Георгий КУНАДЗЕ
Войны с Америкой, о необходимости которой так долго говорили пикейные жилеты из российского зомбоящика, не случилось. Западная коалиция ограничилась показательными ракетными ударами по Сирии, тут же объявив их разовой акцией. А ведомство генерала от бижутерии Шойгу сообщило, что атакованные цели не входили в зону ответственности российских средств ПВО. Все довольны.
По большому счету, такой итог был ожидаем: высокие конфликтующие стороны старательно избегают прямого соприкосновения своих вооруженных сил. Так было раньше, так будет и впредь. Отсюда, как представляется, следует несколько постулатов, вполне применимых для других горячих точек новой Холодной войны.
Первый сводится к тому, что страны, имеющие честь принять на своей территории даже ограниченные воинские контингенты США и НАТО, с весьма высокой степенью вероятности застрахованы от «интернациональной помощи» российских (советских) вооруженных сил. Эта закономерность далеко не нова. В годы предыдущей Холодной войны она прошла успешную проверку в Японии и Южной Корее. А сегодня работает в странах Балтии.
Второй постулат – зеркальное отражение первого: там, где стоят даже ограниченные воинские контингенты России (СССР), вряд ли появятся войска США или НАТО. В свое время эта закономерность была апробирована в Венгрии, Чехословакии и Афганистане. И по факту действует в Приднестровье, Абхазии, Южной Осетии, а также в Крыму и на востоке Украины.
Третий постулат – чисто тактического свойства. И Россия, и коллективный Запад – не готовы к наступательным операциям друг против друга и предпочитают оставаться в символической обороне. Причина не столько в том, что обороняться проще, сколько в том, что наступление чревато эскалацией конфликта вплоть до прямого военного столкновения ядерных держав. Удастся ли удержать такое столкновение в неядерных рамках, неизвестно. И испытывать судьбу никто не хочет. Это ведь не мультфильмы показывать.
Четвертый постулат опровергает теорию, согласно которой, чем больше условных фишек находится в дипломатической игре, тем объективно шире круг комбинаций, позволяющих оказаться в выигрыше всем главным игрокам. Не исключено, что, вбрасывая все новые фишки в свою опасную игру с коллективным Западом, Россия руководствовалась именно этой теорией.
Скажем, четыре года назад, когда в игре была только фишка Крыма, выигрыш одного игрока не мог стать ничем, кроме проигрыша другого. Потом добавилась фишка Донбасса и возникли первые гипотетические варианты выигрыша обоих игроков, воплощенные в пресловутых Минских договоренностях. Теперь в игре еще и фишка Сирии, уступку которой Западу можно было бы попытаться обменять на ответные уступки по Донбассу и даже Крыму.
На самом деле, применительно к России эта теория больше не работает, как минимум, по двум взаимосвязанным причинам. С одной стороны, внешняя политика верховного правителя России, известного также как ее президент, не имеет заднего хода и нацелена на произвольное изменение едва ли не всех правил и этических норм дипломатической игры. С другой стороны, именно в силу этого коллективный Запад больше не верит России ни в чем, считает ее системным антагонистом, с которым, в лучшем случае, возможны тактические, но никак не стратегические договоренности. С такой Россией коллективный Запад будет бороться примерно так же, как некогда с СССР: не доводя до войны, но последовательно ослабляя всеми имеющимися полувоенными и невоенными средствами. Выбор этих средств огромен, силы соперников неравны, исход их «соревнования» предопределен.
С учетом сказанного, абсолютно не убеждают доводы тех, кто считает новую Холодную войну невозможной по причине отсутствия у нее идеологической основы. Такая война не только вполне возможна, но и намного более опасна, чем ее старое формально идеологизированное издание.
Впрочем, кто сказал, что путинская Россия не обладает идеологией, противопоставляющей ее остальному миру. На мой взгляд, такая идеология у нее с некоторых пор есть. Она называется «крымнашизм». Но это уже совсем другая тема.
