додому Економіка Когнитивное будущее за гранью капитализма

Когнитивное будущее за гранью капитализма

254

Киев. 14 декабря 2016 года (Facebook, Александр ПЕТРАЧКОВ). Что же нас ожидает после капитализма? Есть модель Энгельса, который в свое время плотно занимался теоретической историей и политэкономией. Но он вышел на будущее с бесклассовым обществом на том основании, что работая в модели бинарных противоречий, вроде «сейчас буржуа против пролетариев, а дальше кто против кого?», картина получалась скучная и неинтересная, и решил сделать следующее общество бесклассовом. Что противоречит теории систем, которую он впрочем тогда еще не знал, до ее создания оставалось около 100 лет. Поэтому мы не можем пользоваться моделью Энгельса, но нет и других моделей. Интересную картину рисует фантастика 20 в., причем американская представляет будущее либо в виде апокалипсиса, либо в виде перенесенного в будущее настоящего, там современная Америка с межгалактическими полетами и долларами, а советская фантастика описывала коммунизм развитого мезолита, с его бесклассовым обществом и личной свободой.

Мезолит был хорошим временем, нет власти человека над человеком, нет власти денег над человеком, нет хозяев и рабов, нет властных пирамид с управляющими и рабочими. Есть любовь и творчество, есть достаточно развитые для того времени производительные силы, и даже есть представление о поступательном характере истории. В советской фантастике был коммунизм мезолита, но со звездолетами. Понятно, что в реальности это слишком простая модель, чтобы быть образом будущего. Слишком низкий уровень противоречий, уровень которых с развитием общества лишь постоянно растет. Затем возникает фазовая модель истории, суть которой в том, что в истории существует несколько фаз развития, которые стильно отличны друг от друга, энергиями, скоростями, типом производства, уровнем отношений и др. Это архаичная фаза с охотой и собирательством, традиционная со скотоводством и сельским хозяйством, и относительно короткая индустриальная.

После капитализма будет следующая фаза развития, которую некоторые футурологи называют «когнитивной» (познавательно-мыслительной). Это будет господство человеко-машинных систем, в том числе в производстве мотиваций, смыслов и знаний, это «экономика дарения», в известной степени безденежная, это социум сообществ, дальше нам заглянуть сложно, возможны самые разные варианты, с учетом «диких карт». Почему именно такая фаза? Для ответа на этот вопрос надо ответить на вопрос, почему индустриальная фаза закончила свое существование, в контексте общей критики капитализма. Вспоминается старая шутка, что «про коммунизм наши вожди нам говорили неправду, а вот про капитализм сказали все честно». Возникла ситуация, при которой существующая фаза развития и существующий общественный строй не совместимы с интересами человечества, как целого. Целое, это вся наша социосистема, форма существования разума на Земле. Экономика потребления не совместима с интересами этого целого.

Пока у нас нет представления о человечестве, как целом, это пытался сделать Вернадский, и пока никто у нас не отождествляет себя на планете, как с целым, нет ни соответствующих структур, ни организованностей, ни понимания. В этом плане нашей социосистеме пока далеко до человечества, как до осознающей себя цельной структуры. Если живое не может жить вне целостной эко-системы, то социосистема это форма существования разума, но человечество это глобальный осознающий себя субъект, способный действовать не только в рамках Земли, но и солнечной системы, и вообще вселенной. Как социосистема, мы живем с появления нашего вида, а вот когда мы станем человечеством, это хороший вопрос. Так вот, экономика потребления противоречит интересам не только человечества, но и современной социосистемы. Чтобы это понять, достаточно подумать, чем закончатся отношения в семье, если ввести там «экономику потребления». Пока мы в космос толком не вышли, то замкнутая экономика Земли теперь принципиально мало отличается от экономики семьи, она столь же принципиально конечна.

