Бертран Рассел — выдающийся философ-рационалист, признанный самым влиятельным логиком минувшего века, мастер английской прозы и борец за свободу слова и мысли. Он известен своей критикой западной цивилизации и сегодня поделится своими размышлениями о прогнившей и портящей нам жизнь системе образования.
Принципы правосудия и свободы, лежащие в основе большей части тех преобразований, в которых нуждается наше общество, в сфере образования не слишком полезны. Лев Толстой пытался руководить деревенской школой, не посягая на свободу учеников; но когда урок вёл кто угодно кроме Толстого, дети неизменно болтали. Когда же урок вёл он сам, то поддерживал порядок лишь благодаря тому, что в порыве гнева бил учеников по ушам. Очевидно, что если ваша цель — чему-то научить детей, то абсолютное следование принципу свободы контрпродуктивно. Определённая власть в сфере образовании необходима, и те, кто работает в этой сфере, должны найти способ осуществлять свою власть в соответствии с духом свободы.
Если проявление власти неизбежно, её необходимо уравновешивать почтением. Всякий, кто хочет обучать детей так, чтобы полностью реализовать их потенциал, должен быть преисполнен духом почтения. Именно этого качества недостаёт сторонникам механистических систем: милитаризма, капитализма и прочих темниц, в которые реформаторы и реакционеры пытаются загнать человеческих дух.
В системе образования, с её сводами правил, большими аудиториями, строгими учебными планами, загруженными учителями и поощрением самодовольной посредственности, недостаток почтения к ребёнку — повсеместен.
Почтение требует воображения и сострадания; уважения к тем, у кого меньше достижений и власти. Ребёнок слаб и неразумен; учитель силён и более мудр. Учитель, которому недостаёт почтения, презирает ребенка. Он мнит себя гончаром с куском глины в руках и считает своей обязанностью «формировать» личность ребёнка. В итоге он придаёт личности ребенка какую-то неестественную форму, которая с возрастом становится постоянной, порождая противоречия и неудовлетворённость, из которых затем развиваются жестокость и зависть, а также убеждение, что все остальные должны подвергнуться такому же насилию.
Учитель, преисполненный почтения к ребёнку, не считает своим долгом «формировать» умы молодого поколения.
Он видит во всём живом — и особенно в детях — нечто священное, непознанное, неповторимое, бесценное, олицетворение самого принципа жизни. Он испытывает в присутствии ребёнка невыразимое смирение — необъяснимое с рациональной точки зрения, и в то же время более близкое к мудрости, чем самоуверенность многих родителей и учителей. Он чувствует беспомощность ребёнка и его потребность в заботе, осознаёт ответственность за оказанное ему доверие. Он представляет себе, каким ребёнок может стать в будущем; как можно поощрить или подавить его устремления; как со временем его спонтанные порывы сменятся трезвым размышлением. Всё это порождает в нём желание помочь ребёнку в его борьбе, придать ему силы и снабдить всем необходимым — не для какой-то отвлечённой цели, навязанной государством или другим безличным субъектом власти, но для целей, к которым неосознанно стремится душа самого ребёнка.
К сожалению, образование, за которое отвечают государства, церкви и подчинённые им институты, осуществляется вовсе не в духе почтения к ребёнку. Его главная цель — вовсе не развитие способностей юношей и девушек, а поддержание существующего порядка. Когда же личность принимается в расчёт, это делается исключительно с прицелом на мирской успех: зарабатывание денег или достижение высокого положения.
Почти любое образование имеет скрытый политический мотив: оно служит усилению позиций определённой группы (национальной, религиозной или социальной) в соперничестве с другими группами.
Именно этим обуславливается, какие из знаний учащиеся получат, а какие — нет. Их умственное и духовное развитие стоит на последнем месте. Вот почему те, кто получил лучшее образование, нередко имеют одни и те же недостатки: их интеллектуальная и духовная жизнь атрофирована, естественные побуждения подавлены, а вместо самостоятельного мышления присутствует только ограниченный набор навыков.
Некоторые из задач, которые в настоящий момент выполняет образование, должны выполняться им в любой цивилизованной стране. Например, все без исключения дети должны обучаться читать и писать, а некоторые из них должны затем приобретать знания, необходимые для работы в области медицины, юриспруденции или инженерии.
В то же время, обучение таким предметам, как история и религия, решительно вредно. Данные предметы затрагивают цели, для которых существуют школы; а существуют они для того, чтобы преподавать определённые взгляды на эти предметы.
