Французский художник и скульптор Жан Дюбюффе известен тем, что основал движение ар брют (дословно «грубого» или «сырого» искусства, принципиально близкого к любительской живописи детей или самоучек, не признает общепринятых эстетических норм и использует любые подручные материалы), для освобождения искусства от строгих законов западной эстетики. В своей лекции, прочитанной в Клубе искусств Чикаго в 1951 году, он предлагал обратить внимание на мышление и искусство так называемых «примитивных народов», которые во многом оказываются куда утончённее цивилизованного человека.
Не только в искусстве, но и во многих других областях происходит важная перемена в сознании людей. Определённые ценности, которые долгое время считались очевидными, начинают теперь казаться сомнительными и даже ложными. И, напротив, другие ценности, которые прежде пренебрегались, становятся более значимыми.
В ближайшем будущем произойдёт окончательный отказ от гуманизма, на котором наша культура основывалась начиная с эпохи Возрождения. Этой перемене во многом способствует приобретение новых знаний о мышлении так называемых «примитивных народов» и знакомство с их произведениями искусства, удивившими и очаровавшими западную публику.
Всё большей людей начинают осознавать, что Западу есть чему поучиться у этих «дикарей». Их техники и методы, которые поначалу казались нам очень грубыми, возможно даже более искусны, чем наши. Может оказаться, что утончённость и глубина ума также присущи им в большей степени, чем нам.
Лично я верю в ценности первобытного состояния: инстинкты, страсть, насилие, безумие. Я не имею в виду, что Запад лишён их. Но я считаю, что культура Запада — это одежда, которая ему больше не впору. Наша культура напоминает мёртвый язык, не имеющий ничего общего с языком, на котором говорят улицы. Она всё больше отдаляется от повседневной жизни и теряет свои корни.
Я — за искусство, которое имело бы непосредственную связь с повседневной жизнью и выражало бы наши подлинные переживания.
Я перечислю шесть пунктов, касающихся западной культуры, с которыми я не согласен.
1.
Характерная черта западной культуры — вера в то, что человек кардинально отличается от всех остальных существ. Мы не привыкли сравнивать человека с ветром, деревьями или реками — разве что в качестве фигуры речи. Как следствие, западный человек относится к деревьям и рекам с презрением.
Примитивный человек, напротив, верит в своё родство с реками и деревьями. Он с почтением относится ко всем существам и чувствует себя одним из них, а не их повелителем.
2.
Западный человек верит, что объекты внешнего мира именно такие, какими он их видит. Он твёрдо убеждён, что интеллект и логика имеют под собой твёрдую основу.
Примитивный же человек не верит ни в интеллект и логику, ни в другие способы мышления. Вот почему он придаёт такое важное значение состоянию сознания, которое мы зовём сумасшествием или помешательством. Я убеждён, что искусство имеет много общего с безумием и умственными расстройствами.
3.
Западная культура очень высоко ставит идеи и теории. Я считаю идеи низшим проявлением умственных способностей. Если использовать метафору лестницы, то идеи будут лестничной площадкой — местом, где мыслительный процесс останавливается. Идеи — как конденсат, образовавшийся вследствие контакта с интеллектом и логикой.
Меня не интересует эта лестничная площадка идей. Я стремлюсь уловить мысль в процессе развития, прежде чем она оформится в идею.
Искусство и философия Запада зиждутся на идеях и теориях. Но моё искусство и моя философия опираются на более низкие ступени сознания. Я всегда стараюсь ухватить мыслительный процесс ближе к корням, где сока побольше.
4.
Западная культура очень любит анализ. Я же не испытываю к нему доверия. Западные люди считают, что любой объект можно познать, разделив его на части, а затем изучив каждую часть по отдельности. Я склонен скорее к объединению. Разделение объекта даже на две части отдаляет от его понимания. У меня есть ощущение, что целое не равно сумме своих частей.
Когда я хочу что-либо как следует рассмотреть, моё чутье подсказывает мне разглядывать этот объект вместе со всем, что его окружает. Если я вижу дерево в поле, я не стану нести его в свою лабораторию, чтобы рассмотреть его под микроскопом. Я считаю, что ветер, играющий в его листьях, птицы, сидящие на его ветвях, и даже пение этих птиц — неотделимы от этого дерева и необходимы для его познания.