Сама экономика потребления появилась не просто так, а как судорожная и сумасшедшая попытка каким то образом удержать постоянно растущий ссудный процент. Суть экономики потребления это порча банковского кредита, инфляция и постоянное внешнее расширение рынков добычи сырья и сбыта продукции. Сейчас банки выдают кредиты предприятиям под такие проценты, которые предприятия отдать не могут. При этом вы не можете резко уменьшить ставку кредита, поскольку такой дешевы кредит тут же скупят перекупщики и продадут по более высокой цене, причем в связи с глобализацией, закрыть этот процесс какими то границами не удается, и предприятия точно знают, что отдавать эти кредиты не будут. Банки тоже это знают, но как то обеспечивать свою прибыльность им надо, и они приходят к идее потребительского кредитования. То есть кредитуют частных потребителей под заведомо грабительские проценты, понимая при этом, что они старую проблему просто «заметают под ковер», и рано или поздно эта проблема «из под ковра» вырвется, что и произошло в 2008 г. в США, который впрочем ничем не отличался от кризиса 2001 г. (заглушенного терактом против «башен-близнецов»), и от кризиса 70-х годов, да в общем и с самого начала функционирования ФРС, в этом смысле вся система так и работает.

Плохо то, что в связи с глобализацией, каждый следующий кризис все более всеохватен, и в конечном счете «ковров», под которые можно «замести» все плохие кредиты, просто не останется. Ссудный процент многие демонизируют, хотя штука это простая, появился он в традиционную фазу, или даже в конце архаичной. Суть дела в том, что когда роль денег играл скот, то в связи с тем, что скот дает приплод, выяснилось, что «деньги» могут сами по себе «расти». Тонкость индустриальной фазы в том, что прежде, чем начать какое-нибудь производство, сперва надо купить оборудование, нанять людей, провести какой то цикл работ, и лишь затем можно продавать производимую продукцию, и то, если кто то ее купит. Потому получается, что деньги нужно иметь в распоряжении раньше, чем что то будет произведено, и на каждом следующем этапе развития общая сумма денег должна быть больше, чем на предыдущей. Это и есть базовый момент, экономика индустриальной фазы, хоть при капитализме, хоть при социализме, принципиально кредитная. Это все понимали, и никогда не видели в этом ничего страшного. Поскольку земля была большая, и экономика расширялась, всегда находилась какая то новая подходящая зона развития.

В какой то момент времени географических зон развития, рынков сбыта, источников ресурсов и территорий, контролируемых индустрией, стало не хватать. По началу это не вызывало особой паники, поскольку стали появляться новые отрасли экономики, и стало понятно, что можно вкладывать не только в пространство, но и в нечто иное. И вот тут стали играть роль коренные пороки капитализма. Дело в том, что если вы всерьез занимаетесь созданием чего то нового , то вы увеличиваете (по Марксу) переменный капитал, но здорово обесцениваете постоянный. А это означает, что владельцам постоянного капитала, капиталистам, создание чего то принципиально нового невыгодно. Например, насколько выгодно создание неуглеводородной энергетики крупным нефте-газовым компаниям и государствам, контролирующим совокупный рынок планеты? Здесь возникает ситуация, что крупный капитал стремится тормозить любые прогрессивные начинания, и мы попадаем в ловушку. Земля практически занята и исчерпана. Да, конечно еще есть территории не освоенные капиталом, но там слишком плохая логистика, и очень долго их капиталу осваивать. Капитал сейчас нервный, он чувствует возникшие проблемы, и хочет, чтобы отдача на вложения возвращалась ему очень быстро, 3-5 лет это еще нормально, но 8-10 лет это уже невероятно много. Если же говорить о серьезном освоении Африки и Сибири, то и 25-40 лет это мало, а что касается создания новых городов, то и 50-60 лет не предел.

Капитал сейчас не готов работать на длинных дистанциях в принципе. С другой стороны попытка создания все новых и новых типов производств, также оказалась блокирована через механизм безопасности, которая находясь в его основе пытается не допустить создания новых типов переменного капитала, то есть оставить средства производства в распоряжении тех, кто ими уже владеет. Это высшая форма капитализма, с условным названием «доминат». Если вспомнить историю римской империи, то суть домината как тогда, так и сейчас проста. Она заключается в том, что один господин или очень небольшая группа господ сосредотачивает в своих руках все базовые ресурсы планеты, и прилагают немереные усилия, чтобы такая ситуация не менялась и далее. Соответственно базовым механизмом работы домината является безопасность, из за которой сегодня мы не можем полноценно развивать дальше ни атомную энергетику, ни космос. Последняя очень серьезная технология – интернет, также все больше оказывается под контролем этого же домината. А возникновение в интернете новых не подконтрольных этому доминату денег, таких как «биткойны», вызвало у него просто истерику, вплоть до появления заявлений центробанков, что с одной стороны биткойны не являются деньгами, а с другой подлежат запрещению, как способствующие распространению терроризма, хотя если биткойны не деньги, то какое до них вообще дело центробанкам, тогда это не зона их регулирования?

