Кто такой интеллектуал? Ответ, казалось бы, очевиден: человек, который зарабатывает своим умом на жизнь, (или, если он и без того достаточно обеспечен, работает ради удовлетворения своих амбиций), прикладывает в работе умственные усилия, а не физические. В таком упрощённом варианте это определение едва ли может считаться справедливым. Называть интеллектуалом каждого, кто не занимается физическим трудом, значит во многом искажать само значение термина «интеллектуал».
Действительно, появление таких выражений, как «высоколобый профессор» и «яйцеголовый» говорит о том, что где-то в общественном сознании существует идейное выделение определённой категории людей, составляющих более узкую прослойку, чем те, кто «работает головой».
Это не просто терминологические нюансы. Существование этих двух совершенно разных понятий отражает текущее социальное состояние, и, осознав это, мы сможем лучше разобраться, каковы место и функции интеллектуала в обществе. Согласно первому определению, мы говорим о большой группе людей, составляющих важную часть общества, которые выполняют свою работу с помощью мозгов, а не мышц и живут за счёт ума, а не рук.
Давайте назовём их «работники умственного труда». Это бизнесмены и доктора, управляющие компаний и так называемые «поставщики культуры», биржевые брокеры и университетская профессура. Собирательный термин не подразумевает ничего оскорбительного, это не более чем объединение по определенному признаку типа «все американцы» или «все, кто курит трубку».
Устойчивый рост этой группы «работников умственного труда» является одним из самых наглядных результатов стремительного исторического развития. Он отражает крайне важный аспект разделения труда в обществе, которое началось ещё с формирования прослойки духовенства и достигло своего апогея в период развитого капитализма – отделение умственного труда от физического, «голубых» воротничков от «белых».
Как причины, так и последствия этого разделения сложны и всеобъемлющи. Вызванное непрерывным расширением производительности, которое оно само же и подпитывало, это разделение в то же время стало одним из принципиальных аспектов прогрессирующей дезинтеграции индивидуума, которую Маркс называл «отчуждением человека от самого себя». Это отчуждение не только сказывается на гармоничном развитии и росте личности – его нисколько не смягчает, а наоборот подчеркивает стремление работников умственного труда как-то «размяться», а рабочих – «приобщиться к культуре» – но также приводит к коренной поляризации общества и разделению на два противоборствующих лагеря.
Подобный раскол, накладываясь на противостояние между социальными классами, окутывает густым идеологическим туманом подлинные разногласия между противоборствующими слоями общества, и порождает ложные проблемы и деструктивные расслоения, не уступающие по своему воздействию на общество расовым или религиозным предрассудкам. Всех работников умственного труда объединяет один общий интерес: отмежеваться от более тяжёлого, менее прибыльного и менее почетного (ведь критерии почетности тоже устанавливают они) – ручного труда.
Движимые этим общим интересом, они склонны подчеркивать свой особый статус, преувеличивая сложность своей работы и многогранность необходимых для ее выполнения навыков, раздувая важность дипломов, учёных степеней и т.п. Оберегая свое положение, они отторгают себя от физической работы, отождествляясь с работниками умственного труда, составляющими руководящий класс, и поддерживают общественный строй, подаривший им этот статус, создавший и защищающий их привилегии.
Таким образом, при капитализме работник умственного труда – преданный слуга, представитель и рупор капиталистической системы. Как правило, существующий порядок вещей не вызывает у него возражений и критиковать что-то он может лишь в узких рамках непосредственного приложения своих сил. Заботит его исключительно дело, которым он занимается. Так, например, он будет искать пути снижения затрат на производстве, которым он владеет, управляет или на котором работает.
Получив задание «продать» общественное мнение по поводу нового мыла или нового политического кандидата, он с должным прилежанием и изобретательностью примется за дело. Неудовлетворенный современным уровнем знаний о строении атома, он обратит свои силы и талант на то, чтобы этот уровень знаний повысить. Возникает соблазн назвать его «техническим исполнителем», но этот термин лишь усугубит непонимание. Как президент корпорации он может принимать важные решения, влияющие на состояние государственной экономики, а так же на работу и жизнь тысяч людей.
