Среди книг, которыми заполнен парижский кабинет Этьена Балибара, стоит бюст Карла Маркса, всматривающегося в горизонт. Говоря о себе, 79-летний философ, исключенный из Французской коммунистической партии в 1981 году за критику ее позиции по поводу войны в Алжире, признается, что «ищет компас» для понимания нынешней войны в Украине и ее последствий.
Сторонник европейского федерализма, как его определил итальянский коммунист Альтьеро Спинелли в Манифесте Вентотене (1944), Балибар не предполагал, что Европа скатится к милитаризации, которая сейчас кажется неизбежной. Как и во время вторжения США в Ирак в 2003 году, в книге «L“Europe, l”Amérique, la guerre: réflexions sur la médiation européenne» (La Découverte, 2005) Этьен Балибар предлагает перспективы мышления вне войны.
Отвергая идею «восстановления блоков», философ призывает к интернационализму, который включает поддержку сопротивления украинского народа, а также инакомыслящих россиян. Ведь на кону действительно стоит «европейская война». И поэтому необходимо любой ценой избежать «возведения морального железного занавеса между нами и ими», — объясняет он.
Российское вторжение в Украину вернуло некоторые слова из прошлого, но непонятно, действительно ли они соответствуют нынешней ситуации: холодная война, мировая война, империалистическая война… Какая, по-вашему, война сейчас идет?
Этьен Балибар: Это непростой вопрос, потому что я ни в какой степени не являюсь ни военным, ни геостратегическим экспертом. Но, как и многие люди моего поколения и поколений более поздних, я считаю, что все политические события, происходящие в Европе и мире, затрагивающие такие жизненно важные вопросы, как война и мир, демократия и диктатура, неизбежно требуют реакции.
Если вы являетесь гражданином Европы и призываете задуматься о мире, в котором живете, вы не можете прятаться за своей некомпетентностью.
Поэтому мой ответ заключается в том, что это европейская война. Не только потому, что она происходит на территории, которую можно считать принадлежащей Европе или расположенной на ее границе, но и потому, что эта война происходит внутри исторического, культурного и политического целого, которое мы называем Европой. И в него входит вся Россия.
Это не значит, что Россия и ее нынешний режим, своего рода автократическая, ультрамилитаризованная и все более полицейская «нефтеолигархия», ностальгирующая по Российской империи, не является врагом на сегодняшний день. Она — враг украинцев, а значит, враг всех тех, кто, подобно мне, считает приоритетом поддержку их сопротивления.
Но очень важно учитывать, вопреки некоторым обстоятельствам, что это не война между Европой, сведенной к «маленькой Европе», и державой внешней по определению. Это не война между «нами» и «ими». Это война, которая происходит в пределах нашего европейского пространства, но может выйти за эти пределы, и это очевидный риск.
Как вы определяете это европейское пространство? Каковы его пределы?
Речь идет о широком определении европейского пространства. Я думаю о том, что Горбачев называл «общим домом». Я также имею в виду знаменитую книгу Кейнса, вышедшую после Первой мировой войны: «Экономические последствия мира» (1919).
В этой книге есть посылы, которые противоречат очевидному: например, идея о том, что если мы попытаемся подавить немцев, то это обернется против нас. Он, по сути, говорит своим читателям: «Вас удивит, что англичанин говорит о том, как его волнует происходящее в Европе, но я чувствую себя европейцем». Нам необходимо открытое определение Европы с опорой на ее историю.
Вот почему я говорю, что Россия — это часть Европы, как Англия или Турция. Историческая Европа разделена, иногда жестко разделена внутренними границами, но у нее нет границ внешних, ни на юге, ни на западе, ни на востоке, разве что зоны контакта с другими цивилизациями.
Вы считаете Россию частью Европы, но в своей речи 21 февраля 2022 года Владимир Путин, объявив о начале наступления, отверг само существование Украины. Не противоречит ли его агрессивный империализм такому видению Европы?
Путин настойчиво возвращается к тому, что не может не поражать меня, ведь у меня в голове, помимо прочего, вся история коммунизма. Это идея, что именно Ленин несет ответственность за происходящее, потому что он совершил непоправимую ошибку, когда согласился во время создания Советского Союза в 1922 году, в конце гражданской войны, с тем, что национальное образование под названием Украина будет представлять собой автономную республику в составе СССР.
Путин утверждает, что Ленин сделал катастрофическую уступку украинскому национализму, и что если бы этого не произошло, то в момент распада Советского Союза не встал бы вопрос о независимости Украины, поскольку сами жители считали бы украинские земли частью России. Это равносильно тому, чтобы встать на сторону Сталина против Ленина.
Конечно, я считаю, что Ленин был прав в той знаменитой дискуссии о «национальном вопросе». Он был глубоко озабочен тем, что называл «великорусским шовинизмом». Однако последующие события показали, как легко появляются национализмы, большие и маленькие, в результате войн, кризисов и геноцидов.
