Понятие правового государства, ранее выступавшего в качестве юридического ограничителя государственной мощи, начиная с восьмидесятых годов прошлого столетия, постепенно наполнялось новым идеологическим значением: отныне оно направлено на подмену демократической законности чуть ли не магической законностью правовой нормы. Таковая якобы являет собою выражение определенного рода объективной действительности, отражение ценностей внутренне присущих “реальности”.
А потому она неопровержима и неоспорима. В действительности же правовая норма законна лишь постольку, поскольку она принята представителями народа или же самим народом после настоящего обсуждения. В результате такой подмены, став “процессуальным видением демократии”, понятие правового государства позволяет иметь одновременно переход к демократии и величайшую дикость в финансовой и социальной областях.
С годами понятие правового государства стало стандартной меркой демократии в мире. Международные организации (такие как ООН, Европейский союз, Всемирный банк …) прибегают к нему для оценки степени продвинутости политики того или иного государства Восточной Европы или Африки в переходный период и рассматривают это понятие в качестве “условия” при предоставлении помощи.
Оно является частью критериев, которым государства должны соответствовать, для того, чтобы принадлежать к 15 странам – членам Европейского союза. Понятие правового государства охватывает ряд конкретных элементов: справедливость выборов, защита прав человека, независимость правосудия, рыночная экономика “в рабочем состоянии”… Как только соответствие этим критериям в большей или меньшей степени достигнуто, заинтересованная страна входит в весьма селективный, но всё более желанный клуб “современных демократий”.
Зародившееся в Германии в конце XIX-го века, понятие правового государства позволяет ограждать общество от сосредоточения власти и её злоупотреблений. Выступая в качестве юридического ограничителя государственной мощи, оно в частности позволило обосновать защиту основополагающих прав и свобод человека посредством их вписания в тексты соответствующих конституций и международных договоров.
Тем не менее, понятие это не нейтральное. Начиная с восьмидесятых годов прошлого столетия, оно постепенно наполнялось новым идеологическим значением: уподобленное понятию демократии как таковому философами, специализирующимися на критике тоталитаризма (такими как Андрэ Глюксман, Блондин Крижель и т. п…), оно было возведено в ранг мифилогизированного персонажа политических дискуссий.
“Выковалась новая государственно-правовая доктрина, – полагает г. Жак Шевалье, профессор права парижского университета Пантеон-Асса, – доктрина, которая, полностью освободившись от учений, созданных правоведами, и построений позитивного (действующего) права, использует понятие правового государства для определения и характеристики особого типа государства, обоснованию законности которого оно одновременно и способствует.
С этой точки зрения, понятие правового государства не является простым инструментом, фиксирующим историческое состояние общества, но также и мощнейшим идеологическим инструментарием: обоснованность государства по идее должна зависеть от степени его подчиненности праву. (1)
Таким образом, забота о защите публичных свобод (охватывающих политические, социально-экономические и личные свободы) сочетается с радикальной критикой государства, подозреваемого – в преломлении критиков тоталитаризма – в том, что оно по природе своей является потенциальным врагом свобод. С этой точки зрения, рост мощи правового государства становится следствием идеологической победы либеральной философии, политическая ветвь которой расцвела под сенью его экономической ветви.
Г. Жак Шевалье подчеркивает, что отстаивание правового государства “вписывается в новый идеологический “ дух времени”, последовавший за кризисом государства-няньки и отмеченный усилением либерализма: сюда входит восхваление рынка, воспринимаемого как наиболее эффективный, рациональный и справедливый способ гармонизации человеческого поведения, а также возвеличивание “гражданского общества”, наделенного всяческими достоинствами…”
В результате, правовое государство в значительной степени влияет на характер политического равновесия, а также на традиционное понимание государства и демократии. Законная забота о защите общественных свобод приводит к усилению роли права в обществе и значения судей, которым поручено обеспечение соблюдения основополагающих прав, в ущерб политическим деятелям, лишаемых своей легитимности.
