Эпоха апатии¹

Мы живем взаймы²

Причины дениализма

Время, когда идет дискуссия об антропоцене и де­стабилизации климата, – это эпоха притворной неосведомленности, желания спрятать голову в песок, уступив успокоительным мифам и ил­люзиям наряду с дениализмом. Мы сталкиваемся с множеством глобальных угроз одновременно,
затраты на внедрение нужных решений так высоки, а бремя их так тяжело, что отрицание – едва ли не естественная реакция[3].

Мы задумываемся, насколько реальна опасность серьезной дестабилизации климата. Не сеет ли Межправительственная группа экспертов по изменению климата и многие исследова­тели излишнюю панику? Действительно ли мы имеем дело с необратимым процессом и дестабилизацией на всех уровнях или же с плавными, постепенными изменениями, к которым мы научимся и успеем адаптироваться? Многие из нас все еще на это надеются.

И мы хотим, чтобы эту надежду поддержива­ли. Ив Коше, в прошлом министр окружающей среды Франции и член Европейского парламента, в своей работе «Зеленая эс­хатология» перечисляет следующие стадии отрицания в меж­дународной экологической политике: 1970-­е – пределов роста не существует; 1980­-е – пределы все­таки существуют, но нам до них еще далеко; 1990-­е – вообще-­то мы и правда скоро до­стигнем пределов роста, но рынок и технологии быстро решат наши проблемы; начало XXI века – хотя пределы роста уже близки, необходимо поддерживать экономическое развитие, так как оно обогатит следующие поколения и подготовит их к катастрофе[4].

Почему в начале XXI века механизмы отрицания столь силь­ны и популярны? Что подпитывает склонность недооценивать будущее? Попробуем в общих чертах рассмотреть эту пробле­му, обратившись к категориям социологии эмоций.

Как утверждает в книге «Слон в комнате: молчание и отри­цание в повседневной жизни» Эвиатар Зерубавель, социо­лог и сотрудник Ратгерского университета, общество, и даже человечество в целом, неизменно прибегает к стратегиям за­малчивания и отрицания[5]. Игнорирование так называемых «неудобных» вопросов во многих повседневных социальных ситуациях – разновидность дениализма.

Следует добавить, что обычное стремление дистанцироваться от происходящего или переключить внимание тоже можно отнести к стратегиям де­ниализма. По словам Зерубавеля, чаще всего, отрицая нечто, мы одновременно указываем на его противоречие тем или иным фактам. Таким образом мы поднимаемся до высот мета­дениализма.

Вслед за британским социологом Стэнли Коэном, автором книги «Стадии отрицания. Как мы узнаем о жестокости и стра­даниях», мы можем выделить по меньшей мере три типа де­ниализма – позиции, предполагающей отрицание проблемы: (1) буквальный дениализм – отрицание сведений о некоем фак­те; (2) объясняющий/интерпретативный дениализм – приня­тие факта, которому при этом дается альтернативная интерпре­тация, как, например, происходит, когда жертв вооруженных гражданских конфликтов нейтрально причисляют к «общим потерям»; и, наконец, (3) импликативный дениализм, то есть сознательное бездействие в отношении игнорируемой пробле­мы. Третий тип дениализма – очень популярная позиция. Час­то люди осознают наличие проблемы, но сознательно не ищут выхода из тупика или апатии[6].

Австралийский эколог Гайдн У. Вашингтон в книге «Зави­симость человека от природы. Как преодолеть экологический кризис» размышляет о возможных причинах и предпосылках дениализма по отношению к проблеме изменения климата. Часть их носит психологический и когнитивный характер: люди разными способами пытаются защититься от тревоги, которую вызывают потенциальные угрозы и сознание риска. Мысль об опасности сопряжена со стрессом. Еще одна причина дениализма в том, что людям свойственно настороженно от­ носиться к серьезным переменам, а совершенно очевидно, что эффективная политика, направленная на снижение объема выбросов, таких перемен потребует.

Одна из причин игно­рирования климатического риска кроется в том, что в центре публичного дискурса явно находятся в первую очередь эко­номические и социальные проблемы. Именно им мы уделяем больше всего внимания, и вокруг них особенно бушуют страс­ти. Как полагает Вашингтон, тенденция выдвигать на первый план социально­-экономические задачи может быть следстви­ем отчуждения обществ в развитых странах от природной сре­ды (большинство людей живут уже в пространстве, подверг­шемся значительной урбанизации).