Есть и более старые корни, уходящие в историю Российской и других европейских империй, но, на мой взгляд, то, что происходит сегодня, коренится в великом разделении Европы в конце Первой мировой войны и после Русской революции, за которой последовали нацизм и холодная война.
Вывод, который я делаю из этого, с целью предложить перспективу, заключается в том, что целью должно быть пересоздание Европы в интересах россиян, украинцев и в наших собственных интересах. Вопрос наций и народностей будет переосмыслен в этом контексте сверху донизу.
Я не говорю, что мы должны вернуться в 1920 год. Но мы должны рассмотреть эту длинную траекторию разногласий внутри Европы, чтобы попытаться подумать о ее коллективном будущем. И это отчасти диктует нам, что и как мы должны делать в данный момент.
Устраивает ли вас нынешняя реакция Евросоюза на эту войну? Опасаетесь ли вы военной эскалации?
Я очень боюсь военной эскалации, в том числе ядерной. Это ужасно, и этого, очевидно, нельзя исключать. Но пацифизм — не выход. Насущная необходимость — помочь украинцам сопротивляться. Давайте не будем заигрываться в «невмешательство». Евросоюз в любом случае уже вовлечен в войну. Даже если он не посылает войска, он поставляет оружие — и я считаю, что это правильно. Это одна из форм вмешательства.
Во-вторых, европейские армии приведены в боевую готовность и направляют подразделения к границам. Невозможно предсказать, что произойдет, если российские армии доберутся туда своим ходом. И, в-третьих, ЕС как часть Запада принимает экономические «санкции», которые, если будут эффективными, то окажутся «гибридным» способом ведения войны и могут привести к ответным действиям России.
Неизвестно, что тогда будут делать китайцы, но всё говорит о том, что они, хотя и видят определенную выгоду в том, что русские нагнетают обстановку в западном мире, не готовы следовать за ними не пойми куда. Китайцы не мыслят категориями «лагерей». Есть ли у них способ заставить Путина задуматься? Это менее очевидно.
Возвращаясь к вашему вопросу. Ноам Хомский сказал недавно, что мы должны поддержать украинцев, но оставить Путину выход, и что экономические санкции не должны привести к чрезмерной реакции со стороны русских. При всем уважении, я считаю, что он ошибается.
Если вы хотите заставить Путина отступить, вы должны нанести ему сильный удар. Но абсолютно верно, что экономические санкции явлются обоюдоострыми, и что европейцы, скорее всего, пострадают в плане поставок газа, нефти и пшеницы. Инфляция будет зашкаливать. Может даже возникнуть «системный риск» для мировых финансов.
Вообще говоря, мы находимся в состоянии риска уже очень долгое время. Мы не можем одновременно вмешиваться в войну, которую в разных формах начал Путин, и считать, что это ничего не будет нам стоить и не будет связано ни с каким риском.
Императив, повторяю, заключается в том, чтобы в первую очередь поддержать украинцев. Поэтому я не хочу давать Путину выход. Более того, он сам этого не хочет. Он поставил себя в положение «все или ничего». И именно это пугает.
Путин использовал якобы угрозу со стороны НАТО для оправдания своей войны, как будто она является результатом межимпериалистического соперничества с США. Как мы можем преодолеть «кэмпизм», противостояние лагерей, которое провоцирует Путин, и которое вновь проявляется в этой войне?
Я отношусь к тем, кто считает, что НАТО должно было исчезнуть в конце холодной войны, одновременно с Варшавским договором. В то время Запад считал, что, выиграв войну «систем», он должен пожинать плоды этой победы на всех направлениях: экономическом, идеологическом, военном. Среди того, что он сохранил, была НАТО, которая выполняла внешние функции, но также — и, возможно, прежде всего — функцию дисциплинирования, чтобы не сказать приручения, западного лагеря.
Все это, безусловно, связано с империализмом: НАТО является одним из инструментов, гарантирующих, что Европа в самом широком смысле не имеет реальной геополитической автономии по отношению к американской империи. Это одна из причин, по которой НАТО была сохранена после холодной войны. И последствия оказались катастрофическими для всего мира.
НАТО укрепляла диктатуры в своей зоне влияния, покрывала или равнодушно терпела всевозможные войны, в том числе ужасно кровопролитные и связанные с преступлениями против человечности. То, что происходит сейчас, не меняет моего мнения на этот счет.
