Через полтора года после появления вируса некоторые, возможно, начали задаваться вопросом, почему обычно беспринципные правящие элиты решили заморозить глобальную машину по извлечению прибыли перед лицом патогена, который нацелен почти исключительно на непродуктивных людей (старше 80 лет).
К чему все это гуманитарное рвение? Cui bono? Только те, кто не знаком с чудесными приключениями глобального капитализма, могут обманывать себя, думая, что система решила остановиться из сострадания. Давайте проясним с самого начала: крупные хищники, продающие нефть, оружие и вакцины, и не собирались заботиться о человечестве.
Следим за деньгами
В доковидные времена мировая экономика находилась на грани очередного колоссального краха. Вот краткая хроника того, как нарастало давление:
Июнь 2019 года: В своем ежегодном экономическом отчете швейцарский Банк международных расчетов (БМР), Центральный банк всех центральных банков, на международном уровне бьет тревогу. В документе подчеркивается “перегрев […] на рынке кредитов с заемными средствами”, где “кредитные стандарты ухудшаются”, а “залоговые кредитные обязательства (CLO) резко выросли – это напоминает резкий рост залоговых долговых обязательств [CDO], который усилил кризис субстандартного кредитования [в 2008 году]”. Проще говоря, брюхо финансовой индустрии снова набито хламом.
9 августа 2019 года: БМР выпускает рабочий документ, призывающий к “нетрадиционным мерам денежно-кредитной политики”, чтобы “изолировать реальную экономику от дальнейшего ухудшения финансовой ситуации”. В документе указывается, что, предлагая “прямой кредит экономике” во время кризиса, кредитование центрального банка “может заменить коммерческие банки в предоставлении кредитов фирмам”.
15 августа 2019 года: Blackrock Inc., самый мощный в мире инвестиционный фонд (управляющий фондами акций и облигаций на сумму около 7 триллионов долларов США), выпустил “белый документ” под названием “Как справиться со следующим спадом”. По сути, документ предписывает Федеральной резервной системе США влить ликвидность непосредственно в финансовую систему, чтобы предотвратить “резкий спад”.
И снова недвусмысленное утверждение: “Необходима беспрецедентная реакция, когда монетарная политика исчерпает себя, а одной фискальной политики будет недостаточно. Этот ответ, вероятно, будет включать “прямой путь”: “поиск путей, чтобы деньги центрального банка попали непосредственно в руки государственных и частных потребителей”, избегая при этом “гиперинфляции”. В качестве примера можно привести Веймарскую республику в 1920-х годах, а также Аргентину и Зимбабве в последнее время”.
22-24 августа 2019 года: центральные банкиры стран Большой семерки встречаются в Джексон Хоул, штат Вайоминг, чтобы обсудить документ Blackrock наряду с неотложными мерами по предотвращению надвигающегося обвала. По пророческим словам Джеймса Булларда, президента Федеральной резервной системы Сент-Луиса: “Нам попросту нужно перестать надеяться, что в следующем году все будет нормально”.
15-16 сентября 2019 года: Спад официально начался со внезапного скачка ставок РЕПО (с 2% до 10,5%). РЕПО – это сокращение от “соглашения об обратном выкупе”, контракта, по которому инвестиционные фонды предоставляют деньги в долг под залог активов (обычно казначейских ценных бумаг). В момент обмена финансовые операторы (банки) обязуются выкупить активы по более высокой цене, как правило, за одну ночь. Вкратце, сделки РЕПО – это краткосрочные кредиты под залог. Они являются основным источником финансирования для трейдеров на большинстве рынков, особенно на рынке деривативов. Отсутствие ликвидности на рынке РЕПО может иметь разрушительный эффект домино для всех основных финансовых секторов.
17 сентября 2019 года: ФРС запускает чрезвычайную монетарную программу, вливая сотни миллиардов долларов в неделю на Уолл-стрит, эффективно выполняя план Blackrock “go direct”. (Неудивительно, что в марте 2020 года ФРС наймет Blackrock для разработки комплекса мер по спасению в ответ на “кризис COVID-19”).