Вероятно, люди еще и не вполне отдают себе отчет, чем гро­зит дестабилизация климата. Они стараются обезопасить свои дома от пожара, но не обращают внимания на риск, связанный с климатическими изменениями, а ведь он на самом деле го­раздо серьезнее. К тому же не-специалисты зачастую не знают, как функционируют экосистемы, недооценивают важность и не понимают значение такой категории современного дискур­са наук о Земле, как «критические пороги».

Механизмы работы СМИ тоже способствуют климатическо­му дениализму. СМИ многое рассматривают предвзято и руко­водствуются принципом быстрого отсеивания непроверенной информации, умалчивая о связях экспертов с заинтересован­ными лицами. В США тактика отрицания глобального потепле­ния в массмедиа оказалась чрезвычайно удобной для прави­тельственных ведомств[7].

В контексте рассматриваемой темы необычайно интересно качественное этнографическое исследование Кари Мари Нор­гаард «Жизнь в отрицании. Изменение климата, эмоции и по­ вседневность»[8]. Американский социолог, профессор Орегон­ского университета пытается понять, почему многие люди стремятся вытеснить проблему дестабилизации климата из публичной сферы. Это одна из немногих книг, где поднимает­ся вопрос о том, как люди воспринимают проблему климати­ческих изменений (на эмоциональном, когнитивном, социаль­ном и культурном уровнях).

Норгаард анализирует западные общества, в особенности норвежское и американское. Явление всеобщей апатии по отношению к проблеме климатических из­ менений исследовательница называет «параличом общества»[9] и неумением заниматься поиском решений. По ее словам, из­ учение психосоциальных механизмов привело ее к мысли, что «целое поколение, подобно лунатикам, движется в сторону катастрофы»[10].

В своей работе Норгаард следует тезисам Зерубавеля, кото­рый рассуждает о механизмах отрицания с точки зрения не ин­дивидуальной психологии, а социологии познания. Как счита­ет Зерубавель, к отрицанию и игнорированию этой проблемы часто приводят социальные контакты. В своих исследованиях Норгаард выходит за рамки чисто психологического анализа дениализма, сосредоточенного на отдельной личности, и ста­вит вопрос о наборе культурных инструментов, с помощью которых люди могут как выстраивать стратегии деятельнос­ ти, так и продолжать бездействовать.

У Норвегии, по мнению Норгаард, есть особый перечень инструментов, помогающих поддерживать порядок и онтологическую безопасность, равно как и уверенность в собственной невиновности – за счет дис­танцирования от проблемы ответственности[11]. Норгаард рас­сматривает апатию и дениализм в контексте социологии эмо­ций – как средство, позволяющее гражданам адаптироваться к трудной ситуации, сохранить душевное равновесие и мини­мизировать негативные эмоции. За апатией, полагает исследо­вательница, стоит не только осознание дестабилизации клима­та, но и чувство подавленности[12].

Концепция Норгаард строится на полевых исследованиях, проведенных ею в 2001 году (в январе этого года вышел тре­ тий отчет Межправительственной группы экспертов по изме­ нению климата) в одном из городов Норвегии. Автор книги «Жизнь в отрицании» опирается также на интервью со студен­тами и жителями сельских территорий в Соединенных Штатах, результаты национальных опросов и на данные по США, со­ бранные другими специалистами.

Свои полевые исследования Норгаард проводила в Быгдабы (это вымышленное название чтобы сохранить анонимность) – небольшом городе, где в силу культурных традиций большую роль играют лыжный спорт и близлежащие горы, а жизнь на­ селения в значительной мере зависит от связанного с этим спортом туризма (поэтому здесь располагаются много спор­тивных организаций).

Потепление климата, отсутствие льда на поверхности озера и бесснежные зимы очень болезненны для Быгдабы как в экономическом, так и в социальном плане (изменение климата неизбежно влечет за собой отказ от важ­ных форм досуга и вынужденный пересмотр практик, опреде­ляющих повседневность). Жители городка, который исследо­вала Норгаард, составляли сплоченную общность, где сильны местные традиции. Они стремились к порядку, равноправию и сотрудничеству.

