Пора признать – никакого урегулирования в турборежиме нет и не будет. Никакие миротворцы не смогут переломить ситуацию до тех пор, пока Россия не откажется от идеи продолжения войны против Украины.
На прошлой неделе министр реинтеграции Алексей Резников опубликовал новый текст на платформе Atlantic Council. Вслед за ним появилось еще одно программное интервью вице-премьера по вопросам реинтеграции на украинском ресурсе “Главком”. Оба текста стоят внимательного прочтения, ведь они – своего рода черта под теми маневрами, которые проводились украинской переговорной командой для форсирования процесса урегулирования.
Эти тексты открывает элемент, дающий определенный повод для оптимизма: министр заявляет, что главным форматом для политического урегулирования был и остается нормандский формат, а Минск – является только вспомогательной площадкой. Это подход, на котором все эти годы мы и настаивали. Но сразу же может возникнуть закономерный вопрос: если Минск – вспомогательная площадка, а вся политика должна уходить в нормандский формат, то почему же последние несколько месяцев украинские переговорщики так упорно пытались начать дискуссии о собственно политических вопросах в рамках ТКГ?
Сторонники Ермака-Резникова могли бы возразить, что это – очередная “многоходовая комбинация”, направленная на то, чтобы показать неконструктив российской стороны, что в итоге должно привести к пересмотру Минских соглашений.
Минск действительно необходимо пересматривать – и мы неоднократно писали и говорили об этом. Но вряд ли к его пересмотру может привести форсированное обсуждение политических вопросов в рамках ТКГ.
Показательной в этом плане является история так называемой “формулы Штайнмайера”, которую украинские переговорщики оформили как отдельные письма, и утверждали, что это никак не повлияет на ход переговоров, хотя очевидно, что формула Штайнмайера являлась началом обсуждения модальности проведения выборов.
И этот диалог начался до сколь-нибудь серьезных подвижек в ситуации с безопасностью, что является нарушением последовательности пунктов в том же со всех сторон несовершенном Комплексе мер. Сегодня мы видим, что наша уступка не привела ни к чему, кроме усиливающегося давления российской стороны по поводу выполнения нами политической части Минска-2 здесь и сейчас.
Другой вариант, предложенный Резниковым – это пересмотр ролей институций, уже вовлеченных в урегулирование. В качестве одной из таких мер, “наравне с прагматичным подходом к имплементации Минских соглашений” предлагается задействовать миротворцев ОБСЕ. Сам министр реинтеграции утверждает, что это беспрецедентный шаг.
Но основная проблема с этой идеей – далеко не в ее «новизне», хотя это слово вполне может быть взято в кавычки, ведь к миротворческим миссиям как шансу на выход из замкнутого круга не апеллировали только те, кто не хотели заработать политических дивидендов на теме урегулирования.
Проблема с какими бы то ни было миссиями по поддержанию мира заключается в том, что для поддержания мира необходимо в первую очередь его установление.Необходим адекватный и работающий мирный договор между сторонами конфликта – то есть Россией и Украиной. Очевидно: подписание и выполнение такого договора – не в интересах России, чьи официальные представители говорят, что выход Украины из Минска повлечет за собой необходимость “создания новой базы в виде нового документа, что будет чрезвычайно сложно”.
Кроме того, есть вопросы и к мандату предполагаемой миссии. Если исходить из тех драфтов, которые презентовались во время первых обсуждений миротворцев ОБСЕ в Украине в 2016 году, предлагаемая участниками диалога конструкция имеет очень мало смысла в нашей ситуации. Ведь речь шла о полицейской миссии, вооруженной только стрелковым оружием.
Это невозможно соотнести с тем положением вещей, которое мы имеем сегодня: даже если представить, что мы вышли на некий договор с Россией, который в действительности прекратит огонь, если Россия выведет своих кадровых офицеров с оккупированной ею территории, на руках у местных боевиков и “отпускников”, мимикрирующих под “простых шахтеров, купивших форму в ближайшем военторге” останется очень много оружия. Что будет делать полицейская миссия в том случае, если при разоружении что-то пойдет не так? Как она намерена защищать себя – не говоря уже о местном населении?