Как важный государственный чиновник он может серьёзно влиять на ход мировых событий. И как глава большого учреждения или научной организации он может на протяжении длительного периода времени задавать огромной группе учёных направление и методику исследований. Все это доказывает, что перед нами не «технический исполнитель», поскольку тот по определению не диктует, а исполняет; не ставит цели, а ищет пути их достижения; не руководит глобальными проектами, а следит за мелочами. И все же термин «технический исполнитель» ближе к определению того, что я имел в виду под «работником умственного труда», чем традиционная трактовка этого обозначения.
Поэтому, повторяю, непосредственный предмет заботы и производственная цель работника умственного труда – текущее задание. Это рационализация, освоение и управление в той области действительности, которой он занимается непосредственно. В этом отношении он мало чем отличается, если вообще отличается, от простого рабочего, который вырезает листы из металла, занимается сборкой двигателя или кладёт кирпичи.
Иными словами, работник умственного труда как таковой не задаётся вопросами о смысле выполняемой им работы, её значении, её месте в общественной системе труда. То есть его не интересует, как та область деятельности, в которой он подвизается, соотносится с другими областями и какое место ей отводится в глобальном историческом процессе. Его природный инстинкт состоит единственно в занятии своим делом, и, если он целеустремлённый и амбициозный, он хочет достичь в этом максимального успеха.
Остальные пусть тоже по мере сил занимаются своими делами. Будучи приучен думать категориями образования, опыта и компетенции, работник умственного труда рассматривает глобальность исторического процесса как одну из множества специализаций. В его глазах это поле деятельности философов, религиозных деятелей или политиков, а «культура» и «ценности» – сфера интереса поэтов, художников и мыслителей.
Я не утверждаю, что каждый работник умственного труда именно таким образом формулирует эту идею и последовательно её придерживается. И все же можно сказать, что теории, одобряющие и рационализирующие подобную идею, ему внутренне близки. Одна из них – проверенная временем и широко известная – теория Адама Смита о мире, в котором каждый, возделывая собственный сад, наиболее способствует процветанию остальных садов.
В свете этой философии мысли о целом, общем вытесняются на периферию сознания, если и затрагивая человека, то косвенно – лишь тогда, когда он ощущает себя гражданином. Сила и влияние этой философии основаны на одной очень важной скрытой в ней истине: при капитализме целое противостоит личности как преобладающий объективированный процесс, иррационально движимый скрытыми силами, которые она, личность, не в силах даже осознать, не говоря уж о том, чтобы ими управлять.
Другая теория, которая отражает состояние и удовлетворяет требованиям работников умственного труда, – идея разделения средств и целей; разрыв между наукой и технологией с одной стороны и формулировкой целей и ценностей с другой. Такую позицию (по выдающемуся происхождению способную поспорить с предыдущей) очень удачно сформулировал Ч.П. Сноу, назвав «контрактным способом работы».
Говоря его словами, контрактники утверждают следующее: «Мы производим инструменты, на этом наши обязанности заканчиваются. И уже вам, политикам, всем остальным, решать, как эти инструменты использовать. Не исключено, что вы используете их в целях, которые большинству покажутся низменными. Очень жаль, если так. Однако мы, как ученые, тут не при чем». Разумеется, то, что относится к учёным, точно так же применимо и ко всем остальным работникам умственного труда.
Нет нужды говорить, что «контрактная работа» на практике ведёт к такому же отношению, как смитовское «каждый должен заниматься своим делом», – та же мысль, просто под другим соусом. И это отношение практически в таком же виде остаётся и теперь, когда мы возлагаем наши надежды на государство, а не на естественные морально-этические нормы и законы, заменяя незримую руку Господа на более осязаемую, однако при этом ничуть не более милосердную руку капиталистического государства.
Результат один: индивид не считает себя причастным к заботе об общем и целом и, оставляя ее на попечение других, он eo ipso принимает существующий порядок как данность и усваивает преобладающие критерии (рациональность), доминирующие ценности и навязываемые обществом мерила (продуктивность, достижения и успешность).
Я согласен, что четкую грань между работниками умственного труда и интеллектуалами следует искать лишь принимая во внимание весь исторический процесс целиком [1]. Ведь именно это и отличает интеллектуала, позволяя отделить его от работника умственного труда и, конечно, от всех остальных, – не поверхностный, а глубокий, пронизывающий все его мысли и влияющий на его работу интерес к историческому процессу. Конечно, это не означает, что интеллектуал в обыденной жизни только и занимается, что изучением пути исторического развития в целом. Это было бы абсолютно невозможным.
