От военной диктатуры к «новому государству»
Произошедший в Португалии 28 мая 1926 года переворот (pronunciamento) под руководством генерала Мануэла ди Оливейры Гомиша да Кошты и при поддержке военного гарнизона Лиссабона не просто сместил рыхлое правительство Антониу Марии да Силвы, которое в свои последние годы постоянно пребывало в политическом кризисе, но и установил военный режим, просуществовавший до 1933 года.
В отличие от предыдущих военных переворотов, имевших место в 1915-м, 1917-м и 1921 годах, где участие армии в политике было лишь косвенным, «революция 28 мая» отмечена институционализацией власти военных.
«Военные режимы обычно представляют собой коллективное руководство в форме военной хунты, в которую входит высшее руководство различных родов войск, причем каждый член хунты опирается на поддержку своих войск и обладает определенной автономией и потенциалом к свержению режима»[1].
В Португалии с 1926 года началось оформление именно такого режима.
Хотя формального закона о запрещении политических партий военная хунта не издавала, тем не менее многие оппозиционные левые и либеральные партии лишились своего руководства. Лидеры республиканцев, социалистов и коммунистов арестовывались по обвинению в коррупции, попадали в тюрьмы и ссылались в африканские колонии. Военная хунта также ввела в стране полицейский режим, цензуру печати, ограничила свободу профсоюзов, сделала еще более жесткой колониальную политику. Португальская коммунистическая партия с 1927 года оказалась под запретом de facto, а ее лиссабонская штаб-квартира закрылась.
Уничтожая нестабильную и поливалентную партийную систему Португальской республики, в которой партии-фракции представлялись источником гражданских войн и коррупции, военные стремились укрепить собственные позиции. Тем не менее высшие военные чины, не желавшие допустить дезинтеграции армии и создания внутри нее соревнующихся фракций, не смогли предотвратить раскола, наметившегося с самого начала переворота.
Среди разных военных фракций «движения 28 мая», свергшего режим Демократической партии, не было единства во взглядах на будущее страны. Политическая линия военного режима стала результатом компромисса между монархистами и приверженцами консервативной республики, сторонниками авторитарных методов и адептами возвращения к конституционным нормам. Не удалось режиму и учреждение авторитарной партии, которая могла бы послужить цементирующей основой власти военных.
Ни первый проект по созданию партии «Национальная милиция», принадлежавший подполковнику Хосе Антонио Пестана де Васонселошу, ни второй под названием «Национальный республиканский союз» полковника Жозе Висенти ди Фрейташа не смогли предложить консолидированной идеологии, учитывающей интересы большинства правых сил.
Ставший после переворота 28 мая президентом и премьер-министром Жозе Мендеш Кабесадаш продержался на своих постах меньше месяца: 19 июня 1926 года его сменил генерал Гомиш де Кошта. Однако уже через месяц с небольшим, 9 июля, он был свергнут, а власть захватил генерал Антониу Оскару ди Фрагушу Кармона — бывший военный министр, ставший президентом Португальской республики на последующие пять лет по результатам плебисцита, состоявшегося в марте 1927 года.
Двумя главными проблемами, стоявшими перед военной хунтой, были поддержание общественного порядка и восстановление финансово-экономической стабильности. С первой проблемой режим более или менее справился: когда в феврале 1927 года побежденные республиканцы при поддержке части левых попытались восстановить свою власть, снова прибегнув к военному перевороту, бóльшая часть армии сохранила верность диктатуре и восстание было подавлено.
Но вторая проблема оказалась для военных почти неподъемной, поскольку в 1926 году внешний долг был на уровне 51,9% ВВП [2]. Национальная валюта эскудо продолжала обесцениваться, бюджет сводился с неизменным дефицитом, а галопирующая инфляция «съедала» мелкие сбережения, которые в большинстве своем были капитализированы в ценных бумагах государственного казначейства.
Именно бедственное финансовое положение побудило военных обратиться за помощью к гражданским специалистам. В апреле 1928 года президент страны пригласил профессора финансов Коимбрского университета Антониу ди Оливейра Салазара, активного члена Христианского демократического академического центра (CentroAcademico da Democracia Crista), занять пост министра финансов с «чрезвычайными полномочиями». Надо сказать, что этот ученый уже занимал пост министра финансов недолгое время летом 1926 года, уйдя в отставку после того, как военные отказались наделить его чрезвычайной властью.
Получив на этот раз полнейший контроль над финансовой системой страны, он смог за сравнительно короткий срок сбалансировать бюджет, добиться финансовой стабилизации и ограничить коррупцию. В целом же с 1928-го по 1939 год Салазар сумел добиться превышения доходов над расходами на огромную сумму, эквивалентную 20 миллионам фунтов стерлингов[3]. Полученные деньги шли на перевооружение армии, общественные работы, социальную помощь, развитие коммуникаций, строительство ГЭС, образование.
