Москва. 08 мая 2015 года (Sensusnovus, Дмитрий ЖВАНИЯ). Празднование 70-летия Победы над гитлеровской Германией превращается в гигантский спектакль, в котором даже не знаешь чего больше: ханжества, пошлости, корысти или бескультурья. Одна демонстрация линии одежды «Я помню — я горжусь!» от «Молодой гвардии Единой России» чего стоит. А стриптиз в рамках Кубка ЦСКА «Вальс победы»? А георгиевские шарфы на Собянине, Исаеве и прочей братии? Перечислять можно долго. Да и об этом параде пошлости и без меня написано уже немало.
Интересней вспомнить о том, что скрывается под красивой этикеткой «победы над нацизмом». С одной стороны, в мае 1945 года прекратил своё существование один из самых жестоких режимов в истории человечества. А с другой?
8 мая 1945 года французская авиация разбомбила два крупных города в Алжире: Сеттиф и Константин. Под «демократическими», «антифашистскими» бомбами, сброшенными по решению правительства Де Голля, в которое в тот момент входили и члены французской компартии, погибли 100 тысяч человек. Что хотел показать генерал де Голль и его подельники этим варварским актом? То, что победа над нацизмом вовсе не означает освобождение колониальных народов. В те же дни, когда нацистский режим пал, власти «свободной Франции» подавляли восставших вьетнамцев, а также Мадагаскар. На Мадагаскаре за короткий срок они уничтожили полмиллиона человек. Разве это не смахивает на Холокост?
В это же самое время «самая старая демократия в мире», Великобритания, расправлялась с восставшими индийцами, которые желали добиться независимости для своей страны. Когда американские войска вернулись домой, чернокожие, которые составляли большинство действующей армии США, обнаружили, что для них ничего не изменилось: как они были париями «в стране гордых», так и остались. Как и до войны негритянские дети не могли легально учиться в школе, как и до победы по американским городам курсировали автобусы с оскорбительным предупреждением: «Только для белых»… То есть негры в США занимали почти то же самое положение, что евреи на оккупированных нацистами территориях и в самой гитлеровской Германии. Та же расовая дискриминация, те же гетто…
Но 9 мая 1945 года американский империализм-победитель ещё не сказал своего последнего слова. Он его скажет в августе 1945-го с помощью атомных бомб, которые он сбросит на сотни тысяч жителей японских городов Хиросима и Нагасаки. Но и до этого атомного Холокоста авиации воюющих сторон прибегали в тактике всесожжения. Немцы разбомбили город Ковентри в Англии, а англоамериканцы разнесли немецкие Гамбург (операция «Гаморра» — июль-август 1943) и Дрезден (13-15 февраля 1945), французские Канны (июль 1944).
Нельзя, конечно, забывать о массовом и систематическом нацистском терроре против жителей Польши, Белоруссии, Украины и России. Но нельзя и не понимать того, что массированные «антифашистские» бомбардировки накануне падения гитлеровской Германии вытекали не из кровавой логики войны, а из совсем другой логики, не менее кровавой. Какой?
Лидеры-победители — Сталин, Рузвельт, Де Голль, Черчилль — бомбили призрак будущей революции, который бродил по Европе и не только. Они все хорошо помнили, чем закончилась Первая мировая война: революциями в России, Германии, Венгрии, Финляндии, Словакии, рабочими мятежами в Италии, Франции и даже в США.
Массовые «антифашистские» бомбардировки имели целью деморализовать гражданское население, прежде всего рабочих, изгнать его из крупных городов Европы и Японии, чтобы потом наводнить их своими, оккупационными, войсками для наведения «порядка».
Сталин был верным союзником «демократического» империализма. Конечно, между интересами советской бюрократии и мировой буржуазии существовали противоречия, что давало о себе знать, как до начала Второй мировой войны, так и после, особенно во время «холодной войны».
Однако Сталин, как и его западные партнёры, боялся новой революции. Он опасался того, что победа в какой-либо стране настоящей рабочей революции воодушевит рабочих в самом СССР, ведь антисталинские настроения существовали в Советском Союзе, несмотря на репрессии и полицейский надзор.
То, с какой жестокостью были подавлены рабочие выступления в Берлине в 1953-м и в Будапеште в 1956-м, показывает, что этот страх советская бюрократия не изжила и после смерти вождя. Этот страх сталинцы носили в себе и до Второй мировой войны. Они сделали всё, чтобы всеобщая забастовка во Франции в мае-июне 1936 года потерпела поражение. А ведь она могла полностью перевернуть Францию, сметя либерально-олигархический режим, который позорно капитулировал перед Гитлером в июне 1940 года.
Сталин ликвидировал даже внешние символы, которые напоминали о революционном прошлом: Коминтерн был распущен; «Интернационал», который до войны был гимном СССР, был заменён на шовинистический гимн о «великой Руси»; в армии были вновь введены погоны и новые ордена, названные в честь царских генералов, которые, как, например, Суворов, помимо участия в бесчисленных войнах, подавляли народные восстания.
Сталин придал русский патриотический характер действиям многонациональной Красной армии. Выступая во время войны по радио или с трибуны Мавзолея, он никогда не обращался к рабочим всего мира с призывом помочь СССР отразить агрессию гитлеровцев. Он взывал к неким братьям и сёстрам. Всё это очень нравится адептам посконного национал-большевизма. Но это не имеет ничего общего с политикой революционной обороны.