И тем не менее, интеллектуал постоянно пытается каким-то образом связать то поприще, на котором он трудится, с другими аспектами человеческого бытия. На самом деле, именно это стремление соединить то, что для работников умственного труда (чья деятельность проходит в рамках капиталистических учреждений и институтов, погружённых в буржуазную идеологию и культуру) лежит в непересекающихся плоскостях общественного знания и общественного труда, именно это стремление соединить, найти взаимосвязь и является одним из самых выдающихся признаков интеллектуала.
И более того, это стремление к интеграции определяет одну из основных функций интеллектуала в обществе: служить символом и живым напоминанием основополагающего понятия о том, что при капитализме кажущиеся автономными, разъединёнными, отстоящими друг от друга части общественной жизни – литература, искусство, политика, экономика, наука, культурный уровень и психический настрой народа – могут быть поняты (и подвержены влиянию) только в том случае, если они рассматриваются как части всеобъемлющего в своей глобальности исторического процесса.
Этот принцип «правда в целом» – говоря словами Гегеля – несёт в себе неизбежную необходимость отказа от принятия как данного или от невозможности анализировать любую из отдельных частей целого. Исследуется ли проблема безработицы в одной стране, низкий уровень развития и беспорядки в другой, современное состояние системы образования или развитие науки на любом отрезке времени, никакие условия, преобладающие в обществе сейчас, не могут приниматься как данное, ничто не может рассматриваться «внетерриториально».
И абсолютно недопустимо скрывать сложные взаимоотношения между сутью происходящего и, несомненно, центральным понятием исторического процесса: динамикой и эволюцией самого общественного строя.
Еще важнее осознать последствия практики, усердно культивируемой буржуазными идеологами, которая состоит в том, что так называемые человеческие «ценности» выносятся за рамки научной компетенции. Ведь эти «ценности» и «этические убеждения», воспринимаемые как данность работниками умственного труда, не свалились с неба. Они сами являются следствием исторического процесса, и их следует не просто принимать к сведению, но и изучать на предмет происхождения и роли, которая им отводится в историческом развитии.
На самом деле, развенчание культа «ценностей», «этических убеждений» и т.п., определение социальных, экономических, психологических причин их появления, трансформации и исчезновения, также как и выявление определённых интересов, которым они служили в тот или иной промежуток времени, является самым большим личным вкладом, который интеллектуал может внести в общее развитие человечества.
Отсюда вытекает еще одна проблема. Работникам умственного труда, понимающим свою функцию как изыскание наиболее эффективных средств для достижения поставленной цели, свойственен агностический взгляд на сами цели. На своем поприще, как специалисты, управляющие, инженеры они убеждены, что формирование целей, а также расстановка приоритетных направлений не входит в их компетенцию.
Как уже было сказано выше, они осознают, что могут иметь какие-то предпочтения как граждане, но только в той же степени, что и остальные законопослушные, не более и не менее. Но как учёные, специалисты, профессионалы они предпочитают воздерживаться от каких бы то ни было суждений в этих «разговорах о добре и зле и т.п.».
Совершенно очевидно, что такая позиция на практике означает подтверждение статуса кво, предложение руки помощи тем, кто препятствует любым изменениям существующего порядка вещей в лучшую сторону. Этот «этический нейтралитет» привёл многих экономистов, социологов и антропологов к убеждению, что в качестве Учёного они не вправе решать, действительно ли будет лучше для жителей слаборазвитых стран встать на путь экономического роста; тем же «этическим нейтралитетом» объясняется и то, что лучшие учёные планеты посвятили себя изобретению, а потом и улучшению бактериологического оружия.
Здесь вы можете возразить, что я подтасовываю факты и что на самом деле проблема проистекает как раз из невозможности применения доказательств и логики в утверждениях типа «что хорошо и что плохо», и что «способствует, а что препятствует человеческому благополучию». Как бы убедителен ни был этот довод, он здесь совершенно не по существу. Да, действительно, невозможно решить раз и навсегда, для любого времени и пространства, что служит на пользу, а что идет во вред прогрессу.