Резко увеличились золотые и валютные запасы, а ушедшие за границу капиталы начали возвращаться домой, уменьшив нужду в иностранных займах. Это, по словам португальского историка Жозе Эрману Сарайвы, «обеспечило Салазару огромный престиж; в 1929 году он считался единственной думающей головой в команде диктаторских правителей и сильной фигурой в правительстве»[4].
По мнению португальского исследователя Антониу Коста Пинту, утверждению в Португалии конца 1920-х единоличной власти способствовали несколько обстоятельств: а) традиция командного стиля руководства страной, подкрепляемая авторитетом католической церкви; б) крайне централизованная административно-территориальная модель; в) узость административной элиты, имевшей доступ к университетскому образованию; г) слабость гражданского общества.
Этот историк, впрочем, рассматривает фигуру Салазара в качестве «сильного», но не харизматичного диктатора: «Салазар был прежде всего мастером рационально-бюрократической риторики и превосходным манипулятором, что в совокупности позволяло ему избегать публичности»[5].
Действительно, в отличие от других диктаторов того времени, португальский лидер не любил публичных выступлений и митингов. Более того, образ жизни сильно отличал его от умеющего радоваться жизни типичного португальца, поскольку «в полной мере соответствовал его интеграции в социальную модель, традиционную для католического духовенства с его зачастую мнимой приверженностью целибату»[6].
В 1930 году в течение нескольких месяцев Салазар исполнял обязанности министра колоний, а 1932-м был назначен премьер-министром и создал правительство, в котором большинство постов заняли гражданские лица, оттесняя военных от власти. С этого времени Салазар стал неограниченным диктатором, в то время как президент ди Фрагушу Кармона отошел в тень и превратился во второстепенную фигуру. Благодаря доминированию Салазара на всем протяжении существования «нового государства» основным поставщиком политической элиты становятся высшие учебные заведения.
Основой нового порядка послужила корпоративная система, краеугольным камнем которой явился Национальный трудовой статут (Estatuto do Trabalho Nacional) 1933 года, предписывающий упорядочение производства «в интересах и на благо нации» и запрещавший забастовки под угрозой тюремного заключения.
Этот документ, заимствовавший некоторые черты Хартии труда фашистской Италии (Carta Fascista del Lavoro), имел тем не менее ряд специфических особенностей, среди которых выделялись две: во-первых, португальские корпоративные организации, в отличие от итальянских аналогов, наделялись правами юридических лиц; во-вторых, в португальских организациях, помимо чисто экономических структур, были представлены и ассоциации, отстаивающие «морально-культурные интересы»[7].
В марте 1933 года на общенациональном референдуме, инициированном правительством, была одобрена новая Конституция страны, определявшая Португалию как унитарную, корпоративную республику: за ее принятие высказались около 720 тысяч португальцев, имеющих право голоса, 6 тысяч проголосовали против и около 500 тысяч воздержалось — но голоса воздержавшихся были присоединены властями к голосам тех, кто голосовал «за». На протяжении длительного периода своего действия этот Основной закон легитимировал наличие в стране четырех ветвей власти: президента, Национальной ассамблеи, правительства и судов.
Одновременно традиционная для Португалии модель рационально-нормативного государства, в рамках которой государство рассматривалось как «всеобщая данность», была подкреплена «категорическим императивом высших интересов» — символической триадой «Бог, Отечество и Семья» (Deus, Pátria e Família), подменявшей собой волю народа. На деле ее постулирование означало легитимизацию репрессий против инакомыслящих и ограничение гражданских свобод ради «общего блага»[8].
Как пишет Адриано Морейра, моделью управления корпоративной республикой стал кодекс канонического права (Ordinario do Lugar), на основе которого было составлено положение «О местном самоуправлении», предписывающее государственным служащим управлять вверенными им компетенциями или территориями на манер духовных лиц, управляющих своей паствой[9].
Не удивительно, что институт церкви в салазаровской Португалии занимал особое место. Так, согласно конкордату с Ватиканом 1940 года, «португальское государство оплачивало 30% стоимости строительства новых храмов, церкви и семинарии освобождались от уплаты налогов, преподавание в общеобразовательных школах Закона Божия было обязательным»[10].
Условно эволюцию режима «нового государства» в Португалии можно разделить на три фазы: корпоративно-фашистскую (1933—1945), корпоративно-популистскую (1945—1961) и авторитарно-бюрократическую (1961—1974). Остановимся на каждом из этих этапов.
