Мир, в котором человек не обязан трудиться, чтобы выжить — это реальность, считают политический философ Ник Срничек и социолог Алекс Уильямс. Для построения социальной утопии они предлагают перейти к полной автоматизации, сократить рабочую неделю, обеспечить каждому базовый доход и дестигматизировать безработность.
Зарплата не подходит
Совмещенным итогом полной автоматизации и укорачивания рабочей недели без сокращения зарплаты стало бы освобождение значительного объема свободного времени без сокращения экономической выработки и без заметного роста безработицы. Но это свободное время не имело бы особой ценности, если бы людям приходилось по прежнему биться, чтобы свести концы с концами.
По словам Пауля Маттика, «досуг голодного или нуждающегося — это никакой не досуг, а безостановочная деятельность, направленная на выживание или улучшение своего положения».
Например, у частично безработных, или недозанятых, много свободного времени, но нет средств, чтобы этим временем насладиться. Получается, что частично безработные — это в действительности просто эвфемизм для частично оплачиваемых. Именно поэтому ключевое для посттрудового общества требование — безусловный базовый доход (ББД), предоставление каждому гражданину суммы денег, на которую можно прожить, без проверки его материального положения.
Эта идея периодически возникала и ранее. В начале 1940-х годов некая версия такого подхода выдвигалась в качестве альтернативы докладу Бевериджа, который в конечном итоге сформировал британское социальное государство.
Сейчас многие уже забыли, что в 1960–1970-х базовый доход был ключевым элементом предложений по реформе системы социального обеспечения в США. Экономисты, НКО и политические деятели детально исследовали эту тему, в США и в Канаде было проведено множество мелких экспериментов.
Фактор ББД был таким сильным, что более 1300 экономистов подписали петицию, призывавшую Конгресс США ввести в действие «национальную систему гарантированного дохода». Три администрации всерьез рассматривали это предложение, а два президента — Никсон и Картер — пытались провести соответствующий закон.
Другими словами, в 1970-е годы ББД едва не был реализован. Хотя Аляска в конце концов ввела базовый доход, который финансировался из ее нефтяных месторождений, эту идею перестали обсуждать всерьез, когда принципы неолиберализма победили. Однако в последние годы идея безусловного дохода вновь стала популярной. Она получила развитие как в мейнстримных, так и в критически настроенных медиа, ее подхватили Пол Кругман, Мартин Вулф, The New York Times, Financial Times и Economist.
Швейцария проводила референдум о введении ББД в 2016-м, такие же проекты рекомендовались парламентскими комитетами в других странах, разные политические партии включили идею в свои манифесты, проводились новые эксперименты в Намибии и Индии. Идея приобрела глобальный размах, ее настойчиво продвигают группы в Бразилии, Южной Африке, Италии и Германии и международная сеть, куда входят более двадцати стран. После того как кризис 2008 года сменился режимом строгой экономии, движение в поддержку ББД вновь стало расти.
Требование о введении ББД, однако, является лакомым куском для противоборствующих гегемонных сил. Его можно задействовать как в рамках либертарианской утопии, так и внутри посттрудового общества; многих эта амбивалентность толкает к ошибочному совмещению двух полюсов.
Призывая к безусловному базовому доходу, нужно артикулировать три ключевых фактора, чтобы эта мера была осмысленной. ББД должен обеспечивать достаточный доход для приемлемого уровня жизни; он должен быть всеобщим, то есть предоставляться каждому без всяких дополнительных условий; и наконец, он должен дополнять социальное государство, а не служить ему заменой.
Первый пункт достаточно очевиден: ББД должен обеспечивать материально адекватный доход. Точная цифра может варьировать в зависимости от страны и региона, но ее относительно несложно вывести из имеющихся данных. Если ББД будет слишком низким, существует риск, что он превратится просто в правительственную субсидию бизнесу. Вдобавок ББД должен быть всеобщим и выделяться каждому без каких бы то ни было условий.
Поскольку для его получения не потребуется подтверждать свое материальное положение или что-либо еще, безусловный доход будет свободен от дисциплинарной природы капитализма «всеобщего благосостояния». Более того, будучи всеобщим, ББД позволит избежать стигматизации, которая сопровождает социальные пособия, поскольку этот доход получает каждый. «Безусловность» обязывает и к отмене любых ограничений, связанных со статусом получателей базового дохода, будь то граждане, иммигранты или заключенные.
Требование универсальности обеспечивает основу для продолжения борьбы за расширение целей и охвата базового дохода. Наконец, ББД должен дополнять социальное государство. Консервативный довод за базовый доход, которого следует избегать любой ценой, заключается в том, что последний должен попросту заменить собой социальное государство, обеспечив каждого индивидуума значительной суммой.