Но такой абсолют, такое универсальное суждение как раз и есть ложная цель, и настаивать на его непременной необходимости свойственно реакционной идеологии. На самом деле благоприятные условия для прогресса, для облегчения людской доли, равно как и препятствующие факторы, разнятся в зависимости от исторического периода и от части света. Вопросы, относительно которых и ведутся споры, никогда не были абстрактными, умозрительными вопросами о добре и зле в целом; это всегда были вполне определенные проблемы, злободневность которых обусловливали противоречия, растущее напряжение, перемены, вызванные конкретным историческим процессом.
Возможность – а тем более, необходимость – найти единственное, абсолютно непререкаемое решение не возникала никогда; сложнейшая задача, которая ставилась во все времена перед человеческой мудростью, знаниями и опытом, заключалась в том, чтобы приблизиться насколько получится к достижению возможно лучшего результата при сложившихся условиях.
Но, если мы будем следовать за так называемыми «контрактниками», «этически нейтральными» исполнителями своего дела, мы воспрепятствуем именно тому слою общества, который обладает (или должен обладать) глубочайшими знаниями, фундаментальным образованием и широчайшими возможностями для раскрытия и осознания исторического опыта, – помешаем ему снабдить общество морально-этическими ориентирами, в которых оно нуждается на каждой развилке своего пути.
Если, как недавно отметил один известный экономист, «все возможные мнения обладают не большим и не меньшим весом, чем моё собственное», какой же в таком случае вклад вносят учёные и работники умственного труда разных специальностей в создание и поддержание общественного благополучия? Изобретают способы достижения избранных обществом целей? Такой ответ не принимается.
Потому что «выбор» общества не берется из ничего; к этому «выбору» общество подводит идеология, порожденная общественным строем, существующим в конкретный исторический период, а еще к этому «выбору» его принуждают, угрозами и запугиванием, интересы, обладающие достаточной властью для угроз, запугивания и принуждения. Не стоит думать, что, устраняясь от стремления повлиять на результаты этих «выборов», работники умственного труда оставляют некий вакуум в формировании «ценностей». Они просто оставляют это жизненно важное поле деятельности шарлатанам, мошенникам и им подобным, чьи намерения и планы как угодно далеки от гуманистических.
Хотелось бы остановиться на ещё одном аргументе наиболее настойчивых «этических нейтралов». Они говорят (иногда краснея и запинаясь), что никакой логикой и здравым смыслом еще не доказано несомненное преимущество гуманизма. Почему нельзя, чтобы кто-то умирал от голода, если их страдания могут сделать других богаче, свободнее или счастливее? Почему нужно думать о массовом благополучии, а не о своем собственном? Почему человек должен беспокоиться о пресловутом «молоке для готтентотов», если это ему самому доставляет излишние хлопоты?
Не является ли гуманизм сам по себе только «оценочной категорией», под которой нет никакой логической базы? Лет тридцать назад во время встречи с молодёжью меня спросил об этом один нацистский студенческий лидер (который позже стал «успешным» эсесовцем и одним из руководителей гестапо), и лучшего ответа, чем тогда, я не могу придумать и по сегодняшний день: обсуждение человеческих дел и поступков может иметь место только среди людей; говорить с животными о делах, касающихся человечества, – пустая трата времени.
В этом вопросе компромисс для интеллектуала невозможен. Разногласия, сомнения, пламенные выступления неизбежны и, конечно, необходимы в поиске средств для создания необходимых условий существования развивающегося, здорового и счастливого человечества. Но приверженность гуманизму, постулату, что поиск пути к благополучию для всего человечества не нуждается в каком бы то ни было научном или логическом обосновании, есть аксиома для всех значимых действий интеллектуала, и, не приняв эту аксиому, индивид интеллектуалом называться не может.
Хотя работы Ц.П. Сноу не оставляют сомнений в том, что он поддерживает эту точку зрения, может показаться, будто для него задача интеллектуала сводится лишь к тому, чтобы изрекать истину. (Однако здесь уже никто не возражает по поводу отсутствия доказательств или логики в утверждении, что правда лучше лжи!) Он и в самом деле восхищается учёными, в первую очередь, за их преданное служение истине. Учёные – говорит он в вышеупомянутой своей речи – «хотят выяснить, что скрывается там. Без этого желания невозможно существование науки как таковой. Это и есть главная движущая сила их деятельности.