Первая фаза: становление «нового государства» и фашизм
Этот этап характеризовался двумя особенностями: завершением оформления институциональных основ нового режима и его столкновением с конкурентами в лице «истинных» фашистов. Сначала остановимся на базовых принципах конституционной системы. Как отмечалось выше, Конституция 1933 года предполагала наличие нескольких ветвей власти, основной из которых был президент.
Глава государства избирался каждые семь лет путем прямого голосования «мужчинами, [имевшими образование не ниже среднего,] или теми, кто платил не менее 100 эскудо налогов в год, а также женщинами, имевшими образование не ниже среднего или платившими налоги в размере не менее 200 эскудо ежегодно»[11].
Таким образом, например, в 1950-х из 7,7 миллиона жителей страны только 1,2 миллиона человек обладали реальным избирательным правом. Главой исполнительной власти являлся премьер-министр, назначаемый президентом, однако кандидатура последнего представлялась и рекомендовалась к переизбранию Центральной комиссией Национального союза (НС), авторитарной партии, находящейся под полным контролем премьер-министра.
Демонстрацией той мощи, которую сконцентрировал в своих руках профессор из Коимбры, могут послужить президентские выборы 1958 года, в ходе которых кандидатура действующего президента Кравейру Лопиша не была рекомендована им к переизбранию: для инкумбента это стало настоящим ударом.
Правительство формально было подотчетно президенту, а не Национальной ассамблее, состоявшей из 120 депутатов (в 1961 году количество мест в ней было увеличено до 130, в 1973-м — до 150). Как отмечают исследователи, невзирая на то, что в корпоративной республике выборы проводились чаще, чем в любой другой европейской стране, с 1933-го по 1970 год в Национальную ассамблею ни разу не проходили депутаты от других партий, кроме правящего НС[12].
Сам институт выборов был объектом многочисленных и системных манипуляций со стороны государства, включавших подтасовки результатов голосования, цензурирование СМИ, отказ в регистрации оппозиционерам и так далее. Посредством таких выборов режим «нового государства» обеспечивал регулярное подтверждение собственной легитимности, избегая при этом неопределенности, присущей настоящим демократическим выборам.
Помимо Национальной ассамблеи, законодательного института, который пользовался гораздо большей автономией, чем, например, франкистские кортесы в Испании, в стране была учреждена и Корпоративная палата (Camara Corporativa). Этот технический орган включал представителей различных ассоциаций и занимался ограничением депутатских инициатив посредством выпуска так называемых «консультативных документов», предоставляемых на рассмотрение правительству.
Наконец, важное место в ряду институциональных механизмов, на которые опирался режим, занимали созданные в 1933 году всесильная Полиция надзора и защиты государства (Polícia de Vigilância e de Defesa do Estado) и Секретариат национальной пропаганды (Secretariado da PropagandaNacional).
Несмотря на очевидно правый и явно авторитарный характер режима, оформленного Конституцией 1933 года, «новому государству» пришлось столкнуться с вызовом со стороны еще более правых сил — «чисто фашистского» национал-синдикалистского движения. Окончательно фашистское движение в Португалии сложилось к 1932 году под руководством харизматичного лидера Франсишку ди Барселуша Ролана Прету, который активно критиковал политику Антониу Салазара за излишнюю робость в преобразовании португальского общества, а самого премьер-министра обвинял в «центризме и заигрывании с капиталистами»[13].
В свою очередь Салазар заявлял о категорической враждебности возглавляемого им «нового государства» «языческому цезаризму, не знающему ни моральных, ни юридических рамок», который приписывался им сторонникам Ролана Прету[14]. После переворота 1926 года противниками национал-синдикалистов стали также Португальская католическая церковь и связанные с ней политические организации.
В конечном счете португальскому фашизму не удалось превратиться в значимое массовое движение, способное перехватить инициативу у «нового государства». Причинами такого исхода послужили несколько обстоятельств. Во-первых, Португалия на протяжении долгого времени оставалась преимущественно аграрной страной, в которой, в отличие от Италии и Германии, не было развитого и радикально настроенного фабрично-заводского рабочего класса.
Во-вторых, Первая мировая война не оставила на португальском обществе глубокого отпечатка; португальцы, в отличие от немцев или итальянцев, были избавлены от травмы национального унижения. В-третьих, декларируемый португальскими фашистами общественный проект, построенный на обличении «иных», якобы виновных в упадке нации (в первую очередь евреев), был химеричным, поскольку население Португалии вплоть до революции 1974 года, после которой в страну хлынули выходцы из ее африканских колоний, в этническом отношении оставалось весьма гомогенным.