Конечно сейчас вокруг биткойнов будет очень серьезная борьба, и вообще то это форма классовой борьбы, подобно тому, как внутренняя и к сожалению неосознанная интенция украинского Майдана была классовая борьба постиндустриальных программистов против индустриальных олигархов и гос. номенклатуры. Сегодняшняя форма классовой борьбы это не «захвати Уолл-Стрит», это биткойн, это попытка создания локальной экономики, не подчиненной глобальному доминату. Кстати кроме биткойнов это и «гезелевские» локальные деньги территорий, как например в Бразилии с ее десятком разнообразных валют, среди которых есть и валюты «гезелевского» типа, причем пусть и не с разрешения, но с намеренного попустительства местных национальных властей. Вот это новая зона борьбы, когда мир закончился, а создавать что то новое доминат не велит, и капитал перешел к принципу потребительского кредитования, то есть к постоянному увеличению внутреннего спроса, а тем самым к постоянной порче как системы кредитования и обращения денег, так и к порче всех базовых ресурсов земного шара. Дело даже не в экологии, и не в том, что ресурсы закончатся, нет. Дело в том, что социосистема, как и экосистема, оценивается природой по ее эффективности преобразования ресурсов в себя, то есть в разумную жизнь. Так вот то, что сейчас происходит, не эффективно, а это означает, что те законы природы, которые всегда помогали человечеству, сейчас стали ему мешать. В этом плане современный капитализм конфликтует уже не только с «мировым быдлом», «мировой деревней», но он уже начинает конфликтовать с Землей в целом.

Дальше можно лишь процитировать классика: «а потому революция будет всенепременно и обязательно». Под революцией следует понимать перемены в социальных отношениях, вслед за новыми технологиями и новой экономикой. Новая экономика потащит за собой, или напротив, ее будут тащить за собой новые формы организованности. В этом деле сейчас большой дефицит, какие мы вообще знаем формы организованности? Полис, античный номос, национальные государства (о кризисе которых не говорит только ленивый), ордена, как альтернатива Nation State (правда уничтоженные в 15-18 в.в.). Есть империя, но империя не является минимальной системой, она состоит из полисов, или союзов полисов и национальных государств. Идея «сингулярити» говорит о том, что мир будет принадлежать корпорациям, но если исходить из того, что корпорация это кап. структура, то задача корпорации в получении прибыли. Не управление территориями и не обеспечение общежития на этих территориях, а получение прибыли. Весь опыт управления территорий корпорациями, как в Бразилии в 40-е годы, показал, что это не эффективно ни с точки зрения бизнеса, ни с точки зрения территорий. Это не лучше военных поселений – плохие военные и еще худшие крестьяне.

Пока у нас нет точных представлений о том, какая новая форма организованности будет существовать в будущем. Есть слово «community», но оно пока для нас почти ничего нового не означает. Есть сетевая форма организации, современные социальные сети, возможно они являются зачатками будущих социальных организационных форм, но что из этого реально получится, мы пока еще не знаем. В любом случае мир будет очень сильно меняться социально, но когда мы говорим о революции, то имеются ввиду не эти изменения социальной организованности, которые в принципе возможны и в рамках существующего строя. Скорее следует говорить о неизбежном возрождении того , что когда то называлось «левым проектом». Суть левого проекта не в том, что «грабь награбленное» и «отобрать и поделить», хотя это часто приписывают ему недоброжелатели. В действительности суть левого проекта всего лишь в том, что люди имеют право на самоуважение. Это простая ситуация, указывающая на то, что каждый человек на земле представляет безусловную ценность, и это не зависит от того, что у него есть в карманах, и чем он владеет, управляет и распоряжается. Левый проект всегда стремился создать благоприятные условия для коллективного существования людей. Суть левого проекта в этом отношении проста.