19 сентября 2019 года: Дональд Трамп подписал указ №13887 о создании Национальной целевой группы по вакцинам против гриппа, целью которой является разработка “Пятилетнего национального плана (“Плана”) по содействию использованию более гибких и масштабируемых технологий производства вакцин и ускорению разработки вакцин, защищающих от многих или всех вирусов гриппа”. Это необходимо для противодействия “пандемии гриппа”, которая, “в отличие от сезонного гриппа […], способна быстро распространиться по всему миру, заразить большее количество людей и вызвать высокий уровень заболеваемости и смертности среди населения, не имеющего предварительного иммунитета”. Как кто-то догадался, пандемия была неминуема, а в Европе тоже шла подготовка (см. здесьи здесь).
18 октября 2019 года: В Нью-Йорке в ходе стратегических учений Event 201, координируемых Центром биобезопасности Джона Хопкинса и Фондом Билла и Мелинды Гейтс, моделируется глобальная зоонозная пандемия.
21-24 января 2020 года: В Давосе, Швейцария, проходят ежегодные заседанияВсемирного экономического форума, на которых в том числе обсуждаются вопросы экономики и вакцинации.
23 января 2020 года: Китай сажает на карантин Ухань и другие города провинции Хубэй.
11 марта 2020 года: Генеральный директор ВОЗ объявляет Ковид-19 пандемией. Остальное – уже история.
Соединить точки – несложное упражнение. Если мы это сделаем, то увидим четко очерченный нарративный контур, краткое содержание которого звучит следующим образом: карантин и глобальная приостановка экономических операций были призваны 1) позволить ФРС наводнить больные финансовые рынки свеженапечатанными деньгами, отсрочив гиперинфляцию; и 2) внедрить программы массовой вакцинации и паспорта здоровья как основы неофеодального режима капиталистического накопления. Как мы увидим, эти две цели сливаются в одну.
В 2019 году мировая экономика была поражена той же болезнью, которая вызвала кредитный кризис 2008 года. Она задыхалась под непосильной горой долгов. Многие государственные компании не могли генерировать достаточно прибыли, чтобы покрыть процентные платежи по собственным долгам, и держались на плаву только за счет привлечения новых кредитов. Повсеместно росли “компании-зомби” (с низкой рентабельностью, падающим оборотом, заниженной маржой, ограниченным денежным потоком и сильно закредитованным балансом). Обвал рынка РЕПО в сентябре 2019 года следует рассматривать именно в этом экономическом контексте.
Когда воздух насыщен горючими материалами, любая искра может привести к взрыву. А в волшебном мире финансов – tout se tient: один взмах крыльев бабочки в определенном секторе может обрушить весь карточный домик. На финансовых рынках, питающихся дешевыми кредитами, любое повышение процентных ставок чревато катаклизмами для банков, хедж-фондов, пенсионных фондов и всего рынка государственных облигаций, поскольку стоимость заимствований возрастает, а ликвидность иссякает.
Именно это и произошло во время “репокалипсиса” в сентябре 2019 года: процентные ставки подскочили до 10,5% за считанные часы, началась паника, затронувшая фьючерсные, опционные, валютные и другие рынки, на которых трейдеры делают ставки, занимая в РЕПО. Единственным способом обезвредить заразу было вбросить в систему столько ликвидности, сколько было необходимо – подобно вертолетам, сбрасывающим тысячи тонн воды на лесной пожар. В период с сентября 2019 года по март 2020 года ФРС влила в банковскую систему более 9 триллионов долларов, что эквивалентно более 40% ВВП США.
Таким образом, следует перевернуть представление о мейнстриме: фондовый рынок рухнул (в марте 2020 года) не потому, что пришлось вводить карантин; скорее, карантин пришлось вводить потому, что финансовые рынки рушились. Вместе с карантном пришло замедление деловой активности, что снизило спрос на кредиты и остановило распространение инфекции.
Другими словами, реструктуризация финансовой архитектуры с помощью экстраординарной монетарной политики была обусловлена тем, что двигатель экономики был выключен. Если бы огромная масса ликвидности, закачанная в финансовый сектор, достигла операций на местах, разразилось бы денежное цунами с катастрофическими последствиями.
Как выразилась экономист Эллен Браун, это было “еще одно катапультирование”, но на этот раз “под прикрытием вируса”. Аналогичным образом, Джон Титус и Кэтрин Остин Фиттс отметили, что “волшебная палочка” Covid-19 позволила ФРС выполнить “прямой план” Blackrock в буквальном смысле: она осуществила беспрецедентную покупку государственных облигаций, а также, на предельно низком уровне, выдала бизнесу “кредиты COVID”, обеспеченные государством. Короче говоря, только вызванная экономическая кома могла дать ФРС возможность обезвредить бомбу замедленного действия, тикающую в финансовом секторе.
