеальным балансом частных интересов и общественного блага, в котором уважаются счастье людей, правительственные постановления, защищающие его «избирателей от горя, неуверенности и восстаний», и когда этот сектор ведет себя как хороший «корпоративный гражданин» — в обмен на уважение частной собственности и частной жизни.
Эта идеальная модель, как часто случается с идеями философов, при практическом применении, в рамках практик Вашингтонского консенсуса, приобрела идеологический характер, то есть стала частью социальной реальностью с точки зрения человеческих намерений и коллективных ориентаций. И тут же вступила в конфликт с другими элементами этой реальности.
Капиталистическая система известна сверхпротиворечивостью своего развития: какую бы академическую школу мы ни взяли, она указывает на то, что эволюция капитализма идет от одного кризиса к другому. И история политэкономии показывает, что эти кризисы связаны с творческим разрушением, которое зачастую проявляется в идеологических кризисах. Нынешний кризис капитализма можно рассматривать как новое противостояние движущих сил в социальной, общественной и частной сферах.
Итак, я начинаю с предположения, что качественные общество, политика и экономика могут существовать, если три сферы — публичная, частная и социальная — сотрудничают, но не вмешиваются в эксклюзивные дела друг друга. Это означает, что индивидуальные стремления к счастью в динамичном и разнообразном обществе мирно сосуществует; публичное равенство перед законом и свобода коммуникации соблюдаются всеми, что обеспечивается эффективным и законопослушным правительством; и что законное стремление к приватной выгоде обеспечивается с помощью приватных инструментов и не ставится под сомнение другими сферами.
Однако, если акторы этих трех сфер не уважают границы и правила друг друга, они коррумпируют порядок этой модели и приводят к кризису, то есть к состоянию творческого разрушения порядка, что ведет к новому — лучшему или худшему — порядку.
Джозеф Шумпетер, со свойственным ему цинизмом, ввел понятие «Творческое Разрушение» в развитие Марксовой идеи специфического капиталистического развития, основанном на понимание того, что постоянное создание противоречий между старыми, новыми и новейшими экономическими формами и процессами является предпосылкой существования капитализма: для этого требуется «вечный шторм Творческого Разрушения».
Несмотря на то, что Шумпетер определил это понятие в 1940-х годах, в совершенно ином историческом контексте, сегодня его идея вновь проходит проверку — теперь в ситуации, когда корпоративный сектор (актор приватной сферы) вмешивается в публичную и социальную сферы на беспрецедентном уровне. Это коррумпирующее вмешательство может привести к новому порядку с новым капитализмом, принципиально отрицающим публичную свободы, верховенство закона и социальную автономию.
Случай с запретом, который «социальные сети», принадлежащие крупнейшим мировым ТНК с укорененностью в западном ядре мир-системы, ввели против главы государства, принадлежащего этому ядру и формирующего иерархии в нынешней мир-системе, я рассматриваю как симптом нынешнего кризиса капитализма и как признак того, к какой новой модели движется капитализм.
Даже если принять объяснение ТНК – асоциальных собственников «социальных сетей», что они ввели этот запрет во благо общественного порядка и демократии, то сам факт принятия такого решения указывает на вмешательство приватного института в самое сердце публичной политики, в непрерывное общение правительства и граждан.
При этом я не согласен с теми, кто называет этот случай «актом цензуры». Цензура — это политика правительства, направленная на контроль над политической конкуренцией с помощью публичных инструментов. Цензура — это один из многих видов несвободы. Запрет «социальных сетей» главе государства коммуницировать с гражданами является другой формой несвободы. Обе эти несвободы неприемлемы для защиты общего блага. Их применение уничтожает публичность и легитимность социально-политического порядка и подрывает стабильность любой капиталистической модели.
В тот момент, когда «социальные сети» ввели запрет на коммуникацию главы государства (каким бы этот глава ни был), приватный сектор неправомерно ворвался в исключительное публичное пространство. Если бы это вмешательство было обусловлено приватной выгодой, то такое вмешательство было бы еще одной формой коррупции. Но если же оно действительно продиктовано расширенным пониманием «корпоративной гражданственности», то мы стали свидетелями рождения нового капиталистического порядка.
«Корпоративное гражданство» из элемента качественных экономики и общества превращается в источник риска для качественных политики и общества. «Корпоративная гражданская ответственность», которая была фактором легитимного (с точки зрения Вашингтонского консенсуса) участия в приватно-публичном партнерстве, превращается в источник самоуничтожения «консенсуса» и удара по глобальным сетям коммуникации.
Сегодня, когда значительная часть коммуникации — частной, групповой, социальной или политической — осуществляется при посредничестве так называемых «социальных сетей», важно понимать, что это — частные каналы коммуникации. Эти каналы принадлежат нескольким ТНК, их правила — это правила приватной сферы, регулирующие отношения поставщика услуг и пользователя этих услуг. И до сих пор приватные собственники управляли громадной долей нашего общения во всемирном масштабе с минимальным публичным регулированием.
Попытки правительств поставить частных владельцев «социальных сетей» в публично-правовые рамки не увенчались успехом. Этот корпоративный сектор превратился в огромный центр власти, который избегает публичного регулирования, но оказывает огромное влияние на результат публичных процессов, в том числе и с точки зрения распределения власти в национальном и глобальном масштабах. Ни одна из ветвей власти не может оставаться защищенной от корпоративного влияния — а теперь и контроля — группы частных лиц, которым принадлежат эти ТНК.
Для поддержания равновесия между приватной, публичной и социальной сферами и ради обеспечения гражданских прав и свободы политической коммуникации, собственность на «социальные сети» и новые СМИ должны быть помещены в транснациональный правовой контекст, в котором ни частные владельцы, ни граждане-клиенты, ни публичные институты не лишены каких-либо своих исключительных прав.
Такое законодательство — в международной и национальной формах — должно также касаться и других политических и криминальных аспектов жизни в «социальных сетях», где сетевой буллинг и культура «отмены» (фактически, создание и преследование новых диссидентов), а также системная дезинформация преследовались бы в соответствии с публичным правом и посредством прозрачного судебного процесса.
Все это должно гарантировать свободу публичной коммуникации и выражения мнений — свободу от злонамеренных правительств, слишком жадных корпораций и токсичных групп хейтеров.
И остается вопрос, сохранится ли союз между капитализмом и политической свободой? Или правовая легитимность станет источником легитимности для альтернатив новому капитализму?
[1] Да, это не идеальный перевод. Но я исхожу из того, что прилагательное «Good» в этих идеологемах связано с идеями философа-гегельянца Френсиса Брэдли. Он развил понимание качества у Гегеля (качество как первое определение бытия как такового, идущая к количеству через меру) в идеалистическую модель того, что нечто, например, общество или экономика, по своему бытийственному определению есть «(добро)качественное» по своему долженствованию. Отсюда, «Good Politics» это качественная (должная) политика и т.п.
Источник: Koine