Согласно этому сценарию ББД должен стать вектором растущей маркетизации, превращающей социальную помощь в частный рынок. Тогда это будет не какая-то аберрация неолиберализма, а просто расширение его основной задачи — создания новых рынков. Именно поэтому мы выдвигаем противоположное требование: сделать ББД дополнением к возрожденному социальному государству.
В поддержку ББД имеется огромное количество доводов, основанных как на нравственных соображениях, так и на эмпирических данных: уменьшение бедности, улучшение и удешевление здравоохранения, уменьшение числа недоучившихся в университетах, сокращение статистики мелких преступлений; больше времени с семьей и друзьями и меньше государственной бюрократии.
В зависимости от подачи, безусловный базовый доход может получить поддержку всего политического спектра — либертарианцев, консерваторов, анархистов, марксистов и феминисток.
Преимущества этого требования отчасти кроются в его амбивалентности, которая дает возможность обеспечить ему широкую народную поддержку. В контексте наших целей, однако, значение ББД как требования сводится к четырем взаимосвязанным факторам.
Первый пункт, который необходимо подчеркнуть: это требование политических, а не только экономических изменений. Часто считается, что ББД — это просто форма перераспределения от богатых к бедным или что это мера поддержки экономического роста путем стимулирования потребительского спроса.
С этой точки зрения ББД имеет безупречные реформистские характеристики и мало чем отличается от пресловутого прогрессивного налога. Однако реальное значение ББД заключается в том, каким образом он опрокидывает неравенство сил, существующее сейчас между трудом и капиталом.
Пролетариат определяется своим отчуждением от средств производства и средств к существованию. Тем самым пролетариат вынужден продавать себя на рынке труда, чтобы заработать необходимый для выживания доход. Некоторым из нас посчастливилось выбрать, где работать, но лишь очень немногие имеют возможность выбрать не работать вовсе. Базовый доход меняет это условие, он обеспечивает пролетариат средствами к существованию, не ставя его в зависимость от работы.
Иными словами, работники имеют возможность выбора — работать или нет (и во многих отношениях неоклассическую экономику ловят на слове, поскольку труд становится по-настоящему добровольным). Таким образом ББД освобождает наемный труд от аспекта принуждения, частично декоммодифицирует его и тем самым меняет политические отношения между трудом и капиталом.
Это изменение — превращение труда из принудительного в добровольный — имеет ряд важных следствий. В первую очередь это увеличивает классовое влияние, сокращая спад на рынке труда. Избыточное население демонстрирует нам, что случается, когда на рынке застой: заработная плата падает, и работодатели могут свободно обесценивать работников.
Напротив, когда рынок труда плотный, труд приобретает политическую остроту. Экономист Михал Калецки давно это заметил, когда предположил, что это свойство объясняет, почему полная занятость будет всегда встречать сильное сопротивление.
Если бы каждый работник всегда мог найти работу, угроза увольнения потеряла бы свое дисциплинарное значение — ведь других рабочих мест предостаточно. Работники получили бы преимущество, а капитал потерял свою политическую власть. Та же динамика работает и в случае базового дохода: уменьшая свою зависимость от наемного труда, работники начинают сами контролировать предложение рабочей силы, что дает им власть на рынке труда.
Классовое влияние возрастает и по разным другим причинам: легче собирать людей на забастовку, поскольку работники не беспокоятся о сокращении заработной платы или истощении забастовочного фонда; время, затрачиваемое на наемный труд, может меняться в зависимости от желания работника, а свободное время тратится на укрепление сообщества и политическую деятельность; человек может остановиться и подумать, он надежно защищен от постоянного прессинга неолиберализма; тревожность, вызываемая работой и безработицей, уменьшается благодаря страховке ББД.
Более того, требование ББД соединяет в себе нужды занятых, безработных, частично занятых, сезонных работников, временных работников, учащихся и инвалидов. Идея базового дохода выражает общий интерес этих групп и обеспечивает всенародное направление мобилизации.
Второй отличительной чертой ББД является то, что он переводит неустойчивую занятость и безработицу из области нестабильности в состояние свободного маневра. Часто забывают, что первоначальный толчок гибкой системе труда дали сами рабочие, которые пытались разорвать обременительное постоянство традиционного фордистского труда . Повторяющийся график с девяти до пяти в сочетании с монотонностью большинства занятий вряд ли вдохновляет на то, чтобы связывать себя с такой работой на всю жизнь.
Работа по уходу за другими людьми тоже подразумевает гибкий график, что делает традиционный труд еще менее привлекательным. Сам Маркс обращается к освободительным аспектам гибкого труда в своем знаменитом утверждении, что коммунистическое общество «создает для меня возможность делать сегодня одно, а завтра — другое, утром охотиться, после полудня ловить рыбу, вечером заниматься скотоводством, после ужина предаваться критике, — как моей душе угодно, — не делая меня в силу этого охотником, рыбаком, пастухом или критиком». Столкнувшись с этим стремлением к гибкости, капитал адаптировал и кооптировал его в новые формы эксплуатации.