Охваченный массовой истерией центральный банк США заткнул дыры на рынке межбанковского кредитования, избежав гиперинфляции, а также “Совета по надзору за финансовой стабильностью” (Федерального агентства по мониторингу финансовых рисков, созданного после краха 2008 года), о чем говорилось здесь. Однако “прямой план” следует рассматривать как отчаянную меру, поскольку он может лишь продлить агонию мировой экономики, которая все больше становится заложницей печатания денег и искусственного раздувания финансовых активов.
В основе затруднительного положения, в которое мы попали, лежит непреодолимый структурный тупик. Превращение всего в финансовый актив с долговой нагрузкой – это единственная линия движения современного капитализма, неизбежный путь “взад-вперед” для модели воспроизводства, достигшей своего исторического предела. Капиталы устремляются на финансовые рынки, потому что экономика, основанная на труде, становится все более убыточной. Как мы пришли к подобному?
Ответ можно сформулировать следующим образом: 1. Задача экономики генерировать прибавочную стоимость – это одновременно и стремление эксплуатировать рабочую силу, и вытеснение ее из производства. Это то, что Маркс назвал “движущим противоречием” капитализма. Хотя это противоречие составляет суть способа капиталистического производства, сегодня оно дает обратный эффект, превращая политическую экономию в способ постоянного разорения. 2. Причиной подобных изменений является объективный провал диалектики “труд – капитал”: беспрецедентное ускорение технологической автоматизации с 1980-х годов приводит к тому, что больше рабочей силы выбрасывается из производства, чем (вновь) поглощается.
Сокращение объема заработной платы означает, что покупательная способность все большей части населения мира падает, а неизбежными последствиями этого являются долги и иммиграция. 3. Поскольку производится меньше прибавочной стоимости, капитал стремится получить немедленную прибыль в финансовом секторе с высоким долговым плечом, а не в реальной экономике или путем инвестирования в социально конструктивные сектора, такие как образование, научные исследования и социальные услуги.
Суть в том, что текущая смена парадигмы является необходимым условием (антиутопическим) выживания капитализма, который больше не способен воспроизводить себя посредством массового наемного труда и сопутствующей ему утопии потребления. Повестка дня пандемии была продиктована, в конечном счете, системной имплозией: спадом прибыльности способа производства, который безудержная автоматизация делает устаревшим. По этой имманентной причине капитализм все больше зависит от государственного долга, низкой заработной платы, централизации капитала и власти, постоянного чрезвычайного положения и финансовой акробатики.
Если следить за деньгами, то станет очевидно, что экономическая блокада, ловко приписываемая вирусу, достигла далеко не ничтожных результатов не только в плане социальной инженерии, но и финансового хищничества. Я кратко остановлюсь на четырех из них.
1) Как и ожидалось, она позволила ФРС реорганизовать финансовый сектор, печатая непрерывный поток миллиардов долларов из воздуха. 2) Она ускорила вымирание малых и средних компаний, позволив крупным группам монополизировать торговые потоки. 3) Она еще больше понизила заработную плату и способствовала значительной экономии капитала благодаря “умным рабочим местам” (которые особенно “умны” для тех, кто их внедряет). 4) Она обеспечила рост электронной коммерции, взрывной рост бигтеха и пролиферацию фарма-долларов – к которым относится и столь презираемая химическая промышленность, производящая миллионы новых защитных масок и перчаток каждую неделю, многие из которых оказываются выброшены в моря и океаны (на радость “новых зеленых дилеров”).
Только в 2020 году состояние 2200 или около того миллиардеров планеты выросло на 1,9 триллиона долларов – рост, не имеющий исторических прецедентов. И все это благодаря патогену, настолько смертоносному, что, по официальным данным, выживают только 99,8% зараженных (см. здесь и здесь), причем большинство из них не испытывают никаких симптомов.