Однако об изменениях климата в Быгдабы не говорили, эту тему никогда не обсуждали на местных собрани­ях, проблема оставалась невидимой. Норгаард подчеркивает при этом, что Норвегия – демократическое, социально ориен­тированное государство с очень низкими показателями социального неравенства, почти полным отсутствием безработицы, страна, граждане которой активно участвуют в общественной жизни, включая и деятельность по защите окружающей среды. Кроме того, норвежцы – одна из самых образованных наций в мире.

Книга «Жизнь в отрицании» убеждает, что гипотеза, соглас­но которой климатический тупик объясняется невежеством населения или неосведомленностью об опасностях, которые грозят планете, неверна. Дело не в нехватке информации. Автор неоднократно подчеркивает, что люди, с которыми она разговаривала, прекрасно отдают себе отчет, насколько серь­езна проблема дестабилизации климата. Они располагают всеми необходимыми сведениями, но на их поведение это не влияет. Они живут так, словно проблемы нет.

В результате возникает некая «двойная реальность»: с од­ной стороны, отчетливое осознание климатических измене­ний, угрожающих следующим поколениям и повседневной жизни местных жителей, с другой, – огромное множество мелких будничных дел, которыми заняты люди. Как отмечает Норгаард, информация о климатической катастрофе слишком тревожна, чтобы ее можно было воспринимать как часть по­вседневности[13]. Между этими двумя плоскостями реальности не может быть точки соприкосновения. Жители Норвегии со­знают важность проблемы, но эта тема не фигурирует в раз­ говорах, планах или политической сфере[14].

И все же из книги Норгаард видно, что речь не идет о без­действии, обусловленном цинизмом, эгоизмом или алчностью. Люди действительно испытывают беспокойство, но лишены возможности облечь свою тревогу в адекватные социальные формы. Им негде вести конструктивный разговор о глобаль­ном потеплении.

Хотя такое известное психологическое явление, как уста­лость от информации об опасности и глобальной катастрофе, действительно имеет место, даже этот механизм не объясняет, почему в публичной сфере проблему климатических измене­ний столь упорно игнорируют. При этом нельзя сказать, что анализа подачи информации о глобальном потеплении в масс­-медиа было бы достаточно, чтобы установить причины кли­матического дениализма. Так в чем же причина бездействия? Какими механизмами обусловлены отсутствие каких-­либо мер и нежелание искать решение проблемы?

Исследования Норгаард показывают, что отрицание тоже требует усилий. Отсутствие реакции объясняется определен­ными социальными практиками, укорененными в нашей куль­туре. Активная деятельность ведет к ослаблению внимания. Иными словами, чтобы впасть в апатию, надо сначала при­ложить много усилий. Перед нами требующее определенно­го навыка умение переключаться с ежедневно поступающей информации о симптомах возможной катастрофы на улажива­ние различных мелочей, которыми мы занимаемся в полной уверенности, что наши дети и внуки уж как­нибудь проживут.

Один из ответов на поставленные выше вопросы заключает­ся в том, что причина апатии – осознание гражданами необъ­ятности и неразрешимости проблемы, в отношении которой они ощущают себя беспомощными. Беспомощность вызвана тем, что речь идет о «сверхковарной» (superwicked) пробле­ме, пути решения которой неясны, которая требует в корне пересмотреть нынешнюю экономическую политику и вдоба­вок не терпит отлагательства.

Людям нужно ощущать, что их деятельность приносит плоды, а отсутствие этого ощущения и чувство потери контроля над ситуацией порождают сильные негативные эмоции[15]. Из­-за этой подавленности люди не лю­бят говорить о дестабилизации климата, избегают этой темы и неохотно думают о ней[16]. Участники исследования просто хорошо знали, что ничего не могут сделать в отношении кли­матических изменений, поэтому и не хотели заниматься этой

проблемой. Как известно из социологии эмоций, игнорирова­ние – важная стратегия управления эмоциями. Тактика игно­рирования предполагает контроль над информацией, с кото­рой мы сталкиваемся. Норгаард приходит к необычайному, поразительному выводу: если бы проблема изменения клима­ та была не столь тревожной и серьезной, общество активнее стремилось бы ее решить[17].