По сути своей понятие правового государстваозначает подчинение политики и государства праву. Действительно, этот законный принцип позволяет бороться с политическим произволом и защищать свободы. Но одновременно он сползает в сторону пересмотра законности оснований, на которых политика может выступать в качестве места выражения общих интересов, поставленного под контроль всеобщего голосования. Например, понятие правового государства привело к установлению конституционного контроля, позволяющего судьям пересматривать законы, выработанные решением представителей народа.
Никем не избранные судейские работники санкционируют народных избранников. Вплоть до 1958 г. Франция не доверяла конституционному контролю во имя верховенства закона (“Государство законное”, “установленное законом”). Но злоупотребления со стороны Национальной Ассамблеи (“Режим ассамблей”) и “диктатура” политического большинства привели к его приятию в качестве средства правовой защиты оппозиции (2).
Даже если Конституционный совет Франции всегда и остерегался поддаваться соблазну стать своего рода судейским правительством – в отличие от Верховного суда США, который, например, боролся с “новым курсом” (New Deal) Франклина Рузвельта, то нынешние споры об ответственности главы французского государства свидетельствуют о том, насколько иногда бывает трудно разграничить то, что относится к области права, а что – политики.
Понятие правового государства является производным от юридической мифологии, возводящей в ранг святыни правовую норму. Таковая якобы являет собою выражение определенного рода объективной действительности, отражением ценностей внутренне присущих “реальности”. А потому она неопровержима и неоспорима. Использование заклинаний из области “объективной реальности” всегда, кстати, было одной из характерных черт идеологии (3).
И если существование принципов, стоящих над законодателями и даже конституцией, признаётся и относится к теории естественного права, то философы, открывшие их в XVII и XVIII веках, настаивали на том, чтобы люди и их демократически избранные представители воплощали таковые в право и тексты законов. –
Действительно, правила, устанавливаемые естественным правом, обширны и неприменимы на практике, не будучи уточнены. Так, например, основополагающий принцип равенства между людьми запрещает расизм и установление иерархии между этническими группами. Но на практике конкретные способы обеспечения соблюдения этого основополагающего, почти священного принципа предполагают существование выбора, который зачастую трудно сделать: тому пример спор по поводу “ закона Гейсо ” или же позиции, которую следует занять в отношении университетских работников – ревизионистов (надо ли их снимать с занимаемой должности или же постановить, что фальсификация истории является уголовно наказуемым преступлением?).
То же самое относится и ко всем принципам, касающимся свободы. Например, нарушена ли свобода объединения в организации, если подчинить существование ассоциаций предварительному контролю со стороны судебных органов? Эти споры велись во Франции в 1971 году. Тогда они привели к принятию верховного решения Конституционным советом, который счел подобный порядок посягательством на свободы: таким образом, ассоциации не подлежат никакому обязательному декларированию или разрешению.
Даже со стороны судьи (последний может вмешиваться лишь пост-фактум в том случае, если та или иная ассоциация посягает на общественный порядок). В связи с осуществлением свободы выражения своего мнения можно также привести многочисленные примеры, особенно в результате развития Интернета…
В то время как принципы естественного права составляют незыблемую и неподвергающуюся действию времени основу любого свободного и демократического общества, правовые нормы являются лишь выражением выбора той или иной группы людей в определенный момент её истории. Правовая норма отражает состояние продвижения общества по пути достижения свобод, она представляет собою выражение общественного согласия в тот или иной момент времени по тому или иному вопросу.
Понятие же правового государства предполагает существование некоего “объективного” определения правовых норм, которое можно применять, что называется, “под ключ”. Понятие правового государства направлено на подмену демократической законности чуть ли не магической законностью правовой нормы. В действительности же правовая норма законна лишь постольку, поскольку она принята представителями народа или же самим народом после настоящего обсуждения, позволившего оспаривать её и рассматривать возможные варианты развития обстановки в результате одобрения таковой. Достаточно вспомнить, например, продолжительные дебаты, сопровождавшие выработку 17 статей декларации прав человека и гражданина от 26 августа 1789 года.
