Виталий КУЛИК, директор Центра исследований проблем гражданского общества
Закон Украины «Об особенностях государственной политики по обеспечению государственного суверенитета Украины над временно оккупированными территориями в Донецкой и Луганской областях» не принесет нам ни деоккупации не реинтеграции, но даст юридическую определенность.
История с проектом закона №7163 разворачивалась вокруг двух парадигм. Одни хотели видеть в нем инструмент для деокупации территорий (с специальными режимами, военным положением, десепаратизацией и пр), другие хотели рамку для диалога о реинтеграции (с кейсом обеспечения прав человека, переселенцев, политическим урегулированием и пр). Но ни того, ни другого в законе под названием «Об особенностях государственной политики по обеспечению государственного суверенитета Украины над временно оккупированными территориями в Донецкой и Луганской областях» в действительности нет. Текст соответствует заявленному названию – не больше и не меньше.
Распространенным в украинской экспертной среде было представление, что реинтеграция и деоккупация явления противоположные друг другу. Этот исходящий постулат вносил разлад в общее восприятие данной законодательной инициативы.
Несмотря на то, что в статье 4 закона 7163, описывающей цели данного документа, сразу говорится о необходимости освобождения временно оккупированных территорий, пути этого освобождения не прописаны. Так мы воюем или что?
У закона есть как сильные, так и слабые стороны. Главный позитив – это четкое определение того, кто на самом деле является нашим противником на Востоке Украины. Россия определена в качестве страны-оккупанта нашей территории.
Теперь не нужно упражняться в подборе эвфемизмов вроде «российско-террористические войска», «террористические бандформирования». В законе все однозначно: оккупирующая сторона – Российская Федерация и подконтрольные ей единицы.
В законе прописаны все возможные опции присутствия российских комбатантов и некомбатантов, осуществляющих «административные» функции в представительствах оккупационной власти (под контролем госструктур РФ) – «Принимая во внимание, что Российская Федерация совершает преступление агрессии против Украины и осуществляет временную оккупацию части ее территории с помощью вооруженных формирований Российской Федерации, состоящие из регулярных соединений и подразделений, подчиненных Министерству обороны Российской Федерации, подразделений и спецформирований, подчиненных другим силовым ведомствам Российской Федерации, их советников, инструкторов и иррегулярных незаконных вооруженных формирований, вооруженных банд и групп наемников, созданных, подчиненных, управляемых и финансируемых Российской Федерацией, а также с помощью оккупационной администрации Российской Федерации, которую составляют ее государственные органы и структуры, функционально ответственные за управление временно оккупированными территориями Украины, и подконтрольные Российской Федерации самопровозглашенные органы, которые узурпировали выполнения властных функций на временно оккупированных территориях Украины».
Этот шаг поможет отстаивать те самые «красные линии» в вопросах миротворчества, о проведении и утверждении которых так много говорят представители украинской власти. На самом деле, эти границы четко и подробно прописаны Украиной только сейчас и только путем принятия закона 7163, ведь до этого Российская Федерация упоминалась как агрессор только в постановлении ВРУ от 27. 01. 2015 и в заявлении парламента, которые не имеют статуса законодательного акта.
Обозначение РФ как оккупирующей стороны запускает действие Женевской конвенции 1949 года, а именно – ее статью 2, раздела 1, где прямо говорится о том, что согласие второй стороны на признание ее оккупирующей не требуется.
Однако важно понимать, что попытки противодействовать появлению российской регулярной армии на Востоке Украины под видом миротворческого контингента остаются недостаточными без разрыва дипломатических отношений с РФ, чего так и не было сделано ни за все годы войны, ни во время голосования за поправки к закону 7163.
Самая большая опасность данного закона кроется в Статьях 8-10, где описан некий «особый порядок», согласно которому будет осуществляться управление территориями, признанными прилежащими к зоне боевых действий, в отдельных чертах напоминающий правовой режим военного положения.
Но ключевое отличие от правового режима военного положения заключается в непрописанных механизмах компенсации в случае реквизирования имущества граждан, предприятий и представительств, а также в фактически неограниченных полномочиях Командующего объединенных сил по принятию решений о порядке перемещения товаров между территориями, где действует особый порядок и остальной территорией Украины, что создает серьезнейшие коррупционные риски в и без того крайне непростом в этом отношении вопросе.
Зачем нужно перенимать некие отдельные элементы правового режима военного положения с делегированием дополнительных полномочий президенту, если есть Закон «О правовом режиме военного положения», где предусмотрена достаточно адекватная система сдержек и противовесов?
Возможно, все дело в приближении выборов 2019 года, на которые представители ряда политсил возлагают серьезные надежды. Ведь введение военного положения приостанавливает возможность проведения выборов на территориях, на которые распространяется данный правовой режим. А это значит, что все надежды применяющих «примирительную» риторику под предлогом «заботы о возвращении людей, а не территорий» пойдут прахом.
Даже перспектива принятия этого закона в его редакции, подготовленной ко второму чтению, повлекла за собой ряд громких заявлений о том, что этот закон является «законом о дезинтеграции Донбасса».
В частности, с подобным заявлением выступил Виктор Медведчук. Он заявил, что признание России оккупирующей стороной перекроет все пути к «влиянию РФ на непризнанные республики в вопросах реализации Минских соглашений». Но, апеллируя к Минским соглашениям как к безальтернативной мере, Медведчук тут же заявляет, что является сторонником прямых переговоров России и Украины.
Но Минские соглашения как раз подобных переговоров и не предполагают, что делает этот формат изначально нежизнеспособным и лживым: сторонами конфликта в Минских соглашениях называются псевдореспублики, а РФ лишь «выражает приверженность выполнению Минских соглашений». То, что опция прямых переговоров с первыми лицами РФ доступна Медведчуку, никак не говорит о том, что подобная опция есть у государства Украина.
А сторонникам подобных тезисов стоило бы помнить, что Минские соглашения – это не только обмен пленными, но и выборы на оккупированных территориях, после которых последует передача контроля над границей и широкомасштабная амнистия «путем введения в силу закона, запрещающего преследование и наказание лиц в связи с событиями, имевшими место в отдельных районах Донецкой и Луганской областей Украины».
Эти составляющие Минских соглашений и взорвут Украину, потому как мириться с такой реинтеграцией многие не станут.
Ни закон 7163, ни какой-либо другой украинский закон не дает ответа на то, посредством каких конкретных шагов планируется возвращать оккупированные территории, что необходимо сделать для деоккупации, которая будет видна на деле, а не на словах. Равно как не дают такого ответа желающие «реинтегрировать Донбасс мирным путем». Любая реинтеграция – это следующий шаг после полномасштабной деоккупации и никакого другого пути нет и не может быть в принципе. И вопрос о плане деоккупации, похоже, обречен в ближайшее время оставаться открытым.
