Киев, 07 апреля 2016 года (Sensus Novus, Михаэль ДОРФМАН). Не оправдались опросы, предсказывавшие уверенную победу Дональда Трампа в Айове. Ни один опрос не предсказал успеха сенатора Марко Рубио. По разным опросам, у нас каждый кандидат одновременно побеждает и проигрывает. Не оправдались и опросы о победе Хиллари Клинтон с большим отрывом. В её пользу решило лишь бросание монетки. Не оправдались и предсказания израильских поллстеров*, предсказывавших победу Сионистскому лагерю. Так зачем же на самом деле нужны опросы?
Опросы общественного мнения — это больше чем развлечение
Перефразируя классиков, можно сказать, что опросы знают всё. И народ любит опросы, особенно когда его команда, согласно им, выигрывает, и пусть на деле всё идёт не совсем так. По идее, опросы общественного мнения — это больше чем развлечение.
Теоретически — это что-то вроде измерения пульса общества, страны и мира. Люди верят, что опросами измеряют общественную поддержку политических инициатив. Некоторые даже верят, что опросы позволяют заставить политиков быть ответственными перед избирателем.
Опросы общественного мнения ввёл Джордж Гэллап в 1935 году. Он первым начал проводить опросы и в 1939-м стал продавать их журналу «Тайм». Были времена, когда люди с подозрением относились к опросам общественного мнения. Конгресс тогда проводил десятки слушаний, чтобы разобраться в природе опросов и их влиянии на электоральную политику.
Джордж Гэллап основал Американский институт общественного мнения. Его люди ходили от двери к двери, стандартное интервью длилось 45 минут. Люди охотно отвечали на вопросы, 90-95% опрошенных испытывало приятное волнение от факта, что кому-то интересно их мнение. Гэллап знал, что к людям надо посылать таких, как они — тогда опрошенные будут более откровенны, чем с человеком другой культуры или расы.
Как Трамп стал «самым уважаемым человеком мира»
Сегодня в Америке опросы проводят по телефону, зачастую даже не живые люди, а компьютер-автоответчик предлагает нажать на клавишу с номером ответа. Отвечают на опросы всего 3% от опрошенных. Так что даже если все остальное с опросами было бы в порядке, то трудно предположить, что результаты, полученные всего у 3% опрошенных, статистически достоверны..
Сегодня опросы — это целая индустрия, привычная часть избирательного процесса. Настолько привычная, что к ней перестали относиться критически. Да и зачем? Всё равно никто их не помнит. И редкая новость переживает 24-часовой новостной цикл. Опросы давно потеряли своё первоначальное назначение — изучать намерения людей. Опросы сами стали инструментом предвыборной борьбы и проводятся для того, чтобы генерировать новости и влиять на общественное мнение. Опросы используются для того, чтобы привлекать политические пожертвования. Опросы определяют, что надо и не надо говорить публике. В 2015 году в Америке, исходя из опросов, определяли, кого пускать на президентские теледебаты, и даже в каком порядке расставить кандидатов на сцене. И публику заставляют поверить в то, что результаты опросов на самом деле отражают общественное мнение.
Известно, что результаты опроса зависят от того, как задать вопрос. За полвека написано множество умных книг о проблемах опросных методологий и их оценках. Впечатление такое, что эти исследования используются не для того, чтобы провести объективные исследования, а для того, чтобы обеспечить желаемый результат. Если спросить, нравится ли вам Акт об охране американской старины, то большинство ответит положительно, хотя мало кто знает, что написано в этом полузабытом законе 1906 года.
Недавно редакционная статья в «Вашингтон Пост» (одной из последних солидных американских газет) назвала позором, что большинство американцев считает Дональда Трампа вторым (после Римского Папы) самым уважаемым человеком в мире. Источником был опрос «Института Гэллапа». В прошлом году в таком же опросе Гэллапа самым уважаемым оказался российский президент Владимир Путин, который явно не пользуется в Америке популярностью. До того им был скандальный радиоведущий Гленн Бек. Вопрос в опросе был открытый, без того, чтобы предложить выбрать из списка, и в спешке люди называли имена тех, кто больше всего мелькал в тот момент в новостях. В «Гэллапе» теперь говорят, что измеряют не уважение, а «узнаваемость бренда».