Как оказался возможен иной капитализм
Экономический мотив “кто-устроил-Ковид” должен быть помещен в более широкий контекст социальных преобразований. Если заглянуть на официальные нарративы, то начинает вырисовываться вполне неофеодальный сценарий. Массы все более непродуктивных потребителей регламентируются и выбрасываются на помойку, просто потому что мистер Глобал больше не знает, что с ними делать.
Вместе с прекариатом и отверженными, обедневшие представители среднего класса теперь являются проблемой, которую нужно решать с помощью кнута, комендантского часа, массовой вакцинации, пропаганды и милитаризации общества, а не с помощью пряника – работы, потребления, демократии участия, социальных прав (теперь замененных на гражданские права меньшинств) и “заслуженного отпуска”.
Поэтому ошибочно полагать, что цель социальной изоляции – терапевтическая и гуманитарная. Когда это капитал заботился о людях? Безразличие и человеконенавистничество – типичные черты капитализма, единственная настоящая страсть которого – прибыль и власть, которая к ней прилагается. Сегодня власть капитализма можно выразить в названиях трех крупнейших инвестиционных фондов в мире: Blackrock, Vanguard и State Street Global Advisor. Эти гиганты, располагающиеся в ядре огромной кучи финансовых организаций, управляют массой ценностей, близкой к половине мирового ВВП, и являются основными акционерами около 90% зарегистрированных на бирже компаний.
Вокруг них крутятся такие транснациональные институты, как Международный валютный фонд, Всемирный банк, Всемирный экономический форум, Трехсторонняя комиссия и Банк международных расчетов, чья функция заключается в координации консенсуса внутри финансового мира. Мы можем с уверенностью предположить, что все ключевые стратегические решения – экономические, политические и военные – по крайней мере, в значительной степени зависят от этих элит.
Или мы хотим верить, что вирус застал их врасплох? Скорее, SARS-CoV-2 – который, по признаниюЦентра по контролю заболеваний и Европейской комиссии, так и не был ни секвенирован, ни очищен – это название специального оружия психологической войны, которое было развернуто в момент наибольшей необходимости.
Почему мы должны доверять мегафармацевтическому картелю (ВОЗ), который отвечает не за “здравоохранение”, а за сбыт частной продукции во всем мире по самым выгодным тарифам? Проблемы здравоохранения возникают из-за ужасных условий труда, плохого питания, загрязнения воздуха и воды, и, прежде всего, из-за повальной бедности; однако ни один из этих “патогенов” не входит в список гуманитарных проблем ВОЗ.
Серьезный конфликт интересов между хищнической фармацевтической промышленностью, национальными и наднациональными медицинскими агентствами и циничными политическими игроками сегодня ни для кого не является секретом. Неудивительно, что в день, когда COVID-19 был классифицирован как пандемия, ВЭФ вместе с ВОЗ запустили Платформу действий против Ковид – коалицию “защиты жизни”, возглавляемую более чем 1000 самых влиятельных частных компаний мира.
Единственное, что важно для клики, дирижирующей оркестром чрезвычайных ситуаций в области здравоохранения, – это кормить машину по извлечению прибыли, и каждый шаг планируется с этой целью при поддержке политического и медийного фронта, мотивированного оппортунизмом. Если военной промышленности нужны войны, то фармацевтической промышленности нужны болезни. Не случайно “здравоохранение” является самым прибыльным сектором мировой экономики, поскольку биг-фарма тратит на лоббирование в три раза больше, чем биг-ойл, и в два раза больше, чем биг-тех.
Потенциально бесконечный спрос на вакцины и экспериментальные генные препараты открывает перед фармацевтическими картелями перспективу практически неограниченных потоков прибыли, особенно если они гарантированы программами массовой вакцинации, субсидируемыми за счет государственных средств (т.е. за счет еще большего долга, который упадет на наши плечи).
Почему все методы лечения Ковида были преступным образом запрещены или саботированы? Как откровенно признает американский Потребнадзор, использование экстренных вакцин возможно только в том случае, если “нет подходящих, одобренных и доступных альтернатив”. Случай, когда истина лежит на виду. Более того, нынешняя религия вакцинации тесно связана с ростом фарма-доллара, который, питаясь пандемиями, должен повторить славу нефтедоллара, позволяя Соединенным Штатам продолжать осуществлять глобальное финансовое господство.