Таким образом, к концу 1930-х на политическом поле безраздельно преобладала одна сила: авторитарный Национальный союз. Во второй половине 1930-х — первой половине 1940-х режим упрочил свою гегемонию, обрушив жестокие репрессии на радикальных оппозиционеров: социалистов, коммунистов, анархистов. Что касается национал-синдикалистов, то они также подверглись репрессиям со стороны режима: с лета 1933 года была введена цензура против выпускаемых национал-синдикалистами газет, гражданские губернаторы получали указания о запрете публичных демонстраций «голубых рубашек» и их сторонников, а с 1934 года движение вообще было объявлено вне закона, а его лидеры подверглись аресту или высылке из страны.
Не удивительно, что в том же году в движении наметился раскол между ортодоксальными фашистами, которые оставались верны Франсишку ди Барселушу Ролану Прету, и «умеренными» во главе с Хосе Перейрой душ Сантуш Кабралом, которые провозгласили курс на сближение с «новым государством», признавая Антониу Салазара «единственным лидером национальной революции»[15].
Впоследствии большинство «умеренных» были кооптированы в созданный в 1936 году «Португальский легион» — полуфашистскую организацию, которая должна была поддержать режим в противостоянии левым силам, активизировавшимся в стране во время гражданской войны в Испании (1936—1939).
Однако ни один из бывших лидеров «голубых рубашек» не занимал в этой организации ключевых постов. Одновременно оказавшиеся в изгнании «ортодоксальные фашисты» пытались создать нечто вроде фашистской оппозиции салазаризму, но потерпели неудачу. Позднее некоторые из них даже примкнули к демократическому движению.
Вторая фаза: зрелость режима
С началом корпоративно-популистской фазы (1945—1961) режим Салазара, как, впрочем, и режим Франко по соседству, обретает новые черты. В условиях, когда, с одной стороны, в Европе происходит послевоенное возрождение демократии[16] и выход на первый план политических партий, ориентированных на демократическую конкуренцию, а с другой стороны, начинается «холодная война», «новое государство» предпринимает меры по усвоению определенного демократического антуража, позволяющего выглядеть более респектабельно — прежде всего в глазах участвовавших в разгроме нацизма западных демократий.
В октябре 1945 года группа социалистов и республиканцев направила в офис генерального прокурора формальный запрос, призванный санкционировать совместное участие представляемых ими политических сил в предстоящих парламентских выборах. К их удивлению, ответ на запрос оказался положительным; в результате впервые с переворота 1926 года в Португалии появилась массовая и легальная оппозиционная партия — Движение демократического единства (ДДЕ, Movimento deUnidade Democratica).
Для «нового государства» более или менее свободные выборы в условиях давления со стороны международного сообщества и глобальной «второй волны демократизации» представлялись заведомо рискованным начинанием. Во-первых, они требовали массовой мобилизации электората и ресурсов для обеспечения очередной победы правящего Национального союза, а значит — и большего напряжения механизмов «ручного управления», которые в столь неблагоприятных условиях могли выйти из строя.
Во-вторых, избирателям впервые за много лет представлялась реальная альтернатива, и это само по себе порождало нервозность. Иначе говоря, выборы были чреваты непредвиденными электоральными последствиями и могли спровоцировать подрыв режима вместо его стабилизации[17]. Правящая верхушка понимала, что даже в условиях электорального авторитаризма выборы вполне способны запустить процесс либерализации: по словам Карлоса Альберто Родригиша, члена Исполнительной комиссии НС, социальная база этой авторитарно-доминантной партии в середине 1940-х была «инертна и апатична»[18]. Это в свою очередь давало шанс Движению демократического единства.
Однако в конце октября того же 1945 года ДДЕ внезапно приостановило свою политическую кампанию, удивив многих сторонников. Учитывая, что за две предыдущие недели оппозиционное объединение обрело огромную популярность, такой поворот событий многим антифашистам показался абсурдным и необъяснимым. Разъяснений от самой партии на этот счет не поступало, и поэтому участники движения терялись в догадках.
Так, например, будущий лидер португальских социалистов Марио Соареш предполагал, что внутри оппозиции произошел раскол, вызванный непримиримыми идеологическими разногласиями между фракциями коммунистов, социал-демократов и республиканцев. По его словам, к одному из лидеров социалистов, Марио де Лиме Альвесу, обратилась группа офицеров, разделявших идеи демократической республики и предложивших приостановить электоральную активность ДДЕ для того, чтобы можно было подготовить военный переворот против «нового государства».
Как полагали заговорщики, пока оппозиционная агитация продолжается, режим будет удерживать все воинские части в состоянии боевой готовности — а это мешало им действовать[19]. Однако из-за колебаний заговорщиков выступление армии так и не состоялось, а престиж ДДЕ в обществе заметно упал.