Большинство опросов игнорирует людей, не составивших себе мнения по теме опроса. «Нет мнения» — это не мнение, учили меня на профессиональном курсе по общественному мнению. И даже если в опроснике предусмотрена возможность сказать, что нет мнения, то их в результатах не показывают.
Считается, что опросы показывают политикам желания их избирателей. И возможно, во время Джорджа Гэллапа так оно и было. Сегодня с реальными желаниями избирателей в Америке считаются куда меньше. Во время дебатов о реформе здравоохранения в 2009 году, солидные опросы показывали, что 55-65% американцев хотят всеобщую общественную систему здравоохранения, которая имеется во всех остальных цивилизованных странах. Однако именно эту возможность политики даже не рассматривали. Насколько политик должен насколько считаться с желаниями избирателей, а насколько мыслить самостоятельно, в предвыборных опросах не имеет большого значения.
Что интересует опросы?
Здесь интересуются лишь мнением тех, кто заявляет, что пойдет голосовать. И тем самым отчуждают половину американцев, которые по разным причинам не голосуют. И причин здесь множество — от неверия в избирательную систему до невозможности уйти с работы для голосования, а ещё бывает, что после многочасового стояния в очереди люди узнают, что избирательный участок закрыли. Во многих местах законы написаны так, чтобы затруднить массовое голосование определённых групп, в первую очередь бедных и меньшинств.
В опросах всё зависит от того, как поставлен вопрос. Вместо того, чтобы задавать людям сложные вопросы об их идеологических и политических взглядах, их спрашивают о том, за кого они будут голосовать. И тогда действительно не важно мнение тех, кто не голосует. И уже в 1930-е в Гэллап разработал систему квот. Чёрных американцев разными путями не допускали к голосованию в южных штатах, так их исключали и из опросов. И эти опросы ещё больше способствовали отчуждению, которое и так ослабляло американскую систему представительной демократии.
В 1990-х мне приходилось заказывать опросы в израильской фирме «Дахаф». И я с изумлением обнаружил, что они не проводили опросы с русскоязычными и арабами, а имели некий «научный» коэффициент, который умножали на результаты, полученные у ивритоговорящих израильтян. Не удивительно, что в Израиле тогда (да и кое-где сейчас) утвердилась уверенность, что «русим» врут на опросах.
Считается, что опросы помогают элитам держать палец на пульсе общественного мнения, да и люди имеют право знать, что думают другие вокруг них. На практике опросы вовсе не предназначаются для выяснения того, что люди думают, тем более для определения того, что не существует в физическом мире, а именно «общественного мнения».
Сам Джордж Гэллап до того, как заняться опросным бизнесом, был учёным, но не социологом или антропологом, а доктором по прикладной психологии. Он открыл свой бизнес в Принстоне, чтобы придать своему институту вид академического учреждения. Однако профессионалы по общественным наукам уже тогда были чрезвычайно скептически настроены по поводу целей и методов его начинания. Сомнения вызывала сама постановка дела — измерять общественное мнение по сумме индивидуальных мнений, взятых в определённый момент времени, когда каждому из опрошенных придаётся одинаковый вес. Научность этого метода невозможно защищать в социальных науках.
Люди забывают предсказания опросов в так же, как предсказания астрологов. Опросы проваливаются куда чаще, чем кажется: начиная от знаменитого провала Гэллапа в 1948-м (он уверенно предсказывал поражение Гарри Трумэна), кончая провалом израильских поллстеров в 2015-м. Порой кажется, что лишь магическая вера современного человека в технологию спасает репутацию индустрии опросов общественного мнения.
Кто главный в индустрии опросов?
Индустрия предсказания общественного мнения не могла бы существовать без СМИ. Собственно, газеты и ТВ и являются главными в этой сфере. Гэллап зарабатывал на том, что продавал свой продукт газетам. Предсказывать результаты выборов он стал, чтобы доказать правильность своих опросов. И оказалось, что читатели и подписчики любят это читать. И тогда он решил пойди дальше и продавать им ещё больше того же самого. Публику волновали эти предсказания, и тогда сами кандидаты сообразили, что могут заказывать опросы, которые покажут их шансы.
Настоящий переворот случился в 1972 году, когда СМИ сами начали проводить опросы. Это означало, что они больше не сообщают новости, а сами их создают. На парламентских слушаниях в 1972-м о правдивости опросов общественного мнения сам Гэллап уже выражал сожаление, что индустрия попала в руки людей, которые меньше всего заинтересованы в правдивости и точности, как это делал он сам. Однако тогда на слушаниях уже прозвучали иные голоса, что опросы — это бизнес, и их надо вести как бизнес, а не предоставлять как коммунальные услуги.