Дело Пиночета послужило иллюстрацией этого конфликта разных толкований законности, поставив под вопрос соглашение, достигнутое внутри сообщества чилийских политиков об участи бывшего диктатора. Достигнутый компромисс отводил преследования от диктатора и одновременно позволял покончить с диктатурой.
Ссылка на высшие принципы не должна ставить под угрозу конкретную судьбу живущих. Это дело показывает, насколько право не должно восприниматься оптом и возводится в ранг святыни вне связи с особыми условиями, в которых оно существует. В задачу законно избранных политиков как раз и входит разрешение подобных споров.
В этом же состоит и проблема, вставшая в связи с созданием Международного суда по уголовным делам (Cour penale internationale – CPI) (4). Конечно же, мы все радуемся тому, что преследуются диктаторы и мучители. Но одновременно возникает вопрос о содержании того права, которое будет при этом применятся. Какой законодательный орган будет задействован при его осуществлении? Пакты ООН и международные договоры, защищающие права человека, являются текстами общего порядка, нуждающимися в толковании.
Мы были свидетелями того, как США попытались атаковать Францию на поле прав человека, посчитав, что светский принцип свободы от религиозного влияния приводит к дискриминации религиозных верований, а в особенности к дискриминации в отношении Церкви саянтологов (5). Но не известно, будет ли вызван бывший президент Франции в Международный суд по уголовным делам в связи с ядерными испытаниями в Тихом океане?
Уже сейчас в Европе наблюдаются противоречия в судебной практике Европейского суда по правам человека, Европейского суда (арбитражного органа европейских сообществ), и национальных конституционных судов по множеству вопросов, касающихся, в частности, права собственности, определения правительственных актов, подпадающих под государственную тайну, родственных связей и т.д.
Таким образом, понятие правового государства поддерживает процессуальное видение демократии, не учитывающее конкретных условий, в которых таковая осуществляется. Демократия сводится к институционному каркасу и к признанию прав. Ссылка на рыночную экономику служит напоминанием того, что свобода, в смысле правового государства, не имеет ничего общего с социальной справедливостью или же распределением благ. Эта свобода, главным образом, дело юридических механизмов.
Таким образом, понятие правового государства дистанцируется от любых рассуждений по поводу “реальной” или же “социальной” демократии и оставляет гражданское пространство невозделанным. Гражданин и общественные связи оставляются на усмотрение процессов саморегулирования гражданского общества в странах, по большей части не имеющих ни политических традиций, ни демократической культуры.
Таким образом, правовое государство позволяет иметь одновременно переход к демократии и величайшую дикость в финансовой и социальной областях, как это и происходит в странах Восточной Европы, с подающими пример Россией и Польшей во главе (6).
В настоящее время, благодаря процессу глобализации правовое государство вот-вот станет единственным определением демократии, выражающим одновременно заботу о защите основополагающих свобод и триумф их либерального толкования в ущерб остальным демократическим традициям.
*****
(1) “Доктрины правового государства” в периодическом издании “Французские тетради”, № 228 за октябрь – ноябрь 1998 г., издательство “Ла Докюментасьон франсэз”.
(2) Франсис Амон и Селин Вайнер, “Закон под надзором”, издательство “Одиль Жакоб”, Париж, 1999 г.
(3) Моник Шемилье-Жандро, “Универсальность человеческих прав”, “МД” за декабрь 1998 г.
(4) “Монд” за 16 декабря 1997 г.
(5) См. передовицу Алена Греша “Живая демократия”, “МД” за сентябрь 2000 г.
(6) См. статью Юбера Ведрина “Перестроить основы французской иностранной политики”, “МД” за декабрь 2000 г.
Автор: АНН-СЕСИЛЬ РОБЕР
Источник: Le Monde
