В опубликованной несколько лет назад книге «Stasis. Гражданская война как политическая парадигма» я попытался показать, что в классической Греции возможность – я подчеркиваю термин «возможность» – гражданской войны функционировала как предел политизации между oikos и polis, без которого политическая жизнь была бы немыслима.
Без stasis, без состояния граждан в крайней форме несогласия, полиса больше не существует. Эта конститутивная связь между stasis и политикой была настолько неизбежной, что даже у мыслителя, который, казалось бы, основал свою концепцию политики на исключении гражданской войны, то есть у Гоббса, она оставалась практически возможной до самого конца.
Гипотеза, которую я хотел бы выдвинуть, заключается в том, что если мы пришли к ситуации абсолютной деполитизации, в которой мы сейчас находимся, то это именно потому, что сама возможность stasis в последние десятилетия была постепенно и полностью исключена из политической рефлексии, даже через ее скрытое отождествление с терроризмом.
Общество, в котором исключена возможность гражданской войны, то есть крайней формы инакомыслия, – это общество, которое не может не скатиться к тоталитаризму. Я называю тоталитарной ту мысль, которая не рассматривает возможность противостояния в крайней форме несогласия, мысль, которая допускает только возможность согласия. И не случайно, что именно благодаря установлению консенсуса как единственного критерия политики, демократии, как учит нас история, скатились к тоталитаризму.
Как это часто бывает, то, что было удалено из сознания, вновь появляется в патологических формах. И то, что происходит вокруг нас сегодня, это то, что забвение и невнимание к stasis идут рука об руку, как заметил Роман Шнур в одном из немногих серьезных исследований по данной теме, с развертыванием своего рода мировой гражданской войны.
Дело не только в том, что войны, как уже некоторое время назад отмечали правоведы и политологи, больше не объявляются официально и, трансформируясь в полицейские операции, приобретают характеристики, которые раньше приписывались гражданским войнам. Решающим сегодня является то, что гражданская война, став единой системой с государством чрезвычайного положения, превращается, подобно последнему, в инструмент управления.
Если проанализировать указы и распоряжения, принятые властями в последние два года, становится ясно, что они направлены на разделение людей на две противоположные группы, между которыми устанавливается своего рода неразрешимый конфликт. Инфицированные и здоровые, привитые и непривитые, с QR-кодом и без, интегрированные в социальную жизнь или исключенные из нее: в любом случае единство между гражданами, как это бывает в гражданской войне, нарушается.
То, что произошло на наших глазах без нашего осознания, заключается в том, что две пограничные формы – право и политика – были бессовестно использованы в качестве нормальных форм правления. И если в классической Греции stasis, в той мере, в какой он означал прерывание политической жизни, ни в коем случае нельзя было скрывать и превращать в норму, то теперь он, как и чрезвычайное положение, стал как таковой парадигмой par управления людьми.
Источник: Quodlibet
9 апреля 2022 г.