5.
Наша культура основана на полном доверии к языку, особенно в письменной форме, и на его адекватности в выражении сложных идей. Я считаю, что это заблуждение. Язык представляется мне примитивной системой рудиментарных алгебраических символов, затрудняющей мышление вместо того, чтобы способствовать ему. Речь, оживлённая интонациями и мимикой, кажется мне более точной и эффективной. Письменный же язык — это посредственный инструмент: как средство выражения он передаёт только мёртвый остаток идеи; как средство исследования он обременяет процесс мышления и искажает его.
Как и примитивный человек, я считаю живопись более точным инструментом и более богатым средством для выражения идей, чем печатное слово. Самое интересное в мышлении — не сам момент преобразования в формальные идеи, а предшествующие ему мгновения.
6.
Согласно западному представлению о красоте, есть красивые вещи и уродливые вещи, красивые люди и уродливые люди, красивые места и уродливые места. Я категорически отказываюсь принять эту ограниченную и омерзительную идею.
Греки первыми заявили, что одни вещи красивее других. Так называемые дикари не верят в эту идею и не понимают, о чём идёт речь, когда с ними заговаривают о красоте. Именно по этой причине западный человек зовёт их дикарями. Он зовёт дикарём каждого, кто не знает о существовании красивых и уродливых вещей и не видит между ними разницы.
Западные люди на протяжении вот уже многих веков спорят о том, что красиво, а что уродливо. Ни у кого нет сомнений, что красота существует и, тем не менее, нельзя найти двух людей, которые бы соглашались, какие вещи ею наделены. Вдобавок представления о красоте меняются каждое столетие. С наступлением каждого следующего века западная культура объявляет красивым то, что в предыдущем называла уродливым.
И всё же идея красоты очень высоко ценится в нашей культуре, а веру в красоту принято считать одним из краеугольных камней западной цивилизации.
Я нахожу идею красоты примитивным и не слишком оригинальным изобретением. Горько думать о людях, лишённых права считаться красивыми из-за того, что они слишком тучные или слишком старые. Сама мысль о том, что наш мир состоит по большей части из уродливого, а красота встречается крайне редко, приводит в уныние. Мне кажется, что Запад немногое потеряет, если откажется от этой идеи. И напротив, если он осознает, что не существует ничего уродливого и что каждая вещь может быть привлекательной, это обогатит нашу жизнь.
Но как насчёт искусства? Со времён Древней Греции задачей искусства считалось создание красивых линий и сочетаний цветов. Что будет с искусством, если отказаться от этого представления? Искусство вернётся к своему подлинному назначению, более важному, чем создание приятных глазу форм и цветов.
Я не считаю подбор привлекательных сочетаний очень благородным занятием. Если бы цель искусства состояла только в этом, я бы не потратил на него и часа своего времени. Искусство обращается к уму, а не к глазу. Именно так всегда считали примитивные народы, и они правы. Искусство — это язык, средство познания и средство выражения.
Живопись имеет двойное преимущество перед словами. Во-первых, она оперирует знаками, которые близки к самим вещам, в отличие от слов, которые абстрактны и бестелесны. Более того, живопись использует материалы, которые сами по себе являются вещами. Вот почему живопись намного более эффективна для понимания сути вещей. Во-вторых, живопись — более прямая и непосредственная форма, чем слова. Она ближе к крику или танцу. Вот почему как средство для выражения внутреннего состояния она намного успешнее.
Эти два качества делают живопись уникальным инструментом для мышления — или, если угодно, прозрения. А благодаря своей способности облекать прозрение в форму, она позволяет нам приобщиться к откровениям художника наравне с ним.
Живопись способна обогатить мир удивительными открытиями, открыть человеку новые мифы и тайны, показать неограниченное количество неожиданных аспектов вещей и неизвестных ранее ценностей.
Такая живопись кажется мне намного более стоящим занятием для художника, чем создание приятных глазу сочетаний форм и цветов.
Источник: Austincc
