Мария КУЧЕРЕНКО, руководитель проектов Центра исследований проблем гражданского общества, для “Хвилі”
Появились и устойчивые формулы для обозначения ситуации, которая то «остается тяжелой, но контролируемой», то «полностью контролируемой». В сводках появилась обязательная рубрика о потерях врага и о выполненных силами украинской армии боевых задачах. Авторы данной концепции попытались уйти от проклятия повторения слов «украинские потери» и это было однозначно правильное начинание.
Можно ли считать Закон об особенностях политики по обеспечению государственного суверенитета над оккупированными территориями набором правовых инструментов, который дает исчерпывающие ответы, или задействует весь необходимый спектр мер, адекватный реальной ситуации на фронте? Вряд ли.
Однако переход к ООС фактически сделал действия всех силовиков более скоординированными и централизованными, а Операция объединенных сил выступила тем единственным форматом миротворческой миссии, который сегодня доступен Украине, и за который впоследствии не придется платить огромную цену в виде переходных администраций, в чью повестку дня непременно входят «болючі, але необхідні компроміси, завдяки яким вже не стріляють». Но разговоры о необходимости мира здесь и сейчас, о «компромиссах» и «диалоге о мире» никуда не денутся, более того – чем ближе будет весна 2019 года – тем больше мы увидим разного рода «миротворческих планов», которые будут отличаться друг от друга лишь степенью готовности той или иной политсилы или политпроекта сдавать позиции и набором штампов про борьбу «тих, хто прагне миру проти дикого диванного популізму\мілітаризму\фейсбучного критиканства» (нужное подчеркнуть).
Даже военное положение, которое должно было явиться той мерой, что завершила бы процесс подбора определений и слов для происходящего на востоке, оказалось только его видимостью: указ о военном положении содержал лишь информацию о том, что касалось дальнейшей судьбы резервистов первой очереди, в тексте не была предпринята даже попытка обоснования введения военного положения на 30 дней, а не, к примеру, на 60, 90, 100. Очевидно, потому что обосновать такое решение можно было только тем, что устроил парламент вместо конструктивного обсуждения правовой рамки, в которой предлагалось жить стране.
Украинские политики в данной ситуации оказались заложниками провластного дискурса, продвигавшегося все предыдущие четыре года войны, в потоках которого различные эксперты и аналитики рассуждали о мнимой идентичности объявления войны военному положению, о «страшных и необратимых последствиях такого шага для ведения боевых действий», о том, что «важнейшим для нас искусством являются выборы» и т. д. Цитируя классика, Украина действительно не Россия: здесь еще не научились переключаться с одной «правды» на другую молниеносно, и достаточно консервативны в отношении дискурсов, особенно тех, которые так активно продавливались, или, вернее сказать, процарапывались столь долгое время.
Требование определенности в исполнении РФ было скорее требованием, адресованным самим оккупационным администрациям и создающим их видимость. В РФ хотели выстраивания своего рода «вертикалей», безо всякого своеволия – именно поэтому было необходимо устранить Захарченко, от которого проблематично было добиться адекватных отчетов об освоенных средствах.
Выстраивание предельно ясных и простых схем никогда не было сильной стороной Суркова, и потому все большую значимость на оккупированных территориях приобретает ранее курировавшая «силовой блок» ФСБ. Из ОРДЛО понемногу начинают исчезать такие «гении» военной и геополитической мысли как Захар Прилепин, а его «батальон» принудительно встраивают в структуры «МВД ДНР», появляются попытки систематизировать деятельность разного рода «казачеств» и сделать всю эту костюмированную вечеринку более упорядоченной, иностранные боевики вроде Берича и Живковича то и дело покидают «республики», что в итоге и поспособствовало задержанию последнего.
Но сама РФ в отношении оккупированных территорий определяться не собиралась: на данный момент речь не идет ни о реанимации «проекта Новороссия», ведь кураторам из спецслужб необходимо делить между собой средства и делать это без особого шума, ни о «повторении крымского чуда», о чем то и дело прямо говорят полузабытые «герои русской весны», ни даже о новых поворотах в деятельности разного рода «интеграционных платформ» и комитетов.
На фоне всего этого существует население ОРДЛО, которое хотело бы услышать некие определенные ответы от кого бы то ни было: в фокус-группах «Мысли и настроения жителей оккупированных территорий», представленных Институтом будущего, отчетливо показано, что многие из опрошенных предпочли бы или «крымский сценарий», или возврат в состав Украины на «своих условиях», но не нынешнее положение вещей, при котором они располагают «документами» и правами граждан никем не признанных (помимо не менее «серой» Южной Осетии) «республик».
Псевдовыборы в ОРДЛО, с нарисованной заранее явкой и «иностранными наблюдателями» из числа давно проживающих на оккупированных территориях выходцев из других государств, подтвердили, что единственной мотивацией населения оккупированных территорий идти на «выборы» были условия, продиктованные оккупационными администрациями: возможность дешевле купить продукты на участках и угрозы лишения выплат, на которые люди все еще пытаются жить.
И в РФ, и в Украине как мантру повторяют, что «время играет на нас»: в Украине – апеллируя к санкциям, которые «рано или поздно додавят Россию», в РФ – утверждая, что «Донбасс выбрал свой путь развития и там уже есть государства». Но не стоит забывать о том, что время может играть на Украину при всех существующих вводных в виде санкций, которые, безусловно, важны как инструмент, только в том случае, если мы отдаем себе отчет для чего именно мы выигрываем время.
Если время необходимо нам лишь для того, чтобы играть в разного рода «гибридные военные положения» при вполне реальных и ощутимых военных угрозах, которые были все эти годы и никуда не девались ни на один день войны, если оно необходимо чтобы собирать резервистов первой очереди (а это люди, уже прошедшие АТО) на малопонятные по форме и содержанию учения, при ни на секунду не изменившейся жизни остального населения страны, если время так нужно нам, чтобы говорить о выборах, как о краеугольном камне всей жизни Украины как государства, то вывод неутешителен: это время, выигранное зря.
Пока руководство страны не может и не хочет давать определенные и однозначные ответы на те вызовы, с которыми сегодня сталкивается Украина, в человеческом измерении конфликта происходят необратимые изменения: люди перестают воспринимать всерьез слова «война», «военное положение», «учения», «сборы», хотя война все еще идет. И это – самое страшное из всех возможных последствий подобных действий. На оккупированных территориях «приспосабливаются», и линия разграничения для многих неизбежно перестает быть чем-то фатальным, становясь источником дохода. Люди ищут возможности к физическому выживанию и одного времени как инструмента недостаточно, чтобы переломить ситуацию.
Да, одного человеческого измерения как такового – мало (как бы цинично это ни звучало), и существует масса других плоскостей конфликта, о которых нельзя забывать. Но куда важнее помнить кому все это нужно изначально и для чего. А чтобы помнить – так или иначе необходима ясность и определенность в формулировках.