Есть в опросной индустрии и такие, кто сделали себе имя на аккуратных и точных методологиях, как, например Fivethirtyeight. Однако как следует из статьи Джилл Лепоре в «Нью-Йоркере» «Политика и новая машина» — это не решение, а скорей, как лейкопластырь к серьёзной болезни.
«Добросовестные опросы тянут за собой недобросовестные опросы, — пишет «Нью-Йоркер». — Чем более ненадёжными становятся опросы, тем больше мы на них полагаемся. Говоря, что одни опросы хорошие, а другие — плохие, мы умываем руки. Это заблуждение».
Недостаточно сказать, что одна фирма лучше другой, и один опрос лучше другого, и мы выберем, что получше. Главный вопрос, как мы решаем управлять своим обществом. В Америке даже нет законов, как в других странах, где запрещается публиковать опросы незадолго до выборов, ибо многократно доказано, что это искажает демократический процесс. Одним из средств повлиять на настроения публики в Израиле была публикация опросов о катастрофическом положении «Ликуда» и воображаемых потоках арабских избирателей, что повлияло на многих колеблющихся. Общество должно спросить себя, хочет ли оно, чтобы к власти приходили путём подобных манипуляций.
Невозможно обойти и такой феномен, как Дональд Трамп. Своим успехом он во многом обязан нынешней культуре опросов общественного мнения, в частности, тому, как сильно СМИ зависят сегодня от них. Общенациональные опросы, в которых он побеждает и которые раздуваются СМИ, на самом деле не имеют смысла, потому что нет никаких национальных праймериз. Праймериз в Америке — это цепочка событий. Результат в каждом штате влияет на следующий. Ещё больше влияют на результат СМИ. Когда проигравший показывает лучший результат, чем предвиделось, то он изображается победителем.
Результаты таких опросов страдают слишком высокой статистической погрешностью. Да и объявленные погрешности (в 4-5-6%) на самом деле не имеют никакого смысла. В праймериз участвует относительно небольшое количество людей, а потому, когда проводят опросы, очень может оказаться, что опрашивают не тех людей, которые вообще голосуют. Часто СМИ предпочитают не рутинные результаты, а что-то новенькое и сенсационное, и опросы строятся так, чтобы им подыграть. То, что победит кандидат власти, не так волнует публику, как сенсационный результат о грядущем перевороте и революции. На этом попались израильские поллстеры и СМИ.
Ещё более бессмысленные опросы на тему, «за кого вы проголосуете, если выборы состоятся сегодня». Не имеют смысла опросы результатов всеобщих выборов за год, когда неизвестны даже имена кандидатов, кроме создания ажиотажа. Судя по тому, как идут вниз показатели биржи, то перед выборами может случится всемирный финансовый кризис, как это было в разгар выборов 2008 года. Может грянуть громкий террористический акт или нелепый ответ на него, как это было на выборах в Израиле, когда бомбардировки Ливана, проведённые по приказу Шимона Переса, привели к жертвам среди гражданского населения, что обернулось бойкотом выборов со стороны израильских арабов, и этот бойкот обеспечил победу правых и окончание мирного процесса с палестинцами.
Невозможно судить и по репутации поллстеров. Хорошие предсказания, сделанные ими в прошлом, вовсе не гарантия того, что на сей раз они не ошибутся. Четыре года назад лишь четверть опросов делались в интернете, потому что это дешевле. В этом году уже больше половины, и никто пока не изучал точности полученных результатов. Не секрет, что и бюджеты СМИ катастрофически падают, а это означает, что они заказывают всё более дешёвые опросы. А если задать людям правильный вопрос, за кого они проголосуют в ноябре — то будет столько неопределенности, что броского заголовка не получится.
Как раз успех Трампа доказывает правоту критиков существующей индустрии опросов. Они годами критикуют искусственное выпячивание и различий и культивацию вражды между людьми. Может быть, феномен Трампа заставит прислушаться к этим критикам. Хотя и не стоит особенно уповать на то, что это случится. И не удивительно, что по данным того же Гэллапа, 60% американцев не доверяют корпоративным мейнстрим-СМИ.
* Поллстер — в США лицо (или организация), специализирующиеся на проведении выборов и опросов общественного мнения.