Капитализм это не случайное явление, абсолютно справедливым является только общество Робинзона Крузо, когда он сам все делал, и сам все потреблял (Даниель Дефо продемонстрировал, что это в принципе возможно, и результаты оказались достаточно неплохими). К сожалению в реальной жизни нам необходимо разделение труда, и при этом возникает ряд вопросов. Либо мы ложны выстраивать сложнейшие тарифные системы, скажем кто то нашел нефть, затем кто то построил вышки, кто то провел трубопроводы, и в конце концов нефть продали. Вопрос, как справедливо поделить прибыль между всему участниками такой цепочки? Это и есть обобщенная тарифная задача, причем в простейшей версии, и даже при этом мы имеем несколько десятков различных сложных операций: организовать экспедицию по разведке, найти месторождение, построить вышку, обеспечить ее людьми, провести туда дороги, построить небольшой поселок, построить трубопровод, обеспечить доступ к электроэнергии, создать обслуживающую систему, открыть торговое представительство. В конечном итоге как делить полученную прибыль? Это непростая тарифная задача. По справедливому вкладу? А как этот вклад посчитать? Причем задача сравнительно простая, с локальным и линейным производством, а ведь есть нелокальные и нелинейные.

Как только возникает тарифная задача, оказывается, что математика не позволяет найти справедливую формулу распределения, и тут возникает капиталист, который берет на себя ответственность за такие действия, причем получая за организацию всей этой огромной цепочки стоимости право брать часть денег себе. В этом ядро и внутренняя интенция возникновения капитализма. Что дальше? Дальше на каждом этапе развития разделение труда все углубляется, и в итоге человек полностью отчуждается от труда, то, что он делает на рабочем месте, даже если это не перекладывание бумажек, а скажем изготовление булавочных головок, все равно само по себе никому не нужно, и не будет нужно, пока не будет включено в длинную цепочку стоимости, которой занимается не этот человек. Более того, поскольку деятельность его невероятно проста, то его можно заменить кем угодно, например рабом из 3-го мира, или японским андроидом (не известно, что дешевле). В итоге получается ситуация, при которой человек не ощущает ни удовольствия от труда, ни возможности контролировать продукты труда, а платят ему ровно столько, сколько это бессмысленная деятельность стоит, то есть ничего. И вот это уже доминат, система, при которой очень небольшое число людей контролирует базовые процессы образования стоимостей, и огромное количество людей, которые делают «кусочную» работу, фрагмент, за которую получают копейки (и справедливо, она больше не стоит), при этом на выходе формально получается колоссальная прибыль.

Это настоящий «Левиафан» Гоббса. Тут то и возникает альтернативный социосистемный, человеческий подход. Прибыль это конечно неплохо, но кому от этого хорошо? Этому несчастному рабу-рабочему, или служащему белому воротничку, офисному планктону? Нет, каждый из них ненавидит, клянет свою работу, и горит желанием уйти прочь как можно дальше, но боится (потому что в другом месте точно такая же). Капиталисту? Но он ведь тоже непонятно что получает, фактически электронные символы стоимости, которые тоже ни на что толком обменять уже не может. Возникает понимание, что разделение труда, причем не только в производстве, но и в интеллектуальной деятельности (уже сейчас можно разбить интеллектуальный труд на отдельные операции так, чтобы взять 100 условных «китайцев», и заменить ими 2-3-х аналитиков, и работать они при этом будут лучше, а получать все вместе гораздо меньше). Здесь то и возникает ситуация, что капитализм уже становится не совместим ни с тем. Что сделало нас людьми, то есть с человеческим мышлением, ни с интересами отдельного человека. Это значит, что любая социальная революция будет ломать существующую систему разделения труда, а тем самым с точки зрения формальной эффективности она будет создавать заведомо неэффективное общество (пример СССР, который был неэффективной системой, но относился к будущему, в то время. Как весь остальной мир к настоящему и прошлому).