Однако российская агрессия реальна, и, например, для граждан стран Балтии НАТО является, по всей видимости, единственной защитой. В этих странах 30-40% русскоговорящего населения. Российская империя всегда хотела иметь выход к морю, как на севере, так и на юге, и Рига вполне может опасаться судьбы Крыма. Еще одной проблемой может стать Польша, в которой очень много наследственного национализма, а также травма от германско-советского пакта…
Лучше всего, если Европа будет достаточно сильна, чтобы защитить свою собственную территорию, и если у нас будет эффективная система международной безопасности — то есть демократически обновленная ООН, которая лишит постоянных членов права вето.
Однако чем больше НАТО укрепляется как система безопасности, тем слабее оказывается ООН. В Косово, Ливии и, прежде всего, в Ираке в 2003 году целью Соединенных Штатов и последовавшего за ними НАТО было разрушить способность ООН к посредничеству, предложениям, урегулированию и международному правосудию.
Если задаться вопросом, какие гарантии могут быть у народов против агрессии, то НАТО — это последняя соломинка, за которую они могут ухватиться в определенных случаях. Но это, мягко говоря, не идеальный вариант. Ведь вместе с «защитой» НАТО приходит и включение в стратегический конфликт глобальных империализмов.
Возвращаясь к вопросу, я думаю, что отсылки к НАТО — всего лишь предлог со стороны Путина. Не агрессия НАТО подтолкнула Путина к войне. Но то, что с 1991 года ведется систематическая политика «выгрызания» (grignotage) позиций вокруг России — достаточно взглянуть на карту, чтобы понять, что это действительно так.
С начала войны не только украинцы оказывали сопротивление, но и россияне, которые подвергая себя огромному риску, проявляли солидарность с ними. Может ли российский народ помочь в избавлении от Путина?
Да, и меня очень вдохновляет эта идея. Поставим вопрос так: что может остановить Путина? Первый ответ: украинский народ, если ему помогут. А второй ответ: российский народ, несмотря на жестокость давящего на него репрессивного аппарата.
Я не знаю, можно ли сказать, что большинство российского народа предпочло бы демократию нынешней системе, но кое-что указывает на это. Я думаю, Путин боялся, что демократический дух укрепится в Украине, в культурном и политическом пространстве, которое переплетено с Россией всеми возможными способами и которое страдает от некоторых сходных проблем, связанных с коррупцией.
Давайте также вспомним протесты против Путина, когда он был переизбран в 2012 году — с большим отрывом, но, возможно, с подтасовкой результатов. В России есть общественное мнение, хотя я не исключаю, что многие придерживаются путинского дискурса о восстановлении былого величия России, особенно под влиянием православной церкви. Что касается фашистской мифологии о «евразийском» континенте, на котором доминируют славяне, то ее влияние кажется мне гораздо менее очевидным.
Наконец, есть еще один принципиальный для меня элемент: мы не должны рассматривать раздельно российский народ и российскую армию.
В российской армии есть профессионалы, «спецподразделения», от которых можно ожидать самого худшего, как они уже доказали в других местах, но есть и призывники, а за ними стоят их семьи. Во время войны в Чечне матери российских солдат выходили на улицы в знак протеста. Поэтому возникает большой вопрос: могут ли волны разочарования и политического протеста распространиться в российском обществе из эпицентра войны?
Конечно, сказывается моя старая марксистская культура: Энгельс утверждал, что при наличии призывных армий пролетариат, состоящий в армии, будет восставать против войн. Оказалось, что это весьма идеалистично, но есть примеры по крайней мере пассивного сопротивления солдат войнам, примеры того, чего мы ждем от них.
Я возвращаюсь к своим размышлениям в начале: российская армия вторглась в Украину, но кто стоит за этой армией? Отсюда вопрос: чем мы можем им помочь? Конечно, не путем их изоляции, не путем установления железного занавеса между ними и нами… Таковое мое интернационалистское видение.
Значит, частью решения конфликта будет интернационализм?
Трудно быть интернационалистом, когда торжествует национализм, но есть небольшая брешь для интернационализма: солидарность с народами по обе стороны поля боя.
Это кажется мне тем более важным, что у нас дома есть свои националисты или «суверенисты», которых субсидирует или вдохновляет Путин. Парадоксально, но они тоже образуют своего рода Интернационал.
Но идея, которая владеет мной в данный момент, заключается в том, чтобы понять, как практиковать единство противоположностей: вести войну против российской армии и Путина, поскольку он навязывает нам эту войну, и придумать выход из нее, который не состоял бы в восстановлении блоков. В долгосрочной перспективе цель заключается не только в том, чтобы Путин отступил. Есть более интересная политическая цель: чтобы его народ избавился от него.
И есть цель еще более амбициозная: изобрести большую многоязычную, мультикультурную Европу, открытую для всего мира. Не превращать милитаризацию Евросоюза, какой бы неизбежной она ни казалась в краткосрочной перспективе, в смысл нашего будущего. Избежать «столкновения цивилизаций», эпицентром которого стали бы мы сами.
Оригинал тут
Источник тут