Как подчеркивает исследовательница, люди уделяют вни­мание лишь тем проблемам, которые можно решить какими­ либо действиями. Что касается изменения климата, здесь не понятно, к кому обращаться, с кем разговаривать, как выра­зить свою обеспокоенность в форме некой демократической инициативы. Большинство граждан продолжают следовать моделям активного потребления и дениализма еще и потому, что нет примеров конструктивной реакции на данную пробле­му – реакции, на которую можно было бы ориентироваться и которая за счет социальных контактов ускорила бы изменения.

Иначе говоря, истоки дениализма – в отсутствии серьезной, четко сформулированной климатической политики, которую население могло бы поддержать. В сознании людей абстракт­ные идеи не накладываются на политические реалии.

Апатии способствует и то обстоятельство, что, хотя абстрактная проб­лема дестабилизации климата непосредственно связана с по­вседневными практиками, ее вытесняют на уровень междуна­родных соглашений[18].

Норвежцы и американцы, с которыми Норгаард общалась в ходе исследования, даже знать не хотели о проблеме глобаль­ного потепления, что было связано не только с ощущением бес­силия, но и с чувством вины. Проблема, которую выявила Нор­гаард, необычайно интересна, потому что виноватым ощущает себя привилегированное население[19].

Например, по ее словам, среди рядовых граждан развитых стран бытует убеждение, что из-­за чрезмерного потребления, которое влечет за собой боль­шой объем выбросов, мы «все попадем в экологический ад»[20]. Чувство вины в сочетании с невозможностью повлиять на си­туацию ведет к резкому когнитивному диссонансу. Поэтому в описанной выше социальной обстановке люди начинают мас­сово дистанцироваться от проблемы.

Красноречивый пример – население Норвегии, чья экономика и благосостояние напрямую зависят от добычи нефти. В Соеди­ ненных Штатах в свою очередь чувство вины связано с осозна­нием уникальных преимуществ американского общества в сфе­ре потребления, равно как и его особой, ведущей, роли в миро­вой политике. Однако по сравнению с норвежцами американ­цы менее склонны участвовать в общественной деятельности.

К тому же уровень образования в Америке существенно ниже. Более того, в американском обществе доверие к мнению спе­циалистов бывает серьезно подорвано (например оспаривается учение об эволюции), что редко встречается в других развитых странах. Наконец, американцы крепко держатся за уверенность в исключительной ценности «американского образа жизни»[21].

Хотя в мире в целом в отношении проблемы климатических изменений доминирует уже упоминавшийся импликативный дениализм, в США на удивление уверенно чувствует себя и дениализм буквальный – даже несмотря на то, что именно в этой стране живут и работают наиболее заметные климатологи. Информация о возможной дестабилизации климата в Штатах остается лишь «фоновым шумом». По словам Норгаард, в 2000–2010 годах, даже после урагана «Катрина» в 2005­м, интерес к проблеме дестабилизации климата в стране нисколько не вырос[22].

В таком дениализме по отношению к климатическим изме­нениям виноваты и стратегии коммуникации, посредством ко­торых люди поддерживают пассивное поведение друг друга и которые тоже описаны в книге Норгаард[23]. За пределами при­ ватной сферы действуют свои нормы общения и поведения – наивность, например, порицается.

Вот почему утопические рассуждения звучат неуместно. В климатических алармистах видят истериков, транслирующих негативные эмоции, тогда как на Западе в публичных дискуссиях эмоциональное поведе­ние не принято, поскольку свидетельствует о слабости участ­ника. Беспомощность – крайне неприятное чувство: никто не хочет ощущать себя интеллектуально парализованным. Эти правила на не вполне сознательном уровне благоприятствуют отрицанию и укрепляют дениализм[24].

Отрицание и чувство вины, равно как и бессилия, в развитых странах сопутствуют и другим серьезным глобальным пробле­мам: голоду, нарушению прав человека и экономическому неравенству. Это неизбежное состояние привилегированных сообществ и групп[25]. Дениализм соотносится с привилегиро­ванным положением тех, кому царящее в мире неравенство особенно выгодно. Поэтому можно говорить о своего рода «климатической привилегированности».