История везде преподаётся таким образом, чтобы возвеличить собственную страну: детям внушают веру в то, что их страна всегда была права и почти всегда побеждала, что она породила большинство великих людей и что она — во всех отношениях — стоит выше остальных стран.
Каждое государство стремится поощрять национальную гордость и прекрасно понимает, что достичь этого непредвзятым взглядом на историю невозможно. Искаженные исторические факты, которые преподаются в различных странах, порождают раздор и способствуют фанатичному национализму.
То же самое относится и к преподаванию религии. Религии существуют благодаря тому, что все их приверженцы разделяют определённые убеждения, истинность которых невозможно подтвердить или опровергнуть. Школы, управляемые религиозными институтами, вынуждены скрывать от молодых людей, любознательных по своей натуре, тот факт, что представители других религий имеют иные, в равной степени недоказуемые убеждения, и что многие образованные люди не находят доказательств в пользу ни одной из вер.
Однако и светские школы не менее догматичны, чем те, которые контролируются церковью. Согласно принципу нейтральности, которого в светском государстве ревностно придерживаются, любое обсуждение религии запрещено, а Библия должна читаться без комментариев, дабы не отдавать предпочтения той или иной секте. Результат в обоих случаях одинаков: ребёнок сталкивается в этом важнейшем вопросе либо с догмой, либо с гробовым молчанием.
И так обстоит дело не только с начальным и средним образованием. На более высоком уровне те же самые проблемы существуют в более скрытой форме. Почти все, кто прошёл через престижные школы, исповедуют культуру политкорректности, которая так же враждебна мышлению, как средневековая церковь.
Политкорректность хорошо сочетается с мнимой широтой взглядов, готовностью выслушать все стороны и снисходительностью к оппонентам. Но она несовместима с искренней открытостью новому или готовностью признать правоту другой стороны.
Как политическое оружие для сохранения привилегий богачей в демократии снобизма политкорректность незаменима. Как средство создания благоприятной среды для состоятельных людей, не имеющих конкретных убеждений, она довольно полезна. В любом другом отношении она омерзительна.
Ограничение свободы интеллекта неизбежно, когда целью образования является внушить веру, а не развить способность мыслить.
Образование должно поощрять поиск истины, а не убеждение, что определённая система верований истинна.
Но именно системы верований сплачивают людей в воинствующие объединения: церкви, государства, политические партии.
Все образовательные учреждения стремятся привить учащимся одни и те же качества: покорность, дисциплину, безжалостность в борьбе за мирской успех, презрение к оппонентам и безоговорочную веру в слова учителя. Все эти качества вредны. Вместо покорности и дисциплины следует развивать независимость и инициативу; вместо безжалостности — справедливость; вместо презрения — почтение и эмпатию; вместо доверчивости — критическое мышление и стремление к поиску истины.
Непосредственные причины нынешнего плачевного положения дел — это всеобщее принятие статуса-кво и пренебрежение развитием детей в пользу достижения политических целей. Но есть и ещё одна, более глубокая — использование образования в качестве средства обретения власти над учеником, а не средства поощрения его развития. Именно в этом проявляется недостаток почтения; соответственно, и фундаментальная перемена может произойти только путём развития почтения.
Покорность и дисциплина считаются необходимыми условиями для поддержания порядка в классе и эффективного обучения. В некоторой мере это так; но в намного меньшей, чем полагают те, кто считает покорность и дисциплину безусловными благами. Покорность, то есть добровольное подчинение своей воли другому, — это зеркальное отражение власти, которая заключается в управлении волей других. Трудные дети, душевнобольные и преступники действительно нуждаются в твёрдой руке, но в школах стремиться нужно к свободному выбору и добровольному участию.
Настоящая причина необходимости дисциплины в школах — это большие классы и загруженные учителя. Многочасовая работа приводит к измождённости, расшатанным нервам и машинальному выполнению повседневных целей.
Если бы мы относились к обучению детей более ответственно и ценили пытливость детского ума, затраты на образование были бы во сто крат большими, чем сейчас. Многие люди получают удовольствие от преподавания. Работая меньше часов, они могли бы вести занятия с энтузиазмом, который бы помог поддерживать внимание учеников, не прибегая к дисциплине. Учитель должен иметь столько работы, сколько он может выполнить, получая удовольствие от процесса и не теряя из виду потребностей ученика. Только так можно создать дружеские отношения между учителем и учеником и донести до детей, что образование существует ради их развития, а для того, чтобы украсть у них время на игры и заставить часами сидеть на одном месте.
