Михаэль ДОРФМАН: О Чавесе, который не стал Сталиным

Из самых запомнившихся картин в великом романе Фазиля Искандера: Иосиф Джугашвили, не  захотевший стать  Сталиным,  едет  себе на  арбе, мурлычет  песенку  о чёрной  ласточке…  Уго Чавес, скончавшийся, как и Сталин, 5-го марта, мог бы стать маленьким Сталиным, типичным латиноамериканским диктатором, но не за­хотел им стать.

Несправедливо было бы рисовать всех латиноамериканских военных как кровожадных правых полковников в тёмных очках, свергающих антиимпериалистических гражданских реформаторов. Путь полковника Чавеса к власти через попу­листскую риторику повторял путь полковника Хуана Перона в Аргентине, полковника Хакобо Арбенса в Гватемале, Омара Торрихоса в Панаме, Хуана Веласко в Перу. Арбенса свергли, Торрихоса (судя по всему) убили. Через несколько лет после выборов Перон начал репрессии против своих левых союзников, резко повернул вправо и взялся за ликвидацию профсоюзов и  гражданского общества. Перон даже с энтузиазмом поддержал организованное ЦРУ свержение Арбенса в 1954 году. В свою очередь радикализм перуанской хунты выразился в основном в союзе с СССР. Перу быстро погрязло в коррупции, некомпетентности и угнетении народных масс.

Чавес вовсе не гнушался авторитарных мер, оказывал давление на суды, национализировал некоторые СМИ, однако не больше, чем иконы либерализма — Франклин Делано Рузвельт или Шарль де Голль. В целом — Чавес оставался демократическим лидером. Чавес сохранил гражданское общество и власть закона. По разным подсчётам, в Венесуэле 11 или 17 политических заключённых. Это куда меньше, чем в Никарагуа после 1980 года, чем на Кубе, чем в американском «государстве Хомэленд сэкьюрити» Буша-Обамы, где десятилетиями людей держат в тайных тюрьмах, без суда, по каким-то секретным инструкциям из Белого дома.

Ещё важней, что Чавес никогда не изменил своему электорату, как это сплошь и рядом заведено не только у латиноамериканских президентов-полковни­ков, вроде Перона, но и  у «респектабельных» политиков – Тони Блэра, Владимира Путина или Барака Обамы. Если уж говорить об авторитаризме, то его было как раз недостаточно. Чавес не тронул коррумпированный госаппарат, не ударил по корпоративным доходам. Он предпочитал в обход создавать па­раллельные структуры социального обеспечения, смягчавшие жёсткую народную нужду и заодно обеспечивающие ему широкую электоральную под­держку.

Если понимать демократию как народовластие, то народное участие в исправлении власти в Венесуэле, несомненно, — самое широкое в Западном полу­шарии. Чавес отказался от проторённого и порочного пути однопартийных диктатур и «народных фронтов». Чавизм – это широчайшая народная коалиция очень разных партий, групп, гражданских ассоциаций, локальных и автономных коллективов. Чавизм поддерживают и новый боливарианский политиче­ский актив, и разнообразные традиционные левые партии и группы, и экономические элиты, и военные.

Чавес не был авторитарным вождём. При его появлении аудитория не вставала единодушно, не изображала «бурные аплодисменты, переходящие в ова­цию». Чавес был не вождём, а как бы координатором и арбитром. Огромные нефтяные доходы делали президента независимым от всех групп и надёжно ограждали от давления. Огромная заслуга Чавеса в том, что он вовлёк в демократический процесс широкие массы, и они так просто уже не уйдут из по­литики. Опыт создания широкого и разнообразного низового народного движения, эффективно поддерживавшего власть в её социальных программах – на­верное, самое важное и имеющее универсальное значение в опыте чавизма.

Нет сомнения, что Венесуэла Чавеса является тем, что принято называть мобилизованным обществом. Чудо заключается в том, что 14 лет Чавесу удава­лось поддержать эти мобилизованность без культивации внешней опасности, как, например, в Израиле, и без внутренних репрессий, как в сталинской России. Уникальный феномен Чавеса частично объясняется нефтяным богатством, частично – наличием демократических устоев в Венесуэле. Однако ещё предстоит объяснить и изучить, как в капиталистической и неолиберальной экономической среде Чавес сумел преодолеть религиозную догму неоли­берализма и направить ресурсы на уменьшение страданий широких народных масс.

Феномен Чавеса невозможно серьёзно и объективно объяснить с точки зрения ортодоксального советского или другого «революционного» марксизма, ни с точки зрения неолиберальной догматики. На глазах возникает культ перманентного и непогрешимого революционера. Сама революционность Чавеса вы­зывает много вопросов. Несомненно, что он пользовался революционной риторикой, но сегодня нет политика, который бы так или иначе не говорил о пере­менах. Множество людей в Венесуэле и во всём мире путают революционность с антиамериканизмом. Сталинисты, нацболы, единоросы, французские неофашисты, стареющие иранские исламские радикалы, вслед за Эдуардом Лимоновым разглядели лишь то, что Чавес «дразнил янки». Одна из явных благоглупостей преемников Чавеса – решение бальзамировать президента. Он был верующим католиком, хотя и не особо соблюдающим обряды. И его надлежит похоронить по-божески и человечески, чтобы душа его упокоилась с миром, не преследовала тех, кто возьмётся сотворить себе кумира.