Цивилизация комфорта и высоких потребительских требо­ваний должна выработать инструментарий, позволяющий от­ветить на вопрос: как получается, что, хотя мир строится на эксплуатации и страдании, мы живем в таких безопасных и благополучных обществах? Наиболее типичной реакцией тех, кто находится в привилегированном положении, в таких об­ стоятельствах является: «Какое отношение лично я имею ко всему этому?». Без отрицания рядовые граждане утратили бы психологический комфорт.

Более того, благосостояние развитых стран напрямую связа­но со все более трудным положением и бедностью населения в других частях мира. Так что, по мнению Норгаард, климати­ческая катастрофа не проблема будущего, а свидетельство при­ скорбного состояния современной мировой политики, осно­ванной на неравном распределении ресурсов. Глобализация торговли усилила экономическое неравенство, тем самым спо­собствуя и экологической деградации. Выигрывают от этого те же, кому выгодна глобализация: наиболее мобильные и застра­хованные от опасности группы.

В таких условиях нам, жителям развитых стран, и впрямь надо изрядно потрудиться, чтобы сохранить уверенность, что мы здесь ни при чем[26]. Но нам это уда­ется! Подход Норгаард к обсуждаемой теме наводит на мысль, что от наших коллективных эмоций зависят и границы нашего воображения. Именно из-­за сопряженных с ней эмоций апатия парализует социально-­политическое воображение общества.

Бессилие науки

Я уже много раз касалась проблемы бессилия, непосредствен­ но связанной с климатическим тупиком. Наоми Орескес и Эрик М. Конуэй – специалисты по истории науки и авторы одной из первых работ о плодах скептического отношения к глобально­му потеплению[27] – издали в 2014 году небольшое научно­-фан­тастическое произведение, в котором изобразили упадок за­падной цивилизации, вызванный дестабилизацией климата[28]. Это стилизованное повествование – пример риторики бессилия в отношении описанного выше климатического тупика.

Авто­ры в жанре научной фантастики объясняют, какие возможные перспективы будущего перед нами сегодня открываются. В интервью, опубликованном в качестве приложения к по­вести, Орескес говорит, что решила обратиться к научной фан­тастике, потому что как историк науки не могла найти удов­летворительного ответа на мучающие ее вопросы о причинах тотального провала проектов по охране окружающей среды, который мы наблюдаем сегодня[29].

Художественное осмысле­ние будущего позволило авторам рассуждать на интересую­щую их тему отвлеченно. Важно подчеркнуть, что написанное в повести Орескес и Ко­ нуэя в мельчайших деталях соответствует данным о современ­ном состоянии климата и климатической политики. Видения будущих катастроф, нарисованные авторами, правдоподобны, так как основаны на новейших эмпирических исследованиях. Поэтому имеет смысл остановиться на этой работе подробнее[30].

«Упадок западной цивилизации. Картина будущего» – рас­сказ историка будущего, который пытается уяснить причины царившей в XXI веке апатии, из­-за чего стратегии в области климатической политики, направленные на снижение загряз­нения, не увенчались успехом[31].

Рассказчик задается вопросом: как дошло до упадка, если люди понимали, что происходит? Ведь они располагали средствами, необходимыми, чтобы защи­тить себя. Почему же им не удалось применить свои знания на практике? Мы пытаемся найти ответы на те же вопросы. Рассказчик перечисляет тягостные события XXI столетия, на­ чавшегося с публичных нападок на сторонников тезиса о том, что существует проблема глобального потепления, вызванного человеческой деятельностью. Их окрестили опасными алармис­тами.

В 2025 году триста ученых в Соединенных Штатах даже подверглись судебному преследованию за то, что сеют панику в массах, угрожая общественному порядку. В конце концов, эту преступную деятельность обуздали, введя своего рода климато­ логическую цензуру – «Закон об отрицании повышения уров­ ня моря» (The Sea Level Rise Denial Bill)[32]. Этот закон запрещал опрометчивые высказывания на тему мнимого риска, сопряжен­ ного с дестабилизацией климата.

Кроме того, начало XXI века ознаменовалось резким ростом добычи газа, который оправдывали тем, что природный газ рассматривали «ступенькой к возобновляемым источникам энергии». Применяются все более радикальные технологии добычи ископаемого топлива – например, извлечение его из битуминозных песков.