Тем не менее после завершения выборов ДДЕ вновь проявило инициативу, организовав в ноябре 1945 года массовое уличное шествие с участием более 100 тысяч манифестантов, посвященное годовщине республиканского восстания 1891 года. В 1946-м ДДЕ также организовало несколько уличных демонстраций. Так, в Лиссабоне после возложения цветов к могиле премьер-министра Первой Республики Аугушту Сезара де Алмейда де Вашсонселуш Коррэиа толпа попыталась пройти к зданию парламента, но была остановлена полицией; в Порту народные массы прошли шествием от кладбища «Prado do Repouso» до центра города.
Власти ответили репрессиями, проведя массовые аресты среди митинговавших. Одновременно, следуя стратегии оптимального сочетания кнута и пряника, Салазар в своих речах продолжал намекать на возможность перемен, распространяя среди части оппозиционеров ложное чувство надежды[20]. Той же цели служили и реверансы властей в сторону Запада, осуществляемые исключительно для того, чтобы «англичанин видел»[21].
Продуманная стратегия диктатора, в конце концов, принесла плоды: премьер-министру удалось «расчленить оппозиционное движение, нейтрализовав его наиболее радикальных членов и интегрировав умеренных»[22]. Именно это позволило ему, с одной стороны, пресечь две новые попытки военных переворотов (10 октября 1946 года и 10 апреля 1947-го), а с другой стороны, сокрушить единого кандидата от оппозиции в лице генерала Нортона ди Матуша на президентских выборах 13 февраля 1949 года. Фактически эти выборы послужили консервации прежнего порядка, позволив хитроумному премьер-министру и дальше сохранять власть.
Надо сказать, что к президентской избирательной кампании 1949 года всесильный Салазар подходил особенно тщательно, поскольку результаты парламентских выборов 1945-го продемонстрировали слабость НС и популярность оппозиции. В правящем блоке усиливались разногласия между ортодоксальными салазаристами, представленными в основном поколением 1930-х, и умеренно-либеральным поколением конца 1940-х, чьим лидером считался «вольнодумец и реформатор» Марселу Каэтану.
Кроме того, сближение с демократическими государствами, выразившееся, в частности, в том, что в 1948 году португальское правительство договорилось с США о присоединении к «плану Маршалла», существенно влияло на стратегии инкумбента в ходе подготовки к голосованию. Между тем предвыборная кампания оппозиционного кандидата, благодаря продуманным усилиям и ресурсам противников Салазара, продемонстрировала масштабы сопротивления авторитарному режиму: в одном только Порту в поддержку Нортона ди Матуша 30 января 1949 года на улицы вышли 100 тысяч человек.
Поражение провластного кандидата, маршала Оскару ди Фрагушу Кармоны, если бы оно состоялось, поставило бы под угрозу всю конструкцию «нового государства». В январе 1949 года в Порту прошла конференция НС, целью которой, по словам Салазара, было обсуждение ряда текущих политических, социальных и экономических вопросов, а также избрание кандидата на пост президента республики[23].
Именно здесь была высказана идея о предвыборной репрезентации ди Фрагушу Кармоны как «президента реальных дел». Правительственная «Diário daManhã» («Утренняя газета»), опираясь на цифры, описывала, сколько строилось портовых сооружений и плотин, сколько появилось новых школ, больниц и промышленных предприятий, как расширилась сеть шоссейных дорог[24]. Кроме того, именно на этой конференции Салазар пригласил на пост председателя Исполнительной комиссии НС Каэтану — лидера «либералов» «нового государства».
При новом руководителе Исполнительной комиссии удалось мобилизовать практически все доступные ресурсы авторитарно-доминантной партии на поддержание либеральной демагогии и провоцирование раскола в рядах оппозиции. Главным пропагандистом-спойлером был назначен майор Жоржи Ботелью Мониш, известный своими «либеральными взглядами». В выступлениях по радио он, в частности, присоединялся к оппозиционным требованиям об освобождении политзаключенных и отмене предварительной цензуры печати.
В роли либерала и критика административного произвола выступил и сам премьер-министр, заявивший, что «свободы в Португалии обеспечиваются недостаточно эффективно» и что португальский политический опыт «не завершен и открыт для критики»[25]. Еще одним важным инструментом в стратегии инкумбента стали фальсификации.
Представители муниципальных комиссий НС в своих докладах заявляли, что «рабочий элемент в целом исключен из избирательных списков,.. поскольку рабочая масса настроена против режима»[26]. На фоне всех этих манипуляций Нортон ди Матуш предпочел снять свою кандидатуру, заявив о недемократичности выборов.
Закрепляя свои позиции, режим сделал ставку на политический террор: 25 марта 1949 года спецслужбы арестовали лидеров малочисленной (около тысячи членов), но весьма активной Коммунистической партии Португалии (КПП) Альвару Куньяла и Беса Милитана Риберу; из-за чего вплоть до 1960-х партия пребывала под руководством группы анархо-синдикалистов. (Всего же, по имеющимся оценкам, за годы «нового государства» жертвами политического террора стали 30 тысяч португальцев[27].)