Как бы это не парадоксально звучало, но будущее за неэффективным производством. Это можно понять на простом примере. Когда на вас нападает крупный хищник, вы начинаете думать? Нет, вас спасает (или не спасает) от него рефлекс. В этом плане человек слабее любого животного в области набора рефлексов. Рефлексы автоматичны. Они чрезвычайно чрезвычайно разнообразны и крайне эффективны. Только при этом нужно обратить внимание, что сегодня не мы сидим у тигров по клеткам, а они сидят у нас по клеткам. Это значит, что наше мышление, медленное, в любой ситуации проигрывающее инстинкту, нецелесообразное, крайне абстрактное. неоперативное и неконкретное, уж точно с этой точки зрения неэффективное, в конечном счете оказывается гораздо сильнее, чем сила, инстинкты и т. д. В этой связи можно говорить о следующей фазе развития, как когнитивной. Это такое будущее общество, в котором мышление становится гораздо более сильным за счет того, что производство становится гораздо менее эффективным. Грубо говоря, мы уходим от рефлексов производства, к производству разума, к человеческому разуму, языку, в конце концов руке, которая до сих пор является одним из самых эффективных инструментов, прекрасно понимая, что проигрывая в формальной эффективности, в количестве долларов, танков, станков, хлеба на душу населения, мы выигрываем в потенциальных возможностях.

В этом то и есть суть революции, в этом ее содержание. Обычно фазы друг от друга отделены фазовыми кризисами и «темными веками», ка например после распада Римской империи, и до создания индустриальной фазы. Мы вступили в фазовый кризис между 1969-1973 г.г., а в 2001 г. (крах «дот-комов» и обрушение «башен-близнецов») вступили в зону фазовых колебаний, которые могут закончиться фазовой катастрофой, глобальным откатом и темными веками. Темные века это столетия, когда ничего не происходит, значит мы до следующей фазы не доживем. Но есть одна тонкость. Вообще, график смены фаз это общий графи всех кризисов. Но если с точки зрения естественных объективных процессов, избежать фазовой катастрофы никак нельзя, то для человека или семьи это сделать можно, и психологи этим занимаются, это нормальная технология преодоления кризиса той или иной фазы жизненного цикла человека. Для системы же человечества в целом сложно доказать, возможно ли это, но быть может и можно. Поэтому шансы, что мы преодолеем фазовый кризис без темных веков, можем попасть из одной фазы в другую, без фазовой катастрофы, существуют, невелики, но и не равны нулю.

В таком случае возможна достаточно короткая смена организованностей, которая где то к 2050 г. может закончиться. То есть у нас есть шансы дожить до этого, причем вполне реальные. К сожалению доказать пока ни одну из этих моделей нельзя, но быть может через пару лет это сделать будет можно, и скорее всего именно через анализ финансовых систем. Если нам удастся сделать не «эффективное», но мыслящее общество, то окажется, что мы приблизились к одному из главных противоречий. В свое время гражданская война в революционной России после 1917 н. имела много недооцененных моментов. Все считали, что там воевали «красные» с «белыми», но если выйти за пределы военных действий в зону политики и идеологии, то там никаких «белых» нет вообще. От начала до конца войны они не предложили ни одной идеологемы, это слова Деникина. Получается, что там воевали «красные» друг с другом, воевало 2 красных проекта. Первый красный проект это государственный капитализм, он же социализм, с собственностью в руках государства.

Причем это было не только в СССР, но и в Германии, и в Италии, которые переходили к этой же системе в 20-30 г.г. 20 в., после того, как опыт 1МВ показал необходимость максимальной концентрации ресурсов в одних руках. Но был и второй проект, который можно связать с такими фигурами, как Вернадский, Богданов и Бонч-Бруевич, с попыткой рассмотреть ноосферную модель мира, и человечество, как планетарный, осознающий себя фактор. Это было реальным содержанием той гражданской войны, войны за будущее между государственным капитализмом-социализмом и утопическим ноосферным коммунизмом. Так вот, эта война до сих пор не закончена, война между ноосферным подходом Вернадского и позднее Ефремова, и капиталистическим, гос. капиталистическим, монополистическим, доминантным. Эта борьба совершенно неизбежна. Иначе несмотря на всю внешнюю красоту капитализма, из за дальнейшего углубления разделения труда и всеобщего оглупления человечества, он очень скоро доведет нас до таких темных веков, по сравнению с которыми ночь над древней Грецией после «Троянской войны» будет казаться нам светлым восходом. Но возможно, что мы увидим, что же наступит после капитализма.

НАПИСАТИ ВІДПОВІДЬ

введіть свій коментар!
введіть тут своє ім'я