Неолибералы, в свою очередь, тешатся культом демонизации Чавеса, хотя и здесь Чавес переиграл неолиберальную пропаганду, отобрал у них монопо­лию назначать империи и оси зла. Возникла целая индустрия критики Чавеса и дискредитации венесуэльского опыта социальной политики, очень похо­жая на почившую в бозе советологию. Политику и практику чавизма критикуют не с точки зрения объективной науки, а с точки зрения идеологически-тео­логической догматики свободно-рыночного фундаментализма. Чавеса противопоставляют опыту Бразилии под руководством президента Лулы да Силва. Мол, Чавес – радикальный экстремист, а Лула — умеренный реформатор.  На самом деле они были союзниками и поддерживали друг друга в сложной игре с неолиберальными силами во главе с США, играя роль «плохого и хорошего». Избрание президента Лулы в 2002 году пробило первую брешь в нео­либеральном кольце, смыкавшемся вокруг Чавеса после апрельского переворота того же года.

«Экстремизм» и «радикализм» Чавеса помогали «умеренному»  Луле противостоять нажиму Америки, защищавшей интересы транснациональных корпо­раций. «ВикиЛикс» показали миру, как бразильская дипломатия боролась с попытками Белого дома изолировать Венесуэлу. Во время конференции аме­риканских стран в Буэнос-Айресе в 2005-м на улицах десятки тысяч организованных Чавесом демонстрантов клялись сжечь «свободную торговлю». А президент Лула в конференц-зале отчитывал Буша за лицемерие его политики «свободной торговли», выражавшееся в огромных государственных субси­диях крупному агропромышленному бизнесу.

Без помощи Чавеса латиноамериканским лидерам не удалось бы сорвать опасные планы создания «однополярного мира» и «гармонического эквилибри­ума» в Латинской Америке. Позже Чавес координировал усилия Лулы и президента Аргентины Нестора Киршнера. Их совместные усилия увенчались успехом и заставили администрацию Буша списать долги беднейших стран Латинской Америки. Когда было выгодно, Чавес, публично называвший Буша дьяволом, прекрасно сотрудничал с администрацией Буша, где тоже не гнушались сравнивать Чавеса со Сталиным. Да и в течение всех 14 лет Чавес успешно торговал с США, и большая часть венесуэльской нефти тоже шла в США.

Отношение к Чавесу в мейнстриме американских СМИ и в коридорах власти заслуживает отдельной статьи, вскрывающей откровенный популистский иди­отизм, голливудскую ментальность, разделяющую мир на «наших хороших парней» и на «них», на плохишей. Даже автор либерального «Нью-Йоркера», в положительных тонах описывая программы детского музыкального образования в Венесуэле, созданные по инициативе Чавеса, поддался общему мут­ному потоку брани и заметил, что Сталин тоже любил музыку.

Вообразившая себя «лидером свободного мира», «землёй свободных, домом храбрых» Америка читает себя вправе клеймить вполне рациональных, но неугодных субъектов империями и осями зла, сравнивать с худшими преступниками в истории человечества. Чавес не был радикалом. Он был куда более умеренным, чем большинство прозападных президентов Латинской Америки. Он далёк и от примазавшихся к нему Александра Лукашенко или Ма­хмуда Ахмединежада. Может, в Америке его меры и казались многим недемократичными, но на Кубе и в других латиноамериканских странах Венесуэла была образцом демократичности и умеренности, обществом, которым они сами хотели бы стать.

Серьёзная политика никогда не обходилась без шоу. «Вчера дьявол пришёл сюда, –  заявил Чавес с трибуны Генеральной ассамблеи ООН. – Он стоял здесь. Прямо здесь… Здесь пахнет серой до сих пор – эта трибуна, перед  которой я сейчас стою». Президент взглянул на аудиторию озорными глазами, перекрестился, поцеловал свою руку, как положено, когда отгоняют злой дух. Потом он подмигнул своей аудитории и возвёл очи горе. Это был классиче­ский Чавес — гениальный политический шоумен, игравший миниспектакль, в меру возмутительный, совершенно лишённый как исступлённости, так и лож­ной многозначительной напыщенной пустоты, приправленный хорошо продуманными деталями. Это был луч света в напыщенной рутине выступлений на Генеральной ассамблее. Короткое шуточное замечание сделало куда больше, чем длинные обвинительные речи, отвлекло огонь от дежурного мирового злодея Ирана, которого тогда всем миром осуждали за плохое поведение.

Таким и запомнится Чавес. Он говорил о себе: «Я – как колючка в саванне, которая может давать аромат друзьям во время цветения и шипы врагам, когда меня трогают». Чавес ушёл на пике популярности, оставив после себя очень сложное общество. Неясно, насколько смогут укрепиться достижения его Боливарианской революции. Как всегда бывает, вчерашние победы являются источником завтрашних проблем. Перед Венесуэлой стоят серьёзные экономические и социальные проблемы. В их решении Чавес уже не примет участия. Чавес останется в памяти поколений как лидер, который в смутное время глобальной гегемонии свободно-рыночного корпоративного капитализма сумел не только с книгой Ноама Хомского в руках бросить интеллектуаль­ный вызов триумфальному неолиберализму, но и на практике показать, что альтернатива этой системе возможна.

Источник: „Новый смысл» // https://www.sensusnovus.ru/opinion/2013/03/11/15914.html