С 1959 года режим инициирует новую волну насилия, опасаясь массового подъема, вызванного электоральным успехом генерала Умберто Делгаду, который после поражения на президентских выборах в 1958-м вместе со своими сторонниками вошел в Независимое национальное движение — общественно-политическое объединение, вобравшее в себя бóльшую часть оппозиционных партий и добивавшееся смещения авторитарного правительства.
На этом фоне знакового успеха добиваются и коммунисты: в январе 1960-го Альваро Куньял и девять его сподвижников совершили дерзкий побег из концентрационного лагеря Таррафал, где содержали особо опасных политических заключенных. После этого Куньял был избран генеральным секретарем КПП.
Кризис и крах «нового государства»
Последняя, авторитарно-бюрократическая, фаза (1961—1974) характеризуется затяжным политическим и экономическим кризисом режима. В самóм авторитарном блоке возникли серьезные разногласия, нарушавшие устоявшееся равновесие и расколовшие правящую элиту на фракции противников и сторонников продолжения колониальной войны.
Противники войны в Анголе, опиравшиеся на португальский генералитет, считали вооруженную миссию по восстановлению порядка в колониях, к которой Португалия приступила в 1960-х, «самоубийственной», «нереализуемой» и осуждали стратегию правительства. Именно из-за внешнеполитических проблем авторитарный Национальный союз постепенно начал сдавать свои позиции. К концу 1960-х политическая жизнеспособность этого объединения была утрачена почти полностью.
Сохранение заморских колоний любыми способами, ранее гарантировавшее Португалии важную роль в западном мире, теперь оказалось для национальной экономики непосильным бременем: с началом в 1961 году колониальной войны в Анголе расходы на содержание армии неуклонно росли. Чтобы справиться с нарастающим дефицитом бюджета, правительство Салазара, а в дальнейшем Каэтану, сделало ставку на развитие туристического сектора — начиная с 1960-х страна переживала туристический бум. Тем не менее экономические дисбалансы, вызванные колониальной войной, продолжали отрицательно сказываться как на экономической, так и на политической ситуации.
На этом фоне все острее разгорался конфликт между «старым» и «новым» поколениями политиков. За три десятилетия жизни «нового государства» в Португалии сформировался господствующий социально-политический слой, который точнее всего можно определить понятием «номенклатура». Конечно, салазаровская номенклатура, в отличие от советской, не могла похвастаться захватом всех сфер общественной жизни, но тем не менее она прочно удерживала в своих руках государственный аппарат, армию, полицию и прочие спецслужбы.
По мере усугубления политической и экономической стагнации происходило геронтологическое окостенение номенклатурной верхушки и закупорка всех каналов вертикальной мобильности. В результате новые политики-технократы, не участвовавшие в «национальной революции» 1926 года, менее идеологизированные и более молодые, не видели для себя перспектив карьерного роста — несмотря даже на наличие у них потенциала и ресурсов. Эта безысходность заставила их выступить в борьбу с салазаровской ортодоксией.
Сам Салазар вспомнил о своей партии только накануне очередных выборов в Национальную ассамблею в 1965 году. Но попытки в очередной раз оживить деятельность НС теперь потерпели неудачу. Официальный орган партии — «Diário da Manhã» — постепенно стал терять популярность: к 1964 году выходили только 25 тысяч экземпляров[28]. Симптомами слабости стали также резкое сокращение числа сторонников и их старение.
Численность членов молодежных секций партии в университетах Лиссабона и Порту в тот же период не превышает нескольких десятков человек. Сам Каэтану признавал, что Национальный союз к 1968 году стал «чрезвычайно слабой и, что хуже, раздробленной организацией»[29]. Правительство начинает чувствовать, что вокруг него образуется пустота.
Но самым большим ударом для «нового государства» стал уход с политической сцены его архитектора и творца: в августе 1968 года 79-летний Салазар пережил инсульт, от последствий которого он уже не оправился. Образовавшийся за время болезни диктатора вакуум власти способствовал дальнейшему расшатыванию институционального равновесия. Внутренние механизмы режима были уже не в состоянии стабилизировать ситуацию.
Для возглавляемых Каэтану реформаторов внутри авторитарного блока, которые, согласно Адаму Пшеворскому, «могут быть, а могут и не быть либерализаторами»[30], открылся шанс начать постепенную демократизацию, которая позволила бы избежать социального взрыва.
Основой политической философии Каэтану, преемника Салазара на посту премьер-министра в 1968—1974 годах, становится «консервативный прагматизм», предполагающий сочетание консервативного курса с либеральными новшествами. По словам наблюдателей, этот политик представлял собой «современность в рамках режима»[31].