Дисциплина, в таком виде, в каком она существует в школах, — преимущественно зло.
Настоящая дисциплина исходит изнутри и состоит в способности неотступно идти к цели, жертвуя многим на пути и подчиняя естественные порывы воле. Без этого никакие серьёзные амбиции в жизни не могут быть реализованы. Но этот род дисциплины порождается только сильным желанием результата и может исходить только изнутри, а не от внешнего источника власти.
Искренняя жажда знаний — далеко не редкость среди молодых людей и легко пробуждается даже в тех случаях, когда она находится в латентном состоянии. Но она безжалостно пресекается учителями, которых заботят лишь экзамены, оценки и дипломы. Из-за этого образование с первого до последнего дня превращается в сплошную рутину из книжных фактов и тестов. В итоге самые умные проникаются отвращением к учёбе, мечтая только о том, чтобы поскорее забыть всё и начать работать. Однако и там экономическая машина держит их связанными по рукам и ногам, а все их естественные устремления пресекаются.
Подход к образованию исключительно как подготовке к зарабатыванию на жизнь заставляет молодых людей и сами знания рассматривать с чисто утилитарной точки зрения: как путь к деньгам, а не как врата мудрости. Это не было бы так прискорбно, если бы отражалось только на людях без серьёзных интересов. Но, к сожалению, это в первую очередь затрагивает тех, чьи интересы наиболее широки.
Система образования в ее нынешнем виде — это средство достижения превосходства над остальными; она насквозь пропитана безжалостностью и прославлением социального неравенства.
Но этот факт скрывается от всех, кроме неудачников. Ведь преуспевшие совсем скоро начнут извлекать выгоду из неравенства при полном поощрении людей, руководивших их обучением.
Безоговорочная вера во всё, сказанное учителем, не требует умственных усилий и кажется разумной стратегией, ведь учитель знает больше учеников. К тому же, это способ завоевать благосклонность учителя. Однако привычка верить всему на слово имеет катастрофические последствия в дальнейшей жизни. Она заставляет людей искать себе лидера и принимать в качестве такового любого, кто обосновался в этом положении. Она порождает власть церквей, правительств, партий и прочих организаций, с чьей помощью простых людей обманным путём заставляют поддерживать системы, губительные для страны и для них самих.
Если бы целью образования было научить учеников думать, а не заставить их принять готовые выводы, в классах было бы больше обсуждения, больше возможностей для учеников делиться своими мыслями. И, в первую очередь, было бы желание пробудить у учеников любовь к поиску истины.
Стремление к поиску истины намного лучше знакомо молодым людям, чем взрослым. Оно редко встречается в дальнейшей жизни, потому что делается всё возможное для того, чтобы подавить его в процессе обучения. Люди боятся мысли больше всего на свете: больше, чем краха, и даже больше, чем смерти.
Мысль непокорна и разрушительна; беспощадна к привилегиям, институтам и привычкам; безразлична к авторитетам и испытанной веками мудрости.
Но для того чтобы мысль стала орудием каждого, а не привилегией меньшинства, нужно покончить со страхом. Именно страх сдерживает людей: страх того, что их драгоценные убеждения окажутся ложными; что руководящие их жизнью институты окажутся фальшивыми; что они сами окажутся менее достойными уважения, чем привыкли считать.
Что если рабочий начнёт размышлять о собственности? Что тогда будет с нами, богачами? Что если молодые мужчины и женщины начнут размышлять о сексе? Что тогда будет с моралью? Что если солдаты начнут размышлять о войне? Что тогда будет с военной дисциплиной? Пусть лучше люди остаются глупыми, ленивыми и злобными. Так враги мысли думают в глубине души, и так они действуют через свои церкви, школы и университеты.
Никакой институт, основанный на страхе, не может способствовать развитию человека.
Умами ответственных за обучение молодёжи руководит не стремление творить будущее, а желание сохранить всё, как есть. Но образование должно быть направлено не на изучение мёртвых фактов, а на деятельность по созданию нового мира. Оно должно быть основано не на бесплодной ностальгии по красотам Греции и Ренессанса, а на видении общества будущего и непрерывно расширяющемся взгляде человека на мир. Только обученные в таком духе люди будут полны жизни, надежды и радости и смогут построить будущее, которое будет менее мрачным, чем наше прошлое.
Источник: The Atlantic
©Bertrand Russell