Зачем всему человечеству (включая детей!) вводить экспериментальные “вакцины” со все более опасными, но систематически преуменьшаемыми отрицательными последствиями, когда более 99% инфицированных, в подавляющем большинстве бессимптомных, выздоравливают? Ответ очевиден: потому что вакцины – это золотой телец третьего тысячелетия, а человечество – эксплуатационный материал “последнего поколения” вроде морской свинки.
Учитывая данный контекст, постановка пантомимы чрезвычайной ситуации удалась благодаря неслыханному манипулированию общественным мнением. Каждая “общественная дискуссия” о пандемии бесстыдно приватизирована, а точнее, монополизирована религиозной верой в научно-технические комитеты, финансируемые финансовыми элитами. Каждая “свободная дискуссия” узаконивается следованием псевдонаучным протоколам, тщательно вычищенным из социально-экономического контекста: человек “следует за наукой”, делая вид, что не знает, что “наука следует за деньгами”.
Знаменитое утверждение Карла Поппера о том, что “настоящая наука” возможна только под эгидой либерального капитализма в том, что он называл “открытым обществом”, сегодня становится реальностью в глобалистской идеологии, которая вдохновляет, в частности, фонд Джорджа Сороса “Открытое общество”. Сочетание “реальной науки” и “открытого и инклюзивного общества” делает доктрину Ковида практически невозможной для оспаривания.
Для COVID-19 можно представить следующую программу действий. Готовится фальшивый нарратив, основанный на эпидемическом риске, представленном таким образом, чтобы способствовать выработке массового страха и послушного поведения. Скорее всего, речь идет о диагностической реклассификации. Все, что нужно, это эпидемиологически неоднозначный вирус гриппа, на котором можно построить агрессивную историю заражения, относящуюся к географическим регионам, где высок уровень респираторных или сосудистых заболеваний у пожилых людей и населения с ослабленным иммунитетом – возможно, с отягчающим фактором сильного загрязнения окружающей среды. Не нужно много выдумывать, учитывая, что отделения интенсивной терапии в “продвинутых” странах уже были развалены в годы, предшествовавшие приходу Ковида. Другими словами, системы национального здравоохранения уже были развалены, а значит, подготовлены к сценарию пандемии.
Но на этот раз у безумия есть метод: объявляется чрезвычайное положение, что вызывает панику, в свою очередь приводящую к переполнению больниц и домов престарелых (с высоким риском сепсиса), применению гнусных протоколов и приостановке медицинской помощи. И вуаля, вирус-убийца становится самоисполняющимся пророчеством! Пропаганда, бушующая в основных центрах финансовой власти (особенно в Северной Америке и Европе), необходима для поддержания “чрезвычайного положения” (Карл Шмитт), которое немедленно принимается как единственно возможная форма политической и экзистенциальной рациональности. Целые группы населения, подвергающиеся мощной медийной бомбардировке, сдаются, принимая самодисциплину и придерживаясь с гротескным энтузиазмом форм “гражданской ответственности”, в которых принуждение превращается в альтруизм.
Весь сценарий пандемии – от “кривой заражения” до “смертей от Ковида” – основан на тесте ПЦР, который был разрешен для выявления SARS-CoV-2 в исследовании, проведенном в рекордно короткие сроки по заказу ВОЗ. Как многие уже знают, диагностическая ненадежность ПЦР-теста была осуждена самим его изобретателем, нобелевским лауреатом Кэри Маллисом (к сожалению, скончавшимся 7 августа 2019 года), и недавно подтверждена, в частности, 22 всемирно известными экспертами, которые потребовали его отмены из-за явных научных недостатков. Очевидно, что эти требования остались без внимания.
Тест ПЦР является движущей силой пандемии. Он работает через печально известный “порог циклов”: чем больше циклов вы делаете, тем больше ложноположительных результатов (инфекций, смертей от Ковида) вы получаете, как даже гуру Энтони Фаучи опрометчиво признал, когда заявил, что мазки бесполезны при превышении 35 циклов. Так почему же во время пандемии в лабораториях по всему миру регулярно проводились амплификации 35 и более циклов? Даже газета “Нью-Йорк Таймс”, которая, конечно, не является притоном опасных ковид-диссидентов, подняла этот ключевой вопрос прошлым летом.
Благодаря чувствительности мазка, пандемию можно включать и выключать, как кран, что позволяет режиму здравоохранения осуществлять полный контроль над “нумерологическим монстром” случаев заражения и смертей от Ковида – основными инструментами повседневного террора.