Сегодня гибкий труд предстает в форме неустойчивой занятости, нестабильности, а вовсе не свободы. ББД отвечает на эту обобщенную неустойчивость и переводит ее из области страхов в область освобождения.
Третье: базовый доход сделает необходимым перерасчет ценности, присвоенной разным типам труда. Поскольку работники больше не нуждаются в работе, они могут просто отвергать низкооплачиваемые предложения, слишком трудозатратные предложения, предложения с маленьким социальным пакетом либо унижающие достоинство. Низкооплачиваемая работа часто оказывается отупляющей и вселяет неуверенность, так что при наличии безусловного дохода вряд ли многие захотят ее выполнять.
В итоге опасная, скучная и непривлекательная работа станет оплачиваться лучше, в то время как интересная, привлекательная и полезная работа начнет оплачиваться хуже. Иными словами, мерой ценности работы становится ее сущность, а не только ее доходность. В результате такой переоценки, по мере того как плата за непопулярный труд будет расти, начнут возникать новые инициативы по ее автоматизации. Таким образом, ББД будет формировать положительную обратную связь с требованием полной автоматизации.
С другой стороны, базовый доход не только изменит ценность самых нежелательных видов работ, но и приблизит нас к осознанию того, что большая часть работы по уходу за другими людьми не оплачивается. Точно так же как требование оплаты за домашнюю работу признало и политизировало домашнюю работу женщин, так же и ББД признает и политизирует обобщенный способ ответственности всех нас за общественное воспроизводство: от неформальной работы к официальной, от домашней — к общественной, от индивидуальной — к коллективной.
Центральным местом становится не производительный труд, будь то в традиционно марксистском понимании или в неоклассическом, а более общая категория воспроизводительного труда. Учитывая, что мы все работаем на производство и воспроизводство капитализма, наша деятельность также заслуживает вознаграждения. Признавая это, ББД знаменует собой переход от вознаграждения по способностям к вознаграждению по потребностям.
Все генетические, исторические и социальные вариации, которые делают трудозатраты плохой мерой человеческой ценности, здесь выносятся за скобки; вместо того — люди ценны уже тем, что они люди.
И наконец, базовый доход является по существу феминистским проектом. Пренебрегая гендерным разделением труда, он побеждает ряд предрассудков традиционного социального государства, основанных на том, что кормилец — мужчина. Точно так же он признает вклад бесплатных домашних работников в воспроизводство общества и обеспечивает их соответствующим доходом. Финансовая независимость, которая появляется с базовым доходом, очень важна и для развития синтетической свободы женщин.
Она допускает эксперименты с разными формами семейной и общинной структуры, которые больше не ограничиваются моделью частной нуклеарной семьи. Финансовая независимость может перестроить и интимные отношения: одним из самых неожиданных выводов в процессе экспериментов с ББД оказался тот, что он увеличивает число разводов.
Консервативно настроенные комментаторы поспешили увидеть в этом доказательство безнравственной природы базового дохода, но в действительности высокий уровень разводов легко объясняется тем, что женщины, получив финансовое обеспечение, решаются прекратить дисфункциональные отношения.
Таким образом, базовый доход может облегчить эксперименты со структурой семьи, дать больше возможностей для ухода за детьми и способствовать изменениям в гендерном разделении труда. Более того, в отличие от требования 1970-х — «плата за работу по дому» — введение ББД обещает разорвать связь с заработной платой, а не усилить ее.
Хотя может показаться, что безусловный базовый доход в первую очередь реформирует экономику, его политические последствия, как мы видим, будут весьма значительны. С его введением изменится ситуация с неустойчивой занятостью, получит признание общественно-полезный труд, классовую силу станет легче мобилизовать, расширится пространство для эксперимента в области организации сообществ и семей. Именно механизм распределения меняет производственные отношения. Именно экономический механизм меняет политику труда.
А в терминах классовой борьбы полная занятость очень мало отличается от полной незанятости: и та и другая делают рынок труда плотным, придают силу труду, усложняют эксплуатацию работников. Полная незанятость даже имеет дополнительные преимущества: она не строится на гендерном разделении труда между домашним хозяйством и официальной экономикой; не держит работников в кабальной зависимости от заработной платы; дает работникам автономность в отношении их собственной жизни.
По всем вышеперечисленным причинам классическое социал-демократическое требование полной занятости должно уступить место требованию полной незанятости, ориентированному в будущее.
Из книги «Изобретая будущее: посткапитализм и мир без труда» Ника Срничка и Алекса Уильямса (Strelka Press, 2019)
Источник: Discours