В 2012 году, после того, как РФ заключила соглашение с американской энергетической компанией «ExxonMobil», на­чался поиск нефтегазовых месторождений на территории, ставшей доступной после таяния арктических льдов. И если 2012-­й СМИ нарекли «годом без зимы», то 2023­-й вошел в историю как «год непрерывного лета». Следующие десятилетия XXI века – период, когда отдельные государства начали посте­пенно выходить из заключенных ранее климатических согла­шений, направленных на снижение выбросов.

К 2042 году средняя температура на Земле повысилась на 3,9°C, а количество CO2 в атмосфере увеличилось вдвое (по сравнению с 2001­-м). Засухи и периоды аномальной жары во многих странах мира привели к введению карточной систе­мы, а в области биополитики – к тактике ограничения рож­даемости. В 2041 году погодные условия оказались столь неблагоприятными, что в Северном полушарии не удалось со­брать никакого урожая, что привело к повсеместной панике и страшному голоду. Эти события сопровождались эпидемиями и массовыми беспорядками. Во многих государствах Африки и других континентов произошли перевороты. В Соединенных Штатах ввели военное положение.

Швейцария и Индия, лишившись воды, источником кото­рой были почти полностью растаявшие ледники, в начале 2050­х годов созвали международный климатический саммит. В результате в 2052 году стартовал международный геоинже­нерный «проект Крутцена»: благодаря насыщению стратосфе­ры серным аэрозолем за первые три года средняя температура на Земле значительно снизилась. К сожалению, на четвертый год после внедрения тактики геоинженерии в Индии полностью прекратился муссон. Индия призвала мир прекратить распыление серы в стратосфере.

В 2063 году приостановка «проекта Крутцена» привела к последствиям, которые, впро­ чем, предвидели его создатели: резкому повышению средней температуры на 5°C. Человечество наблюдало разрушение из­вестных ему политических и экономических структур.

Полностью Арктика растаяла в 2060 году. Начался так назы­ваемый «эффект Сагана» – высвобождение метана из вечной мерзлоты в Сибири. В результате температура на Земле вырос­ла еще на 6° C. Затем начал ломаться ледяной щит Антарктиды. Таяние льда на этом континенте обернулось резким повыше­нием уровня воды в Мировом океане – на восемь метров. На­чалась эпоха массовой миграции, охватившая 2073–2093 годы. Почти 20% населения Земли пришлось сменить место жи­тельства, покинув затопленные прибрежные города и села. 70% населяющих планету видов живых существ вымерли.

Как же получилось, что цивилизация пришла в упадок, коль скоро люди не только прекрасно знали, что происходит, но и располагали техническими возможностями остановить дея­тельность, из­-за которой род человеческий оказался на грани катастрофы? Одной из причин, как полагает рассказчик, могла стать «свойственная человеку оптимистическая уверенность, что он ко всему приспособится»[33]. Чрезмерный оптимизм та­ кого рода побуждает возлагать надежду на спасительные тех­нологические решения будущего. Его воплощением стала гео­инженерия.

Живущий в будущем рассказчик обращает внимание и на роль другого подхода, характерного для мышления людей в на­чале XXI века. Речь идет о позитивизме, точнее, бэконизме (по имени Фрэнсиса Бэкона, одного из родоначальников эмпири­ческого метода в науке). Именно он мог стать причиной кол­лективного отрицания глобального потепления. Позитивизм требует придерживаться принципа методологической осторож­ности и научного профессионализма. Закономерности, на которые в начале XXI века указывали климатологи, не выглядели как однозначные причинно­следственные связи.

Ни один спе­циалист, понимающий, что происходит, не хотел выходить за рамки своей профессиональной компетенции. Такая установка могла в значительной мере ухудшить положение дел. Мир про­ должал пребывать в тупике. Проблему усугубляла и фрагмен­тарность науки. Ученые опасались формулировать целостные, апокалиптические концепции, потому что их с большой долей вероятности называли бы непрофессиональными. Однако скорее всего причиной Великого упадка и массовой миграции послужила логика функционирования западной ци­вилизации, которую определял рыночный фундаментализм. Он способствовал появлению мощного «комплекса сжигания угля»[34].