Все это нагнетание страха продолжается и сегодня, несмотря на смягчение некоторых мер. Чтобы понять, почему, мы должны вернуться к экономическим мотивам. Как уже отмечалось, центральные банки несколькими щелчками мыши создали несколько триллионов новых напечатанных наличных денег и влили их в финансовые системы, где они в значительной степени и остались. Целью печатания денег было заполнить катастрофические пробелы в ликвидности.
Большая часть этих “волшебных денег” по-прежнему заморожена в теневой банковской системе, на фондовых биржах и в различных схемах виртуальных валют, которые не предназначены для трат и инвестиций. Их функция заключается исключительно в предоставлении дешевых кредитов для финансовых спекуляций. Это то, что Маркс называл “фиктивным капиталом”, который продолжает петлеобразно расширяться и который теперь совершенно не зависит от экономических циклов на земле.
Суть в том, что нельзя допустить, чтобы вся эта наличность наводнила реальную экономику, поскольку последняя перегреется и вызовет гиперинфляцию. И вот тут-то “вирус” и пригодился. Если вначале он служил для “изоляции реальной экономики” (снова цитирую документ БМР), то теперь он контролирует ее предварительное открытие, характеризующееся подчинением догме вакцинации и хроматическим методам массовой регуляции, которые вскоре могут включать климатический карантин. Помните, как нам говорили, что только вакцины вернут нам нашу “свободу”? Слишком предсказуемо мы обнаружили, что путь к свободе усеян разнобуквенными “вариантами”, то есть итерациями вируса.
Их цель – увеличить “количество случаев” и, следовательно, продлить чрезвычайное положение, которое оправдывает выпуск центральными банками виртуальных денег, направленных на монетизацию долга и финансирование дефицита. Вместо того чтобы вернуться к нормальным процентным ставкам, элиты предпочитают нормализовать чрезвычайную ситуацию, подпитывая призрак заразы. Поэтому широко разрекламированное “сворачивание” (сокращение монетарного стимулирования) может подождать – как и Pandexit.
В ЕС, например, программа Европейского центрального банка по экстренным закупкам на сумму 1,85 триллиона евро, известная как PEPP, в настоящее время рассчитана до марта 2022 года. Однако, по некоторым данным, ее придется продлить и после этой даты. Тем временем, вариант Delta сеет хаос в индустрии путешествий и туризма, новые ограничения (включая карантин) срывают летний сезон.
И снова мы, похоже, попали в ловушку самоисполняющегося пророчества (особенно если, как утверждает нобелевский лауреат Люк Монтанье и многие другие, штаммы вируса, пусть даже легкие, являются следствием агрессивной кампании по массовой вакцинации). Как бы там ни было, суть в том, что вирус по-прежнему нужен дряхлому капитализму, единственный шанс на выживание которого зависит от смены парадигмы от либерализма к олигархическому авторитаризму.
Хотя их преступление далеко от совершенства, тем не менее, следует отдать должное организаторам этого глобального переворота – они проявили определенный садистский блеск. Их ловкость рук удалась, возможно, даже сверх ожиданий. Однако любая власть, нацеленная на тотализацию, обречена на провал, и это относится и к верховным жрецам религии Ковида, и к институциональным марионеткам, которых они мобилизовали, чтобы подготовить условия для чрезвычайной ситуации в сфере здравоохранения.
В конце концов, власть склонна заблуждаться относительно своего всемогущества. Те, кто сидит в кабинете менеджеров, не осознают, насколько шатко их господство. Они не видят, что их власть зависит от “высшей миссии”, к которой они остаются частично слепы, а именно от анонимного самовоспроизводства капиталистической матрицы. Сегодня власть принадлежит машине по извлечению прибыли, единственная цель которой – продолжать свой безрассудный путь, потенциально ведущий к преждевременному вымиранию homo sapiens.
Элиты, склонившие мир к повиновению Ковиду, являются антропоморфным проявлением капиталистического автомата, чья невидимость так же хитра, как и хитрость самого вируса. И новизна нашей эпохи в том, что “закрытое общество” – это модель, которая наилучшим образом гарантирует воспроизводимость капиталистической машины, независимо от ее антиутопического предназначения.
Источник: PhilosophicalSalon