Составлявшие его команду молодые и энергичные технократы, связанные с католическими организациями, были во многом похожи на своих испанских единомышленников из «Opus Dei». Им противостояла группа хранителей салазаровской ортодоксии, объединившихся вокруг президента страны. По словам нынешнего президента Португалии Марселу Ребелу де Соузы, период правления Каэтану представлял собой переходную фазу от премьерского доминирования Салазара к «неустойчивому равновесию между президентом и главой правительства»[32].
Сам Каэтану в качестве политической фигуры был заметно слабее Салазара и поэтому с самого начала своего премьерства находился в зависимости от президента и сплотившихся вокруг него ортодоксов.
Тем не менее какие-то новации ему удавалось проводить в жизнь. Новый курс авторитарной партии, по идее Каэтану, должен был базироваться на «адаптированной европейской модели», и поэтому к выборам октября 1969 года были допущены все силы оппозиции, за исключением «непримиримых» в лице анархистов и коммунистов. И, хотя победа вновь осталась за НС, который получил 38% голосов и выиграл все 130 мест в Национальном собрании, внутри парламента образовалось «либеральное крыло», которое в 1969—1973 годах имело шанс реформировать партию изнутри.
Выступая в 1969 году на V съезде НС, Каэтану подчеркнул, что, хотя роль авторитарно-доминантной партии в качестве ведущей силы в государстве остается неизменной, ее форма может быть пересмотрена в духе плюрализма. В итоге под давлением реформаторов из «либерального крыла» правящая партия была переименована в Народное национальное действие (ННД).
Во главе ее встал новый Центральный комитет из 18 членов, возглавляемый Каэтану, а Салазар был назначен почетным президентом. Благодаря реформаторам, ННД обеспечило себе более современный и привлекательный облик, сменив модель партии, обладающей «естественным электоратом»[33], на новую модель всеохватывающего политического объединения, стремящегося завоевать избирателей из максимально возможного числа социальных групп.
Однако попытка адаптироваться к правилам современной политики, диктуемым рыночными условиями 1970-х, при одновременном сохранении наследия Салазара была обречена на провал. Пытаясь балансировать между фундаменталистами и реформаторами, Марселу Каэтану, подобно Михаилу Горбачеву, своими «зигзагами» лишь увеличивал разрыв между политическими полюсами и расшатывал хрупкий консенсус внутри режима. К комплексной модернизации страны он был не готов — и режим в итоге не устоял.
Погубила его обострившаяся до предела проблема заморских территорий. Именно военные из «Движения капитанов» (Movimento dos Capitães), кадровые офицеры, участвующие в кровопролитной колониальной войне, стали могильщиками «нового государства» и инициаторами Революции гвоздик 1974 года, которая, согласно Хантингтону, «невероятным и невольным образом»[34] инициировала новый глобальный демократический сдвиг — «третью волну демократизации».
Но прежде, чем все это случилось, португальской авторитарной диктатуре удалось простоять почти полвека. У этой живучести было несколько причин. Во-первых, Антониу Салазар, оказавшись у власти, провел в стране очень «правильную» институционализацию: он выстроил систему «плохих», то есть непрозрачных, неэффективных и неподотчетных институтов, которые использовались им для «захвата государства» и консервации собственной власти.
Во-вторых, в Португалии, которая долгое время была крупной колониальной империей, всегда оставались востребованными традиции сильной власти, подкрепляемые авторитетом католической церкви, слабостью гражданского общества и элитарностью политического класса.
Наконец, в-третьих, несмотря на кажущуюся статичность, «новое государство», имея довольно рыхлую идеологию, на протяжении своей жизни все-таки было способно к внутренней трансформации, в ходе которой носители ультраправых и фашистских идей последовательно вытеснялись на обочину политической жизни, освобождая место клерикально-национальным силам.
Именно это помогло режиму устоять в агрессивной по отношению к нему среде, образовавшейся в Европе и в мире после 1945 года.
******
[1] Харитонова О.Г. Недемократические политические режимы // Политическая наука. 2012. № 3. С. 14.
[2] Duarte P.A., Martinz N.F. The Public Finance and the Economic Growth in the First Portuguese Republic // Economic Analysis. 2014. Vol. 47. № 1—2. P. 64.
[3] См.: Хазанов А.М. Салазар. 40 лет диктатуры в Португалии // Новая и новейшая история. 2009. № 3. C. 135.
[4] Сарайва Ж.Э. История Португалии. М.: Весь мир, 2007. С. 336.
[5] Costa Pinto A. Elites, Single Parties and Political Decision-Making in Fascist-Era Dictatorships // Contemporary European History. 2002. Vol. XI. № 3. P. 431.