Сталин, выполняя договорённости с «демократическим» империализмом, сделал всё, чтобы ликвидировать революционное движение в странах Восточной и Центральной Европы.
Так, в Словакии при подходе Красной армии начали появляться рабочие советы, но эта же армия их и распустила. В Венгрии во главе просоветского правительства Сталин поставил Миклоша Бела, хортистского генерала, получившего от немцев Рыцарский крест за окружение Красной армии под Киевом. Румынией под советской эгидой правил «король-комсомолец» Михай. В то же время 80% заключённых в этих странах составляли рабочие.
В Греции Сталин отдал на растерзание английских империалистов и местных монархистов коммунистов-партизан, которые не понимали, в чём заключается «порядок победителей» согласно договорённостям между союзниками в Тегеране, Ялте и Потсдаме. На Дальнем Востоке Сталин не спешил помочь Красной армии Мао одолеть американского ставленника Чан Кай Ши.
На Западе — в Италии, Франции и Бельгии — представители компартий, войдя в правительства, верно служили буржуазии, приказывая рабочим работать ещё интенсивней, чем раньше. Так, в 1946-м Первый секретарь французской компартии Морис Торез, выступая перед шахтёрами, заявил: «Забастовка — оружие трестов!» Ни больше, ни меньше.
Правительственные аппараты, в которые входили коммунисты, не были очищены от коллаборационистов. Толпа бесновалась, обривая девушек, заподозренных в интимных отношениях с немцами, а ведущим бюрократам достаточно было лишь поменять портреты лидеров в своих кабинетах: например, Петена на Де Голля. Во Франции префекты, судьи, офицеры, полицейские — за редким исключением — все плавно превратились помощников Сопротивления и сохранили свои должности.
Наиболее яркий пример тому — Франсуа Миттеран. До войны он был крайне правым, во время войны служил министром в коллаборационистском правительстве маршала Петена и получил за это «Орден Франсиски» из рук самого Маршала, а после войны стал социалистом и даже возглавлял Францию.
Конечно, социал-демократия не в меньшей степени ответственна как за успех Гитлера, так и за разгром рабочего движения после войны. В 1933-м немецкие социал-демократы попытались договориться с Гитлером. Лидер социал-демократов в рейхстаге Отто Веле, выступая перед депутатами, заявил, что его партия поддерживает Гитлера… в области внешней политики. Что это была за политика — мы все теперь знаем. А для Веле это было последнее выступление в парламенте.
Вот что стоит за красивой этикеткой победы над нацизмом. После этой победы гитлеровская, по сути, политика применялась в отношении ряда народов. Победа «антифашистов» обернулась для них потерей родины. Армии антигитлеровской коалиции часто были не менее жестоки, чем немцы, а иногда и гораздо более. Достаточно вспомнить те же бомбардировки Гамбурга и Дрездена, когда погибли десятки тысяч людей.
В советское время День победы всё больше приобретал характер дня скорби по миллионам жертв. Погибли бы эти люди или нет, повернись история несколько иначе? Если бы, например, фашистская Италия заключила договор с Советским Союзом против Гитлера, когда его боевики попытались устроить переворот в Вене? Гадать нечего. Важно, что миллионы людей были загублены империализмами.
Вторая мировая война не была сражением воинов света с солдатами тьмы. Тьма тогда опустилась на весь мир. И кое-кто под покровом этой страшной ночи сделал неплохой гешефт, а потом ещё и высоко поднялся по карьерной лестнице, показывая всем поддельный документ участника Сопротивления.
И вот что печально: сегодня она, эта тьма, вновь сгущается, когда безыдейная власть лепит из Дня победы милитаристский шабаш, крича о «славе русского оружия», безбожно спекулируя образами и символами Победы и армии-победительницы, да ещё и применяя эти образы и символы для войны против братского народа, который тоже отдал миллионы жизней ради победы. Для этого поведения умные люди нашли очень чёткое обозначение: победобесие. Я уверен, что погибшие на Второй мировой войне солдаты переворачиваются в могилах, часто — безымянных, когда по мистическим каналам до них доходит информация, кто рядится в тоги их наследников.
Я даже не сомневаюсь, что «чётко патриоты» назовут этот текст «либерастическим», а то и «национал-предательским». Мол, не хочет, сволочь, разделять со всем народом радость от великой победы. Нет, не хочу. Нет радости. Есть скорбь.
Намедни я был на могиле своего деда на Красненьком кладбище в Петербурге. Дед был, кстати, морским офицером. По дороге обратно зашёл на мемориал — братское захоронение защитников Ленинграда. Надо отметить, что те, кто следит за порядком на этом мемориале — молодцы: все обелиски подписаны, почти на всех есть фотографии погибшего. Я смотрел на молодые лица людей из прошлого. Почти все они родились с 1921 по 1923 год. Значит, когда они погибли, они были младше моего старшего сына. Одна из могил превращена в семейное захоронение. Видимо, отец одного из павших бойцов завещал, чтобы его похоронили рядом с сыном, что и произошло в 1987-м. Отец пережил сына на 44 года. Я не знаю, хотел бы я быть на месте бойца. Но на месте его отца я бы не хотел быть точно. И когда смотришь на такие могилы, чувствуешь ещё больше презрения к тем, кто устраивает все эти пошлые шоу «в честь Великой победы».
Я также, кстати, не сомневаюсь и в другом. Когда ветер изменит направление, когда маятник качнётся влево или вправо, все эти «чётко патриоты» подостают из карманов фальшивые удостоверения «участника Сопротивления»…