Этот комплекс включал в себя щедро финансируемые из государственного бюджета энергетические компании, авто­ мобильные предприятия, связанные с ними финансовые рынки и политиков – наряду с мейнстримными СМИ и аналитически­ми центрами, которые поддерживали эту систему. Поскольку решающая роль в политике и экономике принадлежала комп­лексу сжигания угля, западная цивилизация пришла в упадок, хотя люди знали, что происходит с климатом, и обладали тех­ническими возможностями сократить выбросы парниковых газов.

Повесть «Упадок западной цивилизации» свидетельствует о том, что ученые, которые сознают масштаб проблемы, свя­занной с крахом климатической политики, крайне обеспокое­ны. Многие специалисты в области наук о Земле, в частности, Крутцен и Хансен, а также Майк Халм и Уилл Стеффен, по­нимая всю серьезность климатической угрозы, предприняли решительные шаги, чтобы их экспертное мнение приобрело политический вес и подтолкнуло общество к изменениям. Мы наблюдаем массовое и целенаправленное перепрофилирова­ние ученых в активистов, которых следовало бы назвать сво­его рода экологическими гуманистами[35].

Многие из них лома­ют голову, какие метафоры и образы использовать, чтобы как можно скорее добиться мер, направленных на стабилизацию климата[36]. На мой взгляд, эти изощренные риторические уси лия и сложные теоретические рассуждения сами по себе пока­зывают, насколько бессильными ощущают себя представители интеллигенции против климатического тупика. Перед нами свидетельство климатической апатии, в которой до сих пор пребывает XXI век.

________

1 Статья представляет собой сокращенный вариант второй главы книги Эвы Бинчик «Эпоха человека: риторика и апатия антропоцена», перевод которой готовится к выходу в конце осени 2021 года в серии «Библиотека журнала “Неприкосновенный запас”» издательства «Новое литературное обозрение». Перевод осуществлен по изданию: Bi ́nczyk E. Epoka człowieka. Retoryka i marazm antropocenu. Warszawa: PWN, 2018.
2 Speth J.G. The Bridge at the Edge of the World. Capitalism, the Environment, and Crossing from Crisis to Sustainability. New Haven; London: Yale University Press, 2008. P. 40.
3 Cochet Y. Green Eschatology // Hamilton C., Bonneuil C., Gemenne F. (Eds.). The Anthropocene and the Global Environmental Crisis. Rethinking Modernity in a New Epoch. London; New York: Routledge, 2015. P. 119.

4 Cochet Y. Op. cit. P. 114.
5 Zerubavel E. The Elephant in the Room. Silence and Denial in Everyday Life. London: Oxford University Press,
2006.

6 См.: Cohen S. States of Denial. Knowing about Atrocities and Suffering. Cambridge: Polity Press, 2001; ср.: Norgaard K.M. Living in Denial. Climate Change, Emotions and Everyday Life. Cambridge; London: MIT Press, 2011. P. 10; Washington H.W. Human Dependence on Nature. How to Help Solve the Environmental Crisis. New York: Earthscan; Routledge, 2013. P. 91. Добавим, что Коэн не занимался тематикой климатических изменений, а писал о дениализме в контексте нарушения прав человека.
7 Washington H.W. Op. cit. P. 93–96.

8 Norgaard K.M. Op. cit.
9 Ibid. P. 12
10 Ibid. P. 178.
11 Ibid. P. 11, 215.
12 Ibid. P. 61.

13 Ibid.

14 Ibid. P. 120 n., 186–187.
15 Ibid. P. 190.
16 Ibid. P. xix.

17 Ibid. P. 217.
18 Как отмечает Роберт Гиффорд, люди понимают, что их индивидуальные усилия, направленные на снижение вредных выбросов, не дают достаточного результата, из-за чего и возникает фатализм. Этот фатализм порожден ощущением бессилия. См.: Gifford R. The Dragons of Inaction. Psychological Barriers That Limit Climate Change Mitigation and Adaptation // American Psychologist. 2011. Vol. 66. No 4. P. 297. Кроме того, люди настороженно относятся к авторитетам, призывающим их корректировать свое поведение во благо экологии (переходить на возобновляемые источники энергии, отказываться от воздушного транспорта), поскольку видят, что предлагаемые программы по охране окружающей среды часто не эффективны и трудноосуществимы.