Она заставляет учёного прежде всего уважать истину на любом этапе исследования. Поэтому, если ты действительно хочешь узнать, что там, ты не вправе обманывать ни себя, ни других. Ты не имеешь права лгать себе. Грубо говоря, нельзя подделывать результаты эксперимента». И тем не менее, хоть подобный вывод и приближает нас к определению основной характеристики интеллектуала, он далек от того, чтобы раскрыть проблему в целом. Поскольку проблема не только в том, говорят ли правду, но также и в том, что утверждает эта правда в каждом конкретном случае, о чём говорится и о чём умалчивается.
Даже в области естественных наук от этого никуда не деться, существуют некие грозные силы, которые направляют способности и энергию учёных в определённое русло, всячески тормозя и нейтрализуя результаты их работы в других областях. Когда же дело доходит до вопросов структуры и функционирования общества, проблема приобретает решающее значение, так как правда в социальных вопросах может (и даже наверняка) превратиться в ложь, если факт выдернут из социального контекста, непременной составной частью которого он является, если он изолирован от исторического процесса.
Поэтому в этой области правду говорят лишь о самых незначительных вещах, настаивая на поисках и продвижении именно этой «маленькой правды», что становится серьёзным идеологическим оружием защитников статуса кво. С другой стороны, правда о действительно значимых вещах, поиски «главной правды», обнаружение социальных и исторических причин и взаимосвязи между разными частями целого объявляется антинаучной спекуляцией и преследуется путём профессиональной дискриминации, общественной изоляции и открытого запугивания.
Поэтому желание говорить правду – лишь один из признаков интеллектуала. Остальные признаки – это смелость, готовность продолжать рациональное исследование, куда бы оно не привело, выслушивать «безжалостную критику, безжалостную в том смысле, что она неумолима ни в своих собственных выводах, ни в конфликте противоборствующих сил» (Маркс). Исходя из этого, интеллектуал – социальный критик по своей сути, человек, чья обязанность определять, анализировать и таким образом помогать в преодолении препятствий, мешающих продвижению к лучшему, более гуманному и более рациональному общественному порядку.
В таком виде он становится совестью общества и глашатаем тех прогрессивных сил, которые предлагает конкретный исторический период. В результате чего он неизбежно становится «баламутом» и помехой для правящей верхушки, стремящейся к сохранению статуса кво, равно как и для состоящих у нее на службе работников умственного труда, которые в лучшем случае обвиняют интеллектуала в утопичности или метафизичности, а в худшем – в бунтарской и подрывной деятельности.
Чем реакционнее правящие круги, тем вероятнее, что существующий общественный порядок препятствует освобождению, тем сильнее пропитывается его идеология анти-интеллектуальными и иррациональными настроениями, а также предрассудками. И тем сложнее становится для интеллектуала противостоять общественному давлению, идеологии правящего класса и искушению пожить уютной и сытой жизнью конформистов-работников умственного труда.
В таких условиях настоять на функциях интеллектуала и акцентировать его роль в обществе становится делом исключительной важности. Поскольку именно в этих условиях на его долю выпадает ответственная и одновременно почётная миссия сохранения традиций гуманизма, разума и прогресса, которые являются нашим самым ценным наследием, вынесенным из всей истории человечества в целом.
Вы можете сказать, что я отождествляю интеллектуала с героем, что невозможно требовать от человека, чтобы он противостоял давлению большинства и выдерживал все испытания в ущерб собственной спокойной жизни, но ради блага всего человечества. Я согласен, что требовать этого было бы бессмысленно. Я и не требую. Из истории нам известно много примеров, когда даже в самые тяжёлые времена интеллектуалам удавалось возвыситься над собственными эгоистическими интересами и заняться нуждами общества в целом.
Это всегда требовало огромной отваги и преданности делу. Всё, на что мы можем надеяться сегодня, это на то, что наша страна тоже произведёт свою «квоту» мужчин и женщин, которые отстоят честь интеллектуала под напором антигуманизма, агностицизма и обскурантизма.
Примечания
1. Чтобы избежать возможного непонимания: работники умственного труда могут быть (иногда и являются) интеллектуалами, а интеллектуалы часто являются работниками умственного труда. Я говорю «часто», потому что многие заводские рабочие, мастеровые, фермеры могут быть (и в некоторых исторических ситуациях часто были) интеллектуалами, не будучи при этом работниками умственного труда.
Автор: Пол Баран
Перевод Марины Глушко
Источник: Monthly Review