[6] Хазанов А.М. Указ. соч. C. 133.
[7] Капланов Р.М. Португалия после Второй мировой войны (1945—1974). М.: Наука, 1992. С. 34.
[8] Gallagher T. Portugal: A Twentieth Century Interpretation. Manchester: Manchester University Press, 1983. P. 65.
[9] Морейра А. Политическая наука в Португалии // Политическая наука в Западной Европе / Под ред. Х.Д. Клингеманна. М.: Аспект Пресс, 2009. С. 353.
[10] Португалия: эпоха перемен / Под ред. Н.М. Яковлева. М.: Институт Латинской Америки РАН, 2014. С. 16.
[11] См.: Decreto-Lei № 19/894. 5 de Maio de 1931 (http://eaquiqueascriancasaprendem.blogspot.ru/2009_02_06_archive.html).
[12] Hamann K., Manel P. Regime Changes and Civil Society in Twentieth-Century Portugal // South European Society and Politics. 1999. Vol. 4. № 1. P. 80.
[13] Costa Pinto A. Chaos and Order: Preto, Salazar and Charismatic Appeal in Inter-War Portugal // Totalitarian Movements and Political Religions. 2006. Vol. 7. № 2. P. 210.
[14] Ferro A. Salazar: Portugal and Her Leader. London: Faber & Faber, 1939. P. 146.
[15] Pinto A.C. The Blue Shirts: Portuguese Fascists and the New State. New York: Columbia University Press, 2000. P. 174.
[16] Согласно Сэмюэлю Хантингтону, в период с 1943-го по 1962 год имел место массовый переход авторитарных стран к демократии.
[17] См.: Завадская М.А. Когда выборы выходят из-под контроля? Непреднамеренные электоральные последствия в соревновательных авторитарных режимах // Политическая наука. 2012. № 3. С. 127.
[18] Цит. по: Braga da Cruz M. O Partido e o Estado no Salazarismo. Lisboa: Editorial Presença, 1988. P. 142.
[19] Raby D.L. Controlled, Limited and Manipulated Opposition under a Dictatorial Regime: Portugal, 1945 // European History Quarterly. 1989. Vol. 19. P. 68.
[20] См., например: Salazar A.O. Speech Delivered by Prime Minister at the Meeting of Uniao Nacional in Lisbon on 9th November 1946. Lisbon: SNI Books, 1946.
[21] Капланов Р.М. Указ. соч. С. 58.
[22] Baio M., Fernandez P.H., Meneses F.R. The Political History of Twentieth-Century Portugal // e-Journal of Portuguese History. 2003. Vol. 1. № 2 (www.brown.edu/Departments/Portuguese_Brazilian_Studies/ejph/html/issue2/html/baioa_main.html).
[23] Franco Nogueira A. Salazar O Ataque (1945—1958). Porto: Livraria Civilização, 1988. Vol. IV. P. 486.[24] См., например: Diário da Manhã. 1949. 20 Janeiro.
[25] Капланов Р.М. Указ. соч. С. 65—66.
[26] Eleições no Regime Fascista. Lisboa: Presidencia do Conselho de ministros; Comissao do livro Negro Sobre o Fascismo, 1979. P. 27—33.
[27] См.: Португалия: эпоха перемен. С. 14.
[28] Капланов Р.М. Указ. соч. С. 135.
[29] Caetano M. Depoimento. Rio de Janeiro; S. Paulo: Record, 1974. P. 134.
[30] Пшеворский А. Демократия и рынок: политические и экономические реформы в Восточной Европе и Латинской Америке. М.: РОССПЭН, 1999. С. 104.
[31] Fernandes T. Authoritarian Regimes and Pro-Democracy Semi-Oppositions: The End of the Portuguese Dictatorship (1968—1974) in Comparative Perspective // Democratization. 2007. Vol. 14. № 4. P. 687.
[32] Sousa M.R. Da Crispação institucional ao equilíbrio instável de poderes// Reis A. (Ed.). Portugal Contemporaneo. Lisboa: Publicacaoes Alfa, 1990. Vol. V. P. 66.
[33] Для Национального союза основным бастионом поддержки выступала Северная Португалия, консервативное население которой придерживалось традиционной модели развития экономики и общества. Сам Салазар, родившийся в крайне консервативной и глубоко религиозной семье, считал, что Господь дал крестьянам «привилегию быть бедными».
[34] Хантингтон С. Третья волна: демократизация в конце XX в. М.: РОССПЭН, 2003. С. 13.
_________________
Автор: Георгий Игоревич Кутырев (р.1988) — политолог, старший научный сотрудник Института научной информации по общественным наукам РАН, старший преподаватель факультета истории, политологии и права РГГУ.
Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 4, 2018
Источник: magazines.gorky