19 Исследование, проведенное норвежским биологом Ханно Сандвиком на данных 46 стран мира, показало, что готовность населения поддерживать политику снижения выбросов обратно пропорциональна ВВП данного государства и объему уже выброшенных им в атмосферу парниковых газов. Чем выше ВВП страны и ее доля в мировом объеме выбросов парниковых газов, тем меньше энтузиазма ее жители испытывают в отношении проектов, направленных на стабилизацию климата. Sandvik H. Public Concern over Global Warming Correlates Negatively with National Health // Climatic Change. 2008. Vol. 90. No 3. P. 333–341.

20 Norgaard K.M. Op. cit. P. 195. В нарративах об изменении климата, построенных на риторике вины, встречается и другая поразительная метафора – «экологический Холокост». Понятие Холокоста в этом контексте употребляется как синоним абсолютного зла. Craps S. et al. Memory Studies and the Anthropocene. A Roundtable // Memory Studies. 2018. Vol. 11. No 4. P. 9.
21 Norgaard K.M. Op. cit. P. 202.
22 Ibid. P. 177–183.
23 Разумеется, способ подачи материала в СМИ и в заявлениях различных авторитетов в равной мере влияет
на то, какие именно темы оказываются вытеснены из публичной сферы.

24 Ibid. P. 201.
25 Ibid. P. 208.
26 Ibid. P. 221–222.

27 См.: Oreskes N., Conway E.M. Merchants of Doubt. How a Handful of Scientists Obscured the Truth on Issues from Tobacco Smoke to Global Warming. New York: Bloomsbury Press, 2010.
28 Idem. The Collapse of Western Civilization. A View from the Future. New York: Columbia University Press, 2014.
29 Ibid. P. 64–66.
30 В повести Орескес и Конуэй к тому же напрямую отсылают к категории антропоцена. Авторы высказывают предположение, что будущее докажет архаичность понятия «окружающая среда», которое безосновательно отделяет человека от того, что вне его.
31 Любопытно, что к аналогичному риторическому приему прибегла и Рейчел Карсон в книге «Безмолвная весна», где автор с позиций гипотетического будущего задается вопросом, как получилось, что весна стала безмолвной – не слышно пения птиц: Carson R. Silent Spring. Boston: Houghton Mifflin, 1962 (рус. перев.: Карсон Р. Безмолвная весна. М.: Прогресс, 1965). По тому же принципу строится повествование в парадокументальном научно-фантастическом фильме Фрэнни Армстронг с красноречивым названием «Век глупцов» (2009), где изображены последствия климатической катастрофы.

32 Oreskes N., Conway E.M. The Collapse of Western Civilization… P. 12.

33 Ibid. P. 13.

34 Ibid. P. 78.
35 Известно, что у исследователей, занимающихся точными науками, намного больше шансов на внимание скептиков и что они обладают бo ́льшим авторитетом, нежели представители гуманитарных дисциплин: Castree N. The Anthropocene and the Environmental Humanities // Environmental Humanities. 2014. Vol. 5. P. 250–251. При этом в академической системе наград недостаточно учитываются заслуги, выходящие за рамки университетской среды, в том числе консультационная деятельность (например участие в разработке эффективных программ охраны окружающей среды).
36 Oreskes N. Metaphors and Warfare and the Lessons of History. Time to Revisit a Carbon Tax? // Climatic Change. 2011. Vol. 104. P. 223. Пожалуй, особенно трогательны в этом отношении тексты Джеймса Хансена. В книге «Бури моих внуков. Правда о надвигающейся климатической катастрофе и наш последний шанс спасти человечество» он неоднократно размышляет, какие, например, совершил ошибки, пытаясь еще с 1980-х обратить внимание представителей власти и Конгресса США на серьезность проблемы климатических изменений (Hansen J. Storms of My Grandchildren. The Truth about the Coming Climate Catastrophe and Our Last Chance to Save Humanity. New York: Bloomsbury Press, 2009).

* * * * *

Источник: Неприкосновенный запас

Перевод с польского Татьяны Пирусской