К тому же, Россия не собирается соглашаться ни на какой вариант миротворческой миссии, кроме старого, еще предложенного Сурковым: миротворцы могут продвигаться вглубь оккупированной территории только в обмен на уступки по политической части урегулирования, касающиеся прямого диалога Украины и представителей псевдореспублик.
Можно возразить, что Козак – совершенно не Сурков. Но повестку никогда не определяли сами переговорщики от РФ. А подход Путина к теме миротворчества ничуть не изменился за эти годы: заезженные речи о “новой Сребренице” и рассказы о том, что “Минск надо выполнять как написано” (в переводе на русский – “выполнять его таким, каким его видит российская сторона”).
Иными словами, Россия не заинтересована ни в пересмотре Минских соглашений, ни в продвижении по треку безопасности. Она может согласиться только на такую миротворческую миссию, в чьем нахождении на оккупированных территориях или не будет смысла вовсе, или которая будет инструментом дополнительного давления исключительно на Украину. Россию вполне устраивает текст Комплекса мер, где в качестве сторон военного противостояния фигурируют Украина и ОРДЛО, и именно такое прочтение этого документа будет той основой, на которой РФ собирается строить свою переговорную линию.
А вот формат самой ТКГ – предмет постоянных российских манипуляций. Группа называется русскими просто “контактной”, без упоминания трех сторон. Ведь три стороны – это Украина, Россия и ОБСЕ. Боевики не являются стороной переговоров, а присутствуют на них по приглашению ОБСЕ. И хотя украинская сторона и называет их “приглашенными от России”, пытаясь отразить тот факт, что без директив из РФ эти люди не имеют права на высказывание, попытки украинской реинтерпретации самого формата ТКГ не выглядят слишком удачно.
Боевики были и остаются абсолютно лишними в этом формате, и их не нужно “уравновешивать” кем-либо, пусть даже самым достойным.Не нужно называть их и “приглашенными от России” – уместно скорее говорить об их полной управляемости и контролируемости Россией, и вести диалог о нецелесообразности их присутствия со стороной-модератором процесса – ОБСЕ. Ведь у нас уже есть субъект принятия решений – зачем необходимо присутствие нерадивых подчиненных?..
В итоге, можно сколько угодно говорить о том, что своими форсированными действиями в политподгруппе ТКГ мы показали собственную проактивность, и бездействие России, но насколько эти шаги приблизят пересмотр Минских соглашений – остается открытым вопросом. Главным аргументом за пересмотр Минска были и остаются сроки, прописанные в документе: его срок действия – до 31 декабря 2015 года. Последующие продления были такой же попыткой показать “украинскую конструктивность” со стороны прошлой власти, и тоже не привели ни к каким ощутимым сдвигам.
Серьезный аргумент, предлагаемый нынешней переговорной командой – это упоминание линий отвода сил и средств, которые грубо нарушаются боевиками в том же Дебальцеве (об этом с 2015 года говорит большинство украинских экспертов, занимающихся темой урегулирования). Но оба этих тезиса могли бы совершенно спокойно звучать и без той череды грубых ошибок в треке безопасности и политическом треке, которые уже были допущены украинской стороной.
Пора признать – никакого урегулирования в турборежиме нет и не будет. Никакие миротворцы не смогут переломить ситуацию до тех пор, пока Россия не откажется от идеи продолжения войны против Украины. А она, очевидно, не намерена этого делать.
Потому нам остается только готовиться к долгой обороне. Без лишний иллюзий и фантазий.
Авторы: Виталий КУЛИК, Мария КУЧЕРЕНКО, Центр исследований проблем гражданского общества
Источник: hvylya